книжный портал
  к н и ж н ы й   п о р т а л
ЖАНРЫ
КНИГИ ПО ГОДАМ
КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЯМ
правообладателям
Глубина в небе

Вернор Виндж

Глубина в небе

Примечание автора:

Действие романа происходит через тысячи лет после наших дней. Связь с современными языками и системами письменности весьма отдаленная. Замечу только, что первый звук словосочетания Кенг Хо читается как «ч». (Эту проблему отлично поняла бы Триксия Бонсол!)

Пролог

Охота на этого Человека растянулась на восемь веков и сотни световых лет. И поиск велся в такой тайне, что даже не все ищущие знали о нем. Поначалу это были просто зашифрованные запросы, скрытые в радиопередачах. Но шли десятилетия и века. Появлялись ниточки, интервью с товарищами Человека по путешествиям, стрелки в десятки разных направлений: Человек в одиночку направляется куда-то вдаль; Человек умер еще до того, как его стали искать; Человек собрал флот и возвращается с войной.

Время шло, и среди историй выделились наиболее правдоподобные. Свидетельства бывали настолько достоверны, что отдельные корабли выходили из графика и целые десятилетия тратили на поиск новых следов. Из-за отклонений и задержек терялись целые состояния, но убытки несли немногие из самых богатых торговых Семей, и они тайно списывались. Они были так богаты, а поиски так важны, что колоссальные убытки почти ничего не значили. Ибо область поисков сужалась: Человек путешествовал один – размытый след разных личностей, цепочка разовых работ на мелких торговых судах, но он все ближе и ближе шел к этому краю Людского Космоса. И вот область поиска сузилась до ста световых лет, до пятидесяти, до двадцати – и до полудюжины звездных систем.

И наконец охота на Человека сошлась на едином мире у края Людского Космоса вблизи ядра галактики. Настало время, когда Сэмми счел целесообразным для окончания охоты направить целый флот. Ни команда, ни даже большинство владельцев не знали истинной цели задания, но шансы окончить наконец поиск были очень велики.

И Сэмми высадился на Триленде. На этот раз капитану флота имело смысл заняться мелочами: Сэмми был единственным во всем флоте, кто знал Человека лично. Учитывая же теперешнюю популярность его флота в здешних местах, он мог прорваться через любую бюрократическую чушь, если она возникнет. Вполне уважительные причины… Но Сэмми прибыл бы на планету в любом случае.

Я ждал, долго ждал, и вот скоро мы его возьмем.

– Почему я должен помогать вам кого-то искать? Мамочку свою просите! – Коротышка отступал вглубь своего кабинета. За ним была сантиметровая щелка приоткрытой двери, и коротышка крепко ее захлопнул, но Сэмми успел заметить испуганный детский глаз подглядывающий за ними в щелку. Коротышка злобно сверлил взглядом констеблей Лесничества, вошедших в здание перед Сэмми. – Повторяю вам еще раз: мое дело – сеть! Если вы не можете найти там, чего хотите, значит, я вам этого дать не могу!

– Простите, – похлопал Сэмми по плечу ближайшего констебля. – Извините…

И он пробрался сквозь ряды своих защитников.

Владелец кабинета видел, что к нему пробирается кто-то высокий, и потянулся к своему столу. О Боже, если он грохнет свои сетевые базы данных, они от него ничего не добьются!

Но этот деятель застыл на полпути и ошеломленно уставился в лицо Сэмми.

– Адмирал?

– Капитан флота, с вашего разрешения.

– Да, конечно! Мы вас каждый день по новостям смотрим. Прошу вас, садитесь! Это вы – источник запроса?

Манеры коротышки изменились – будто цветок раскрылся навстречу солнцу. По всей видимости, среди местного населения Кенг Хо была больше популярна, чем Лесничество. Через несколько секунд владелец – «частный следователь», как он себя называл, – вытаскивал записи и запускал программы поиска.

– Гм… у вас нет ни имени, ни хорошего описания внешности – только вероятная дата прибытия. Так, Лесничество утверждает, что ваш человек стал кем-то по имени «Бидвел Дункан»… – Он скользнул взглядом по молчаливым констеблям и улыбнулся. – Они отлично умеют делать бессмысленные выводы из недостаточной информации. В данном же случае… – Он что-то сделал с программами поиска, – Бидвел Дункан. Да, теперь, когда он ищется, я, кажется, припоминаю, что вроде бы о нем слышал. Лет шестьдесят или сто назад он создал себе довольно громкое имя.

Эта фигура появилась из ниоткуда со скромными деньгами и потрясающей способностью к саморекламе. За тридцать лет он приобрел поддержку нескольких крупных корпораций и даже симпатии самого Лесничества.

– Утверждается, что Дункан – человек с деньгами, но никак не борец за свободу. Просто хотел тратить деньги по какому-то долгосрочному и безумному плану. В чем был план? Он хотел… – Частный следователь поднял глаза от бегущей перед ним информации. – Он хотел финансировать экспедицию к Мигающей!

Сэмми только кивнул.

– Черт побери! Если бы ему удалось, экспедиция с Триленда была бы уже на полпути. – Следователь замолчал на секунду, будто рассматривая такую возможность, и вернулся к записям. – И вы знаете, ему почти удалось. Мир вроде нашего сегодняшнего в попытках выйти к звездам обанкротился бы сразу. Но шестьдесят лет назад на Триленд прилетел одиночный корабль Кенг Хо. Конечно, они не собирались нарушать свое расписание, но кое-кто из сторонников Дункана надеялся, что они нам помогут. Дункан к этой идее не имел никакого отношения, он с Кенг Хо даже не стал говорить. И после этого Бидвел Дункан сильно потерял доверие. И исчез с горизонта.

Все это было в записях местного Лесничества на Триленде. Сэмми сказал:

– Да. Нас интересует, где этот индивидуум находится в данный момент.

Уже шестьдесят лет в солнечную систему Триленда не заходил ни один межзвездный корабль. Он здесь!

– А, так вы интересуетесь, нет ли у нас какой-то дополнительной информации, которая может быть полезной даже после того, что случилось у нас за последние три года?

Сэмми подавил импульс взорваться. Чуть-чуть терпения – что это значит по сравнению со столетиями ожидания?

– Да, – ответил он с благосклонной рассудительностью. – Хорошо было бы осмотреть все углы, как по-вашему?

– Верно. И вы пришли туда, куда надо. Мне известно в этом городе такое, за чем люди из Лесничества не дают себе труда следить. И я в самом деле хочу вам помочь. – Он проглядывал какой-то сканирующий анализ, так что потерей времени это нельзя было назвать. – Эти инопланетные послания по радио изменят наш мир, и я хочу, чтобы мои дети…

Тут следователь вдруг нахмурился.

– Ха! Вы как раз упустили этого типа Бидвела, капитан флота. Видите? Он уже десять лет как умер.

Сэмми ничего не сказал, но, наверное, что-то в нем изменилось: коротышка вздрогнул, встретившись с ним взглядом.

– Й-йя сожалею, сэр. Может быть, он что-то оставил? Завещание, к примеру?

Не может быть. Не теперь, когда я так близко!

Но об этой возможности Сэмми знал всегда. Во вселенной с куцым временем жизни и необъятными расстояниями это было тривиальной угрозой.

– Полагаю, мы заинтересованы в любых данных, которые могли остаться от этого человека.

Слова прозвучали очень бесцветно. «Во всяком случае, дело теперь можно закрыть», – такова будет последняя елейная строчка сводки, составленной каким-нибудь аналитиком разведки.

Следователь защелкал клавишами и забормотал, обращаясь к своим устройствам. Отдел Лесничества неохотно аттестовал его как одного из лучших в городе, настолько хорошо распределившего ресурсы, что они не могли просто конфисковать его оборудование, чтобы взять все, что у него есть. Он искренне хотел помочь…

– Может быть, и есть завещание, капитан флота, но в сети Грандвиля его нет.

– А в каком-нибудь другом городе?

Тот факт, что Лесничество разделило сети городов, предвещало Триленду очень нерадостное будущее.

– Вообще-то нет. Видите ли, Дункан умер на одном из кладбищ св. Ксупера-Нищего. На том, которое в Лоусиндере. Похоже, что монахи сохранили его наследие. И я уверен, что они отдадут его в обмен на достойный вклад.

Взгляд коротышки снова обратился на констеблей, и его лицо закаменело. Может быть, он узнал старшего – Комиссара Городской Безопасности. Уж эти-то точно могли порастрясти монахов без всякого вклада.

Сэмми встал и поблагодарил частного следователя словами, которые ему самому показались деревянными. Когда он встал и направился к двери, уводя свой эскорт, следователь быстро вышел из-за стола и побежал за ним. Сэмми вдруг понял, что коротышке не заплатили. И повернулся, испытывая невольную симпатию к этому человеку. Его восхитила способность требовать свою плату даже перед лицом столь недружественных полицейских.

– Вот, – начал было Сэмми, – все, что я могу вам…

– Нет-нет, – поднял руки коротышка. – Это не нужно. Но я хочу попросить вас об одолжении. Видите ли, у меня большая семья, и детки – такие талантливые, что таких больше и нет. Объединенная экспедиция не отправится с Триленда еще по крайней мере несколько лет. Вы не могли бы, чтобы мои дети, ну хоть один из них?..

Сэмми склонил голову набок. Одолжения, ставящие под угрозу успех дела, стоят очень дорого.

– Мне очень жаль, сэр, – сказал он так мягко, как только мог. – Вашим детям придется состязаться со всеми остальными. Заставьте их учиться в колледже как следует. Пусть выберут те специальности, которые были заявлены. Это даст им хорошие шансы.

– Да, капитан флота! Это именно то одолжение, о котором я просил! Вы не проверите… – Он глядел на Сэмми в упор, игнорируя всех остальных, – вы не проверите, чтобы им дали право учиться в колледже?

– Разумеется. – Вот небольшое нарушение академических правил поступления Сэмми никак не тревожило. До него дошло, что на самом деле хочет сказать собеседник. – Сэр, это я вам гарантирую.

– Спасибо! Спасибо! – Коротышка сунул в руку Сэмми визитную карточку. – Здесь мое имя и данные. Я буду их все время обновлять. Прошу вас, не забудьте!

– Да, мистер, э-э, Бонсол. Я не забуду.

Классическая сделка в стиле Кенг Хо.

Город нырнул вниз под флаер Лесничества. В Грандвиле было не больше полумиллиона жителей, но они ютились в битком набитых рокочущих трущобах, и воздух над ними дрожал от летнего жара. Вокруг на тысячи километров тянулись лесные массивы первых поселенцев – девственная глушь земного типа.

Флаер по крутой дуге метнулся в индиговое небо, устремляясь на юг. На шефа «городской безопасности» Триленда, сидящего рядом, Сэмми не обращал внимания – ни необходимости, ни желания быть дипломатичным у него не было. Он простучал вызов связи к своему заместителю, и рапорт Киры Лизолет поплыл у него перед глазами. Сум Дотран согласился на изменение расписания, и весь флот пойдет к Мигающей.

– Сэмми! – прорезался голос Киры на фоне авторапорта. – Как прошло?

Кира Лизолет единственная во всем флоте, кроме него, знала истинную цель экспедиции – охоту на Человека.

– Я… – «Мы его потеряли, Кира». Эти слова Сэмми не мог заставить себя произнести. – Смотри сама, Кира. Последние две тысячи секунд моих полномочий. Я теперь направляюсь в Лоусиндер… связать последний разорванный конец.

Пауза. Лизолет умела быстро просматривать указатели. Через секунду он услышал, как она выругалась про себя.

– Ладно… но свяжи этот конец наверняка, Сэмми. Бывали раньше случаи, когда мы были уверены, что его потеряли.

– Не так, как сейчас, Кира.

– Я сказала: нужна абсолютная уверенность.

В голосе женщины звучала сталь. Ее народ владел большой частью флота. Один корабль принадлежал ей самой. Фактически во всей экспедиции она – единственный из владельцев. В большинстве случаев это не создавало затруднений. Кира Пен Лизолет была женщиной разумной почти во всех вопросах. Этот как раз был исключением.

– Я все проверю, Кира. Ты меня знаешь. – Сэмми вдруг осознал присутствие главы безопасности Триленда рядом с собой – и вспомнил, что случайно узнал секундой раньше. – Как там наверху?

Ее ответ был в своем роде даже извинением.

– Отлично. Я получила с верфей подтверждение отказов от претензий. Сделки с промышленными лунами и астероидными шахтами выглядят солидно. Мы продолжаем детальное планирование. Я все еще думаю, что успеем закончить оборудование судов и комплектацию экипажей за триста мегасекунд. Ты же знаешь, как яростно трилендеры хотят отхватить себе кусок от экспедиции.

В ее голосе он услышал улыбку. Связь была зашифрованной, но она знала, что на его конце шифратор не задействован намеренно. Триленд – Клиент, а в будущем и Партнер по экспедиции, но пусть знают свое место.

– Очень хорошо. Добавь туда такой пункт, если его еще там нет: «В связи с нашим желанием иметь в команде наилучших специалистов, мы требуем от Лесничества открытого доступа в университет для всех, кто проходит наши тесты, а не только для наследников Первых Поселенцев».

– Конечно… – Секундная пауза, как раз чтобы посмотреть тексты. – Владыче, как мы могли такое пропустить?

Могли, потому что есть дураки, которых невозможно недооценить.

Через тысячу секунд навстречу им вынырнул Лоусиндер. Это было почти на тридцати градусах южной широты. Ледяная пустыня вокруг напоминала пейзаж экваториального Триленда до Прибытия, пятьсот лет назад, когда Первые Поселенцы еще не начали заполнять атмосферу тепличными газами и строить уникальную структуру землеподобной экологии.

Сам Лоусиндер находился в центре экстравагантной формы черного пятна – результата пятисотлетнего действия «ядерно чистого» ракетного топлива. Здесь располагался самый большой наземный космопорт Триленда, но выросший близ него город был таким же мрачным и трущобным, как и все прочие на этой планете.

Флаер перешел на винтовую тягу и зарокотал над городом, медленно снижаясь. Солнце стояло у самого горизонта, и улицы почти погрузились в сумерки. С каждым километром они казались все уже и уже. Оригинальные строения сменились коробками, которые когда-то могли быть грузовыми контейнерами. Сэмми угрюмо смотрел. Первые Поселенцы столетиями старались создать красивый мир, теперь же он катастрофически уходил из-под контроля. В мирах с искусственным земным ландшафтом это было общей проблемой. Существовало не меньше пяти методов безболезненно обеспечить конечный успех терраформной деятельности, но если Первые Поселенцы и их «Лесничества» не хотят принимать ни одного из них… что ж, тогда, быть может, не эта цивилизация будет встречать его флот при возвращении. А вскорости ему предстоит вести сердечную беседу с представителями правящего класса.

Флаер нырнул между коробчатыми домами, и мысли Сэмми вернулись к настоящему. Ему вместе с громилами из Лесничества пришлось идти по наполовину замерзшей слякоти. Штабеля коробок с одеждой – пожертвования? – на ступенях здания. Громилы тщательно их обходили. Процессия взошла на ступени и вошла внутрь.

Смотритель кладбища, называвший себя брат Песня, был стар, как смерть.

– Бидвел Дункан? – спросил он. Глаза его скользнули мимо лица Сэмми – его он не узнал, но что такое Лесничество, ему объяснять было излишне. – Бидвел Дункан умер десять лет назад.

Он лгал. Лгал!

Сэмми оглядел захламленную комнату. Вдруг он почувствовал, что он так опасен, что это превосходит даже самые дикие слухи на флоте.

Прости меня Господь, но я от этого человека правды добьюсь любой ценой.

Он поглядел на брата Песню и попытался изобразить дружелюбную улыбку. Очевидно, получилось не совсем, поскольку брат Песня отступил на шаг.

– Кладбище – это место, предназначенное, чтобы люди там умирали, правда, брат Песня?

– Это место для всех, чтобы жить в природной полноте своего времени. И все деньги, которые приносят нам, мы тратим на то, чтобы помочь тем, кто к нам приходит.

В извращенной ситуации Триленда примитивизм брата Песни приобретал страшного вида смысл. Он помогал самым больным из беднейших, насколько мог.

Сэмми поднял руку:

– Я пожертвую бюджет ста лет каждому из кладбищ вашего ордена… если вы отведете меня к Бидвелу Дункану.

– Я… – Брат Песня отступил еще на шаг и тяжело сел. Он почему-то понимал, что Сэмми может исполнить обещанное. Может быть… Но старик поднял глаза на Сэмми, и в глазах его читалось бесконечное упрямство. – Нет. Бидвел Дункан десять лет назад умер.

Сэмми пересек комнату, схватился за подлокотники кресла, где сидел старик, и приблизил свое лицо к его глазам.

– Ты знаешь людей, которые пришли со мной. Ты сомневаешься, что по первому моему слову они разнесут твое кладбище по кускам? Ты сомневаешься, что если мы не найдем здесь то, что я ищу, то же случится с каждым кладбищем твоего ордена по всему этому миру?

Ясно было, что брат Песня не сомневается. Он знал, что такое Лесничество. И все же Сэмми на миг испугался, что брат Песня пойдет и на это.

И мне тогда придется сделать то, что я должен сделать.

Старик вдруг съежился, беззвучно зарыдав.

Сэмми отодвинулся от кресла. Прошло несколько секунд. Старик перестал плакать и с трудом поднялся. Он не посмотрел на Сэмми, не сделал жеста, он просто вышел из комнаты шаркающей походкой.

Сэмми и его свита пошли за ним, вытянувшись цепочкой по длинному коридору. Там жил ужас. Он заключался не в тусклых и поломанных лампочках, не в потеках на стенных панелях, не в грязном протертом полу. Вдоль всего коридора на диванах и в креслах на колесиках сидели люди. Сидели и смотрели… в никуда. Сэмми сперва подумал, что у них скорлупки, и зрение их далеко отсюда, быть может, в каком-то общем воображении. В конце концов, некоторые ведь из них что-то говорили, другие постоянно и сложно жестикулировали. И тут он заметил на стене знаки, нанесенные краской. Простой отслаивающийся материал – и больше здесь смотреть было не на что. А у сидящих в холле людей глаза были невооруженные – и пустые.

Сэмми подошел поближе к брату Песне. Старик разговаривал на ходу сам с собой, но в словах его был смысл. Он говорил о Человеке.

– Бидвел Дункан не был добрым человеком. Не таким, который может понравиться с самого начала… и особенно с самого начала. Он сказал, что был когда-то богат, но нам не принес ничего. Первые тридцать лет, пока я был молод, он работал усерднее нас всех. Не было для него работы ни слишком грязной, ни слишком тяжелой. Но у него для каждого было недоброе слово. Он издевался над каждым. Он мог просидеть с пациентом последнюю ночь его жизни, а потом фыркать и хихикать.

Брат Песня говорил в прошедшем времени, но Сэмми почти сразу понял, что монах не пытается его ни в чем убедить. Он даже не сам с собой говорил – это было как надгробное слово для человека, который очень скоро умрет.

– А потом проходили годы, и он, как и мы, остальные, мог делать все меньше и меньше. Он говорил о своих врагах, о том, что они убьют его, если найдут. И смеялся, когда мы предлагали его спрятать. В конце концов от него осталась одна только злобность, да и та бессловесная.

Брат Песня остановился перед большой дверью. Над ней висел цветастый веселый плакат:

В КОМНАТУ СОЛНЦА.

– Дункан будет среди тех, кто смотрит на закат.

Но монах не открыл дверь. Он стоял, опустив голову, в общем, путь к двери не преграждая.

Сэмми начал обходить его, потом остановился и сказал:

– Плата, о которой я говорил. Она будет переведена на счет вашего ордена.

Старик не поднял глаз, только плюнул Сэмми на китель, повернулся и зашаркал прочь, проталкиваясь мимо констеблей.

Сэмми отвернулся и потянул механический замок.

– Сэр? – Это его окликнул комиссар городской безопасности. Полицейский-бюрократ подошел поближе и тихо произнес: – Э-гм, мы бы не хотели быть вашим эскортом, сэр. Надо было на эту работу поставить ваших людей.

Ничего себе!

– Согласен, комиссар. Так почему вы не дали мне их взять с собой?

– Это было не мое решение. Я думаю, они считали, что констебли будут более благоразумны. – Полицейский отвернулся. – Послушайте, капитан флота! Мы знаем, что вы, Кенг Хо, давно таите обиду.

Сэмми кивнул, хотя эта истина касалась скорее цивилизаций-Клиентов, чем отдельных лиц. Полицейский наконец-то посмотрел ему прямо в глаза.

– Ладно, мы взялись сотрудничать. Мы гарантировали, что никакие сведения о вашем поиске не просочатся… к его предмету. Но убирать этого парня для вас мы не будем. Мы отвернемся, будем смотреть в сторону, и вас не остановим. Но делать его для вас мы не будем.

– А! – Сэмми попытался себе представить, где именно в пантеоне высокоморальных героев будет место этого человека. – Отлично, комиссар. Мне только и требуется, чтобы вы не становились у меня на дороге. А делом я могу заняться сам.

Полицейский коротко кивнул, отступил на шаг и не пошел за Сэмми, когда тот открыл дверь «в комнату солнца».

Воздух был холодным и затхлым – все же лучше, чем влажная духота коридора. Сэмми начал спуск по темной лестнице. Он все еще был в здании, но уже не в такой степени. Когда-то это был выход, ведущий на уровень улиц. Теперь он был загорожен стенками из пластиковых листов, как затененный внутренний дворик.

Что если он вроде тех развалин в холле?

Они напомнили Сэмми людей, которые пережили возможности медицинской поддержки. Или оказались жертвами безумных экспериментов. Разум погибал по частям. Возможность такого конца он никогда всерьез не учитывал, но теперь…

Он дошел до конца лестницы. За углом был намек на дневной свет. Сэмми вытер губы тыльной стороной ладони и долго стоял неподвижно.

Давай!

Он пошел вперед и оказался в большой комнате. Она была похожа на стоянку для машин, но сверху полупрозрачные пластиковые плиты. Нагрева здесь не было, и холод задувал в щели пластика. Несколько сильно закутанных фигур сидели в креслах на открытом месте. Они не смотрели никуда конкретно; некоторые вообще глядели в серый камень наружной стены.

Все это Сэмми едва отметил. В дальнем конце комнаты низко спускался наклонной колонной солнечный луч сквозь прозрачный – или выломанный – участок крыши. И в середине этого луча сидел только один человек.

Сэмми медленно пересек комнату, не отрывая глаз от фигуры, окрашенной золотом и багрянцем заката. В лице сидевшего прослеживалось родовое сходство с высшими Семьями Кенг Хо, но Сэмми этого лица не помнил. Неважно – Человек мог сменить лицо уже давным-давно. Кроме того, у Сэмми в кармане был определитель ДНК и образец истинного кода ДНК Человека.

Тот был закутан в одеяло, на голове у него была вязанная шапочка. Он не шевелился, но, казалось, он на что-то смотрел. Смотрел на закат.

Это он. Убеждение возникло без рационального обдумывания, как наитие. Он. Может быть, неполный, но это он.

Сэмми взял разболтанное кресло и сел лицом к фигуре, освещенной лучом. Прошла сотня секунд. Две сотни. Последние лучи заката угасали. Взор человека остался пуст, но он отреагировал на упавший на лицо холод. Голова его повернулась, – он как бы пытался оглядеться, и, кажется, заметил посетителя. Сэмми повернулся так, что его лицо осветилось закатным небом. У того, другого, что-то мелькнуло в глазах – недоумение, всплывающие из глубины воспоминания. Вдруг руки Человека выскочили из-под одеяла и дернулись к лицу Сэмми, как когтистые лапы.

– Ты!

– Да, сэр. Я.

Поиски восьми веков закончились.

Человек неловко поежился в кресле на колесах, поправляя одеяла. Несколько секунд он сидел молча, когда же он заговорил, в его словах была ненависть.

– Я знал, что твоя… порода не оставит меня в покое и все еще меня ищет. Я финансировал этот дурацкий культ Ксупера, но я всегда знал… что этого может быть недостаточно. – Он снова пошевелился в кресле. В его глазах появился блеск, которого Сэмми в старые дни не видел. – Можешь ничего не говорить. Каждая Семья немного отстегнула. Может, даже на каждом корабле Кенг Хо есть член экипажа, который меня высматривает.

Он не имел понятия о масштабе поиска, который позволил в конце концов его найти.

– Мы не хотим причинять вам вреда, сэр.

Человек коротко рассмеялся, но спорить не стал, хотя и ни капельки не поверил.

– Просто мне не повезло, что агентом на Триленд послали тебя. У тебя хватило ума меня найти. Они должны были бы использовать тебя получше, Сэмми. Тебе полагалось бы уже быть капитаном флота или выше, а не наемным убийцей на побегушках. – Он снова шевельнулся и потянулся рукой вниз, будто почесать ягодицу. Что с ним такое? Геморрой? Рак? О владыче, спорить могу, он сидит на бластере! Он все эти годы был готов, и теперь там у него под одеялом бластер.

Сэмми с серьезным видом наклонился вперед. Человек водил его, как рыбу на леске. Может быть, по-другому он вообще не станет разговаривать.

– Значит, нам наконец повезло, сэр. Я лично полагал, что вы можете оказаться здесь ради Мигающей звезды.

Подозрительное копание в одеялах наконец стихло. Лицо Человека пересекла ехидная улыбка.

– Она всего в пятидесяти световых годах отсюда, Сэмми. Самая близкая к Людскому Космосу астрофизическая загадка. И вы, слабаки из Кенг Хо, туда даже не сунулись. Св. Прибыль – больше ничем ваша порода не интересуется. – Он махнул правой рукой – дескать, что с вас возьмешь, – а левая ушла глубже под одеяла. – Но, в конце концов, вся человеческая раса ничуть не лучше. Восемь тысяч лет телескопических наблюдений и два занюханных зонда – вот и все их любопытство. Я думал, что на таком расстоянии, быть может, смогу сколотить людей в экспедицию. И, может, что-нибудь нашел бы там, на краю. А когда бы я вернулся…

В его глазах снова заструился тот же странный блеск. Он так долго думал о невозможном, что эти мысли его съели. Он стал сумасшедшим.

Но долг перед сумасшедшим – все равно долг.

Сэмми придвинулся чуть ближе.

– Вы могли это сделать. Я знаю, что здесь проходил звездолет, когда «Бидвел Дункан» был на вершине своего влияния.

– Это была Кенг Хо. Гадская ваша Кенг Хо! Я ваш прах отряхнул от ног своих!

Левая рука уже больше ничего не нашаривала. Очевидно, нашла, что искала.

Сэмми протянул руку и коснулся левого локтя Человека. Это не было насилие, это было подтверждение… и просьба еще немного подождать.

– Фам, есть причина отправиться к Мигающей. Причина даже по стандартам Кенг Хо.

– Да?

Сэмми не знал, было тут дело в его прикосновении, или в словах, или в имени, много сот лет не слышанном – но что-то ненадолго заставило старика сидеть и слушать.

– Три года назад, когда мы все еще укрепляли здесь позиции, трилендеры приняли передачу из окрестностей Мигающей. Искровое радио, какое могла бы изобрести погибшая цивилизация, полностью забывшая свою технологию. Мы раскинули собственные антенные поля и провели анализ. Передача была похожа на ручной код Морзе, если не считать, что руки человека и инстинкты человека не могут создать такой ритм.

У старика открылся и закрылся рот, но он не сразу сказал:

– Не может быть.

Сэмми почувствовал, что улыбается.

– Странно слышать такие слова от вас, сэр.

Снова молчание, и голова Человека склонилась вниз.

– Главный выигрыш, – донеслись наконец слова. – Джекпот. Я пропустил его всего на шестьдесят лет. А вы, загнав меня сюда… теперь вы заберете все.

Рука его все еще оставалась под одеялом, но он сам обмяк, наклонившись вперед, потерпев поражение от того, что увидел это поражение внутренним взором.

– Сэр, из нас многие… – (Это еще слабо сказано), – вас искали. Вы сделали так, что вас очень тяжело было найти, и по очень старым причинам поиски приходилось скрывать. Но мы не желали вам зла. Мы хотели вас найти, чтобы… – «возместить убытки? просить прощения?» Сэмми не мог найти слов, и все они не передавали правды до конца. В конце концов, Человек сам тогда был неправ. И надо говорить о настоящем. – Для нас будет большая честь, если вы отправитесь с нами к Мигающей.

– Никогда. Я больше не Кенг Хо.

Сэмми всегда тщательно следил за состоянием своих кораблей. И сейчас… что ж, стоит попробовать.

– Я на Триленд прибыл не автономным рейсом, сэр. У меня флот.

Собеседник несколько ошалел.

– Флот?

Он не мог не заинтересоваться. Старые рефлексы не умирают до конца.

– Он на ближнем рейде, сэр, но сейчас виден из Лоусиндера. Желаете посмотреть?

Старик только пожал плечами, но обе руки его были разжаты и лежали на коленях.

– Позвольте вам его показать.

В пластике была прорублена дверь всего в нескольких метрах от них. Сэмми подошел подкатить кресло. Старик не возражал.

Снаружи было холодно, быть может, ниже точки замерзания. Над крышами полыхал закат, но единственным свидетельством дневного тепла оставалась ледяная каша под ногами, облепляющая сапоги. Сэмми толкал кресло, направляясь через стоянку к месту, откуда можно будет что-нибудь увидеть на западе. Старик только водил по сторонам мутноватым взглядом.

Интересно, сколько уже времени он не был на улице?

– А ты не думал, Сэмми, что на эту вечеринку соберутся и другие?

– Простите, сэр?

На стоянке никого, кроме них, не было.

– Миры людских колоний есть и поближе нас к Мигающей.

Ах, эта вечеринка.

– Да, сэр. Мы все время за ними следим. – Три прекрасных мира в системе тройной звезды, и все последнее время постепенно возвращаются из варварства. – Они называют себя «эмергентами». Мы там еще ни разу не были, сэр. Наши предположения – что там своего рода тирания, высокотехническая, но очень замкнутая, очень обращенная внутрь.

Старик хмыкнул.

– Мне плевать, насколько эти паразиты обращены внутрь. Тут такое, что… мертвого поднимет. Ты возьми пушки, ракеты и водородные бомбы. Уйму водородных бомб, Сэмми.

– Да, сэр.

Сэмми выкатил кресло старика к краю парковки. В своих скорлупках он видел ползущие вверх по небу корабли своего флота, скрытые от невооруженного глаза ближними домами.

– Еще четыреста секунд, сэр, и вы увидите их над крышами вон там.

Он показал рукой на точку в небе.

Старик ничего не сказал, но смотрел вверх. Там было обычное движение самолетов и шаттлов вблизи космопорта Лоусиндера. В предвечерних сумерках уже можно было даже невооруженным глазом различить с полдюжины спутников. На западе мигал красный маячок, и по рисунку вспышек было ясно, что это не видимый объект, а только значок на скорлупках Сэмми. Он так поставил маркер для Мигающей. Сэмми на миг остановил на ней взгляд. Даже ночью и даже без огней Лоусиндера Мигающая не была бы видна. Но в небольшой телескоп она смотрелась нормальной звездой класса G… пока что. Пройдет всего несколько лет, и рассмотреть ее можно будет лишь в орбитальные телескопы.

Когда мой флот до нее доберется, она будет уже двести лет как темная… и будет почти готова для следующего возрождения.

Сэмми встал на колено рядом с креслом, не обращая внимания на холодную слякоть, пропитавшую штанину.

– Позвольте, я расскажу вам о своих кораблях, сэр.

И он заговорил о тоннаже и конструкциях, и о владельцах – ну, почти обо всех владельцах. О некоторых надо будет сказать потом, когда у старика не будет в руке бластера. А пока он все время смотрел на лицо собеседника. Старик понимал все, что говорил Сэмми, – это несомненно. И брань его звучала тихо и монотонно – к каждому произнесенному имени он добавлял новое ругательство. Кроме последнего…

– Лизолет? Звучат как стрентманнианское.

– Да, сэр. Моя заместительница – стрентманнианка.

– А! – Он кивнул. – Они… они хорошие были люди.

Сэмми про себя улыбнулся. Предполетная подготовка к этой экспедиции займет десять лет. Достаточно, чтобы привести Человека в норму физически. Может быть, даже достаточно, чтобы подлечить его безумие. Сэмми потрепал рукой по подлокотнику кресла, возле плеча собеседника.

На этот раз мы не бросим тебя в пустыне.

– Вот первый из моих кораблей, сэр, – снова показал рукой Сэмми.

Через секунду над крышей дома взошла яркая звезда. Она сверкнула в сумерках, мерцающая вечерняя звезда. Прошло шесть секунд, и показался еще один корабль. И еще один. И еще. Потом пауза, и потом выплыла звезда ярче остальных. Все звездолеты были на низкой орбите в четыре тысячи километров. На этом расстоянии они были точками света, драгоценностями, висящими на полградуса в сторону от невидимой прямой, пересекающей небо. Зрелище было не более впечатляющим, чем если бы там были внутриорбитные грузовики или конструкторские работы… если не знать, как издалека пришли эти точки света и как далеко им еще идти. Сэмми услышал, как старик испустил легкий вздох удивления. Он – знал.

Они глядели вдвоем на семь точек, скользящих по небу. Молчание нарушил Сэмми.

– Видите вот этот, самый яркий, в конце? – Жемчужина созвездия. – Не хуже любого корабля, сошедшего когда-либо со стапелей. Это мой флагман, сэр. И называется – «Фам Нювен».

Часть первая

Сто шестьдесят лет спустя…

1

Флот Кенг Хо прибыл к Мигающей первым. И это могло ничего не значить. Последние пятьдесят лет они видели хвостовые следы флота эмергентов, тормозящего на подходе к той же цели.

Незнакомцы, встречающиеся далеко от дома. Для Торговцев Кенг Хо в этом ничего нового не было – хотя обычно встречи не бывали столь нежеланными, и всегда сохранялась возможность торговли. Здесь же – да, здесь было сокровище, но не принадлежащее ни одной стороне. Оно лежало, застывшее, ждущее грабежа, или исследования, или разработки, – в зависимости от натуры того, кто придет к нему. Вдали от друзей, социального контекста… вдали от свидетелей. Как раз та ситуация, в которой вероломство может быть вознаграждено, и обе стороны это знали. Кенг Хо и эмергенты, – две экспедиции – много дней словно исполняли замысловатый танец, пытаясь выяснить намерения и огневую мощь друг друга. Заключались и перезаключались соглашения, строились планы совместной высадки. Но очень мало было у Торговцев драгоценных крупиц знания об истинных намерениях эмергентов. И потому приглашение от эмергентов на обед было воспринято с облегчением одними и с молчаливым скрежетом зубов – другими.


Триксия Бонсол прислонилась к нему плечом и сказала так, что слышал только он:

– Знаешь, Эзр, у еды вкус нормальный. Может, они и не пытаются нас отравить.

– Усыпляют бдительность, – ответил он вполголоса, стараясь не дать себя отвлечь ее прикосновением. Триксия Бонсол родилась на планете и входила в экипаж специалистов. Как и у большинства трилендеров, у нее была небольшая гипертрофия доверия; и она любила поддразнивать Эзра насчет «паранойи Торговца».

Он оглядел столы. Капитан флота Парк привел с собой около сотни, но артиллеристов было среди них мало. Люди Кенг Хо были рассажены примерно среди такого же количества эмергентов. Сам Эзр с Триксией сидели далеко от капитанского стола. Эзр Винж, стажер-Торговец, и Триксия Бонсол, лингвистка с высшим образованием. Он полагал, что сидящие рядом эмергенты имеют эквивалентно низкий ранг. В Кенг Хо считалось очень вероятным, что эмергенты строго авторитарны, но явных знаков ранга Эзр не видел. Из чужаков некоторые были разговорчивы, и их низский язык был вполне понятен, лишь немного отличаясь от стандартов вещания. Во время обеда его бледный коренастый сосед болтал без умолку. Ритцер Брюгель был чем-то вроде программиста вооружений, хотя и не понял, что имеется в виду, когда Эзр попытался употребить в разговоре этот термин. И у него была чертова уйма планов на ближайшие годы.

– Такое делалось раньше, знаете? Доставить туда, где техники не знают – или еще не восстановили, – говорил Брюгель, сосредоточив свои усилия на старом Фаме Тринли.

Кажется, Брюгель полагал, что несомненный возраст придает авторитет, не соображая, что старик среди народа помоложе наверняка должен быть неудачником. Эзр ничего не имел против, что его не замечают – это давало возможность наблюдать, не отвлекаясь. А Фама Тринли внимание явно радовало. Как один программист-артиллерист с другим, Фам старался ответить на все, что говорил этот бледный светловолосый парень, – и при этом с таким чувством собственной значимости, что Эзра аж передергивало.

Ну, что ж – кем бы там ни были эти эмергенты, а в технике они разбираются, это бесспорно. У них были корабли дальнего действия, – быстроходные межзвездные корабли, и это ставило их на высшую ступень технических знаний. И знаний не в стадии угасания. Их возможности в области сигналов и компьютерной техники были не хуже, чем у Кенг Хо – и это, как знал Винж, заставляло людей из службы безопасности капитана Парка здорово нервничать, куда больше, чем таинственность эмергентов. Кенг Хо собирала лучшее из золотых веков сотен цивилизаций, и при других обстоятельствах компетентность эмергентов вызвала бы честный меркантильный восторг.

Компетентные, да еще и трудолюбивые. Эзр окинул взглядом столы. Не загляденье, но интерьер впечатляет. Обычно «жилые помещения» дальних кораблей – не помещения, а смех один. Таким кораблям, прежде всего, необходимо иметь приличную экранировку и прочность конструкции. Даже на долях световой скорости межзвездные путешествия занимают годы, и команда с пассажирами большую часть времени проводят в анабиозе. Но эмергенты разморозили многих своих людей еще до того, как оборудовали жилое пространство. Эту базу они создали и запустили меньше чем за десять дней – пока выполняли последние коррекции орбиты. Конструкция была в поперечнике больше ста метров, имела частично кольцевую структуру, и сделана была из материалов, доставленных за двадцать световых лет.

Роскошь начиналась внутри. Общий эффект был в определенной степени классическим – так выглядели солнечные обитаемые базы до того, как толком разобрались с системами жизнеобеспечения. Эмергенты были мастерами по работе с тканью и керамикой, хотя Эзр и полагал, что искусства биотехнологий у них нет. Драпировка и мебель скрывали кривизну пола. Дыхание вентиляторов было беззвучно и достаточно сильно, чтобы создать иллюзию неограниченного воздушного пространства. Окон не было, не было даже обзорных видов с коррекцией вращения. Стены – там, где они были видны – украшали замысловатые произведения искусства (живопись маслом?) яркие цвета стенных панно выделялись даже при неполном освещении. Эзр знал, что Триксии хотелось бы посмотреть на них поближе. Она утверждала, что искусство – ключ к сердцу культуры, и дает возможность понять даже больше, чем язык.

Винж глянул на Триксию и улыбнулся ей. Она понимала смысл этой улыбки, но эмергенты могли и обмануться. Эзр дал бы что угодно, за искреннюю сердечность капитана Парка, – тот сидел за главным столом и столь дружелюбно беседовал с предводителем эмергентов Томасом Нау, что любо дорого посмотреть. Со стороны – два старых школьных друга, не иначе. Винж откинулся в кресле, прислушиваясь не к смыслу, а к интонациям.

Не все эмергенты были улыбчивы и разговорчивы. Вот эта рыжая, через несколько мест от Томаса Нау: ее представили, но Винж имени не запомнил. Если не считать поблескивающего серебряного ожерелья, одета просто, даже сурово. Худощавая женщина неопределимого возраста. Волосы у нее, может быть, и подкрашены на вечер, но такую непигментированную кожу подделать труднее. Она была красива экзотической красотой, но ее портила некоторая неуклюжесть повадки, сурово сжатые губы. Взгляд ее блуждал от стола к столу, ни на чем конкретно не задерживаясь – с тем же успехом она могла быть одна в зале. Винж заметил, что хозяева не посадили рядом с нею ни одного из гостей. Триксия всегда его поддразнивала, что он жуткий донжуан, хотя по большей части в собственном воображении. Ну, если на то пошло, то эта странного вида женщина могла бы фигурировать скорее в кошмарах Эзра Винжа, чем в приятных сновидениях.

За передним столом поднялся Томас Нау. Служители отступили от столов, среди сидящих эмергентов воцарилась тишина и захватила всех, кроме самых увлекшихся Торговцев.

– Время для тостов за дружбу среди звезд, – шепотом прокомментировал Эзр.

Бонсол толкнула его локтем, со значением глянув на передний стол. Эзр почувствовал, как она сдавленно хмыкнула, когда предводитель эмергентов действительно начал речь со слов:

– Друзья, мы все далеко от дома. – Он обвел рукой зал от стены до стены. – И вы, и мы совершали потенциально серьезные ошибки. Мы знаем, что эта звездная система не обычна. И в самом деле, представьте себе звезду настолько переменную, что она выключается на двести пятнадцать лет из каждых двухсот пятидесяти. Тысячелетия астрофизики многих цивилизации пытались уговорить правителей послать сюда экспедицию. – Он остановился и улыбнулся. – Конечно, до нашей эры такие затраты были не по силам всему людскому космосу. Но теперь эта звезда стала целью сразу двух экспедиций человечества.

Вокруг заулыбались, и у всех мелькнула мысль: «Ну и невезуха!»

– Разумеется, есть причина, которая сделала это совпадение вероятным. В прежние годы не было настоятельной необходимости в такой экспедиции. Теперь причина есть у нас у всех: это та раса, которую вы зовете «пауками». Всего лишь третий открытый не человеческий разум.

В такой тусклой планетной системе естественное возникновение подобной жизни было бы маловероятным. Эти пауки должны быть наследниками не гуманоидных межзвездных путешественников – то есть тех, с кем человечество еще не встречалось. Это может оказаться величайшим из всех найденных Кенг Хо сокровищ, тем более что пауки только что открыли радио. И договариваться с ними будет так же безопасно и просто, как с любой деградировавшей человеческой цивилизацией.

Нау хмыкнул и поглядел на капитана Парка.

– До недавнего времени я не понимал, как точно дополняют друг друга наши силы и наши слабости, наши ошибки и наши озарения. Вы пришли издалека, но на очень быстрых кораблях. Наш путь был короче, но занял куда больше времени. И вы, и мы многое определили правильно.

Космические телескопы наблюдали Мигающую еще с тех пор, как человечество вышло в космос. Столетиями было известно, что вокруг звезды обращается планета земных размеров и с химией, указывающий на наличие жизни. Будь Мигающая нормальной звездой, планета была бы очень приятной, а не той замороженной ледышкой, как почти все это время. Других планет в системе Мигающей нет, и еще древние астрономы отмечали отсутствие лун у единственной планеты. Ни других планет земного типа, ни газовых гигантов, ни астероидов… и даже кометного облака тоже нет. Пространство вокруг Мигающей чисто выметено. Такое не удивительно возле звезды, катастрофически переменной; и наверняка Мигающая когда-то была взрывной, но как могла уцелеть эта единственная планета? Одна из многих загадок Мигающей.

Все это было известно и было учтено. Флот капитана Парка за время своего краткого пребывания здесь лихорадочно наблюдал за всей системой и вычерпал из замороженного мира несколько килотонн летучих веществ. На самом деле даже были найдены четыре скалы в этой системе – можно их даже назвать астероидами под хорошее настроение. И это был сплошной алмаз. Трилендские ученые спорили об их происхождении чуть не до драки.

Но алмазы не едят – по крайней мере сырыми. Без обычного сочетания летучих веществ и руд жизнь флота оказалась бы очень некомфортабельной. А проклятые эмергенты, хоть и опоздали, а оказались везучими. У них явно было меньше ученых и специалистов, и корабли помедленнее, зато техники – завались.

Глава эмергентов благосклонно улыбнулся и продолжал:

– На самом деле в системе Мигающей есть только одно место, где летучие вещества существуют в любых количествах – и это сам мир пауков. – Он оглядел аудиторию, задерживаясь взглядом на гостях. – Я знаю, что этот вопрос некоторые из вас хотели бы отложить до того момента, когда пауки снова станут активны… Но прятаться имеет смысл до определенных пределов, и в моем флоте есть тяжелые подъемники. Директор Рейнольт… – (а, вот как, значит, зовут рыжую!) – …соглашается с вашими учеными, что местные жители не продвинулись по пути прогресса дальше примитивного радио. Все «пауки» лежат замерзшие глубоко под землей, и там и останутся, пока вновь не зажжется Мигающая.

Это где-то через год. Причина циклов Мигающей была загадкой, но период переходов между светом и тьмой мало изменился за восемь тысяч лет.

Тут же за главным столом улыбался капитан С. Д. Парк – вероятно, столь же искренне, сколь и Томас Нау. Капитан флота Парк был не слишком популярен в Лесничестве Триленда – частично потому, что зверски урезал время до вылета по самые кости, хотя тогда еще и намека не было на второй флот. И Парк чуть не сжег свои двигатели, откладывая торможение, чтобы успеть опередить эмергентов. У него была чистая заявка на прибытие первым, и еще драгоценное маленькое преимущество: алмазные скалы и небольшой запас летучих газов. До первой посадки они даже не знали, как на самом деле выглядят чужаки. Эти посадки с раскопками у памятников и увозами образцов мусора с помоек открыли многое – теперь это может стать предметом торговли.

– Настало время работать вместе, – говорил Нау. – Я не знаю, многие ли из вас слышали о наших обсуждениях последних двух дней. Конечно, слухи ходили. Очень скоро вы узнаете подробности, но капитан Парк, ваш Комитет Торговли и я считаем, что сейчас самое время показать нашу объединенную цель. Мы планируем совместную высадку приличных масштабов. Основная цель – поднять не менее миллиона тонн воды и такое же количество руд металлов. Наши тяжелые подъемники исполнят это сравнительно легко. Наша дополнительная цель – оставить несколько пассивных датчиков и взять небольшое количество образцов культуры. Результаты и ресурсы будут разделены между двумя экспедициями поровну. В пространстве наши две группы используют местные скалы для маскировки обитаемых баз, и желательно найти их в пределах световых секунд от планеты пауков.

Нау бросил взгляд на капитана Парка. Значит, некоторые вопросы еще в стадии обсуждения.

– Итак, тост! – поднял бокал Нау. – Чтобы больше не было ошибок, и за наше совместное предприятие. И за его будущее развитие.

– Слушай, дорогая, это же мне полагается быть параноиком! А ты превзошла меня в этой противной торговческой подозрительности.

Триксия слабо улыбнулась, но ответила не сразу. Всю дорогу с банкета у эмергентов она была непривычно тихой. Теперь они сидели в ее каюте на временной базе Торговцев, и к ней вернулась ее обычная приятность и искренность.

– Вполне симпатичная у них база, – сказала она наконец.

– Если сравнить с нашей времянкой, то да. – Эзр похлопал по пластиковой стенке. – Учитывая, из чего они ее построили, работа прекрасная.

Временная база Кенг Хо мало отличалась от огромного воздушного шара, разделенного на отсеки. Гимнастический зал и комнаты совещаний были приличного размера, но назвать базу элегантной – язык бы не повернулся. Элегантность торговцы сохраняли для конструкций большего размера, которые можно построить из местных материалов. У Триксии были просто две смежных комнаты, в сумме чуть больше ста кубических метров. Стены были гладкие, но Триксия приложила много усилий, украшая их изображениями: ее родители и сестры, панорама какого-то большого трилендского леса. Почти весь стол закрывали плоские изображения со Старой Земли докосмической эпохи. Были картинки первобытного Лондона и первобытного Берлина, изображения лошадей, аэропланов и комиссаров. На самом деле эти культуры были очень умеренными по сравнению с крайностями, разыгравшимися в более поздних мирах. Но в Эпоху Рассвета все открывалось в первый раз. Никогда не было времени более прекрасных мечтаний или большей наивности. Это время было специализацией Эзра, к ужасу его родителей и удивлению почти всех его друзей. Но Триксия его понимала. Пусть для нее Эпоха Рассвета была всего лишь хобби, но она любила разговаривать о старых, неимоверно старых первых временах. И Эзр понимал, что такой, как она, ему больше не найти.

– Послушай, Триксия, что тебя тревожит? Ничего плохого нет, что у эмергентов симпатичное жилье. Ты почти весь вечер была глупа и доверчива, как обычно… – она не отреагировала на оскорбление, – …но потом что-то стряслось. Что ты заметила?

Он оттолкнулся от потолка и подплыл поближе к стенному дивану, где сидела она.

– Это… это несколько мелочей, и… – Она потянулась и взяла его за руку. – Ты знаешь, что у меня хороший слух к языкам. – Еще одна мимолетная улыбка. – Их диалект низского настолько близок к вашему стандарту вещания, что совершенно ясно: они черпают из сети Кенг Хо.

– Конечно. Это согласуется с их заявлениями. У них молодая культура, выбирающаяся из ямы после жестокого спада.

Так я, того и гляди, начну их защищать?

Предложение эмергентов было разумным, почти щедрым. Такие вещи любого хорошего Торговца слегка настораживали. Но Триксию волновало что-то другое.

– Да, но есть многое, что общий язык мешает скрыть. Я услышала с десяток авторитарных оборотов речи – и это не окаменелости, застрявшие в языке. Эмергенты привыкли владеть людьми, Эзр.

– Ты имеешь в виду рабов? У них высокотехнологичная цивилизация, Триксия. Из грамотных людей хороших рабов не получается. Без их искреннего сотрудничества все развалится на части.

Она резко стиснула его руку – не сердито и не игриво, но с таким напором, которого он раньше у нее не видел.

– Да, да. Но мы не знаем всех их вывертов. Мы только знаем, что они играют жестко. Я весь вечер слушала этого рыжеватого блондина, что сидел рядом с тобой, и ту пару – справа от меня. Им слово «торговля» не очень дается. Единственный вид отношений, которые они могут представить себе с пауками – эксплуатация.

– Хм!

Триксия – она такая. То, что от него ускользнуло, могло быть для нее определяющим. Иногда это казалось незначительным даже после ее объяснений. А иногда ее объяснения были как яркий свет, открывающий такое, о чем он даже не подозревал…

– Не знаю, Триксия. Ты ведь знаешь, что и мы, Кенг Хо, можем говорить очень… самоуверенно, если нас Клиенты не слышат.

Триксия на секунду отвернулась, глядя на эксцентричный интерьер, который был ее семейным домом на Триленде.

– Самоуверенность Кенг Хо перевернула мой мир, Эзр. Ваш капитан Парк заставил открыть систему образования, перевернул Лесничество… и это был всего лишь побочный эффект.

– Мы никого не заставляли…

– Я знаю. Вы никого не заставляли. Лесничество хотело иметь долю в этой экспедиции, и вашей ценой за их допуск была доставка некоторых продуктов. – Она улыбалась чуть странной улыбкой. – Я не в претензии, Эзр. Без «самоуверенности» Кенг Хо я никогда не была бы допущена к программе тестирования Лесничества. Я не стала бы доктором, и меня бы здесь не было. Вы, Кенг Хо, действительно шкуродеры, но ваше появление – самое прекрасное, что случилось в моей жизни.

Возле Триленда Эзр пролежал в анабиозе все время, кроме последнего года. Детали сделки с Клиентом не были ему особо известны, и до сегодняшнего вечера Триксия тоже мало о них говорила. Хм. Ладно, только одно предложение руки и сердца за мегасекунду – он ей обещал, что чаще их делать не будет, но…

Он открыл рот, чтобы произнести…

– Да погоди ты! Я еще не кончила. Я тебе все это говорю вот для чего: ты пойми, что есть самоуверенность и самоуверенность, и я вижу разницу. Эти люди за обедом говорили скорее как тираны, чем как торговцы.

– А слуги? Они были похожи на угнетенных рабов?

– Нет… скорее на служащих. Я понимаю, что это не укладывается в общую картину. Но мы видели не весь народ эмергентов. Может быть, жертвы где-то в другом месте. Но то ли по самоуверенности, то ли по слепоте, Томас Нау выставил их больные места по всем стенам. – Она полыхнула глазами в ответ на его недоуменный взгляд. – Да картины же, черт побери!

Триксия, выходя, медленно обошла стены, любуясь всеми картинами по очереди. Это были красивые ландшафты, то ли с планеты, то ли с очень больших обитаемых баз. Каждый был сюрреалистичен по освещению и геометрии, но точен вплоть до мельчайших деталей каждой травинки.

– Нормальные и счастливые люди таких картин не пишут.

Эзр пожал плечами:

– Мне показалось, что они все написаны одним человеком. И они так хороши, что я могу ручаться: это репродукция классики, вроде пейзажей Денга с замками Канберры. – Маниакально-депрессивный взгляд на недоступное будущее. – Великие художники часто и сумасшедшие, и несчастные.

– Слова истинного Торговца!

Он накрыл ее руки своей рукой.

– Триксия, я не пытаюсь с тобой спорить. До этого банкета недоверчивым был я.

– И таким и остался?

Вопрос был с напором, но без признаков подначки.

– Да. – Хотя не так сильно, как Триксия, и не по тем же причинам. – Просто предложить поделиться половиной добычи с тяжелых подъемников – это со стороны эмергентов чуть-чуть слишком… без запроса. – На самом деле к такому предложению можно было прийти после напряженного торга. Теоретически мозговая мощь, которую составляли специалисты Кенг Хо, стоила приличного числа тяжелых подъемников, но равенство это было очень тонким и трудно обоснуемым. – Я пытаюсь понять, что заметила ты и пропустил я… Ладно, допустим, что все настолько опасно, как тебе кажется. Ты не думаешь, что капитан Парк и Комитет это учли?

– Так что они тогда теперь думают? Я видела офицеров вашего флота на обратном пути, и у меня было чувство, что эти люди сильно оттаяли по отношению к эмергентам.

– Они просто рады, что мы заключили сделку. А что думают люди из Торгового Комитета, я не знаю.

– Ты это можешь выяснить, Эзр. Если этот банкет им втер очки, ты можешь потребовать некоторой твердости. Да знаю я, знаю: ты всего лишь стажер, есть правила, обычаи, и тра-та-та, и ля-ля-ля. Но ведь это твоя Семья владеет всей экспедицией!

Эзр втянул голову в плечи.

– Только частично.

Впервые она как-то упомянула этот факт. До сих пор они оба – по крайней мере, Эзр – боялись признавать эту разницу в статусе. У них был общий глубинный страх, что каждый из них, быть может, просто пытается использовать другого. Родители Эзра Винжа и его две тетки владели третью экспедиции: двумя звездолетами и тремя посадочными модулями. В целом семья Винж. 23 владела тридцатью кораблями в десятке различных предприятий. Путешествие к Триленду было побочной инвестицией, за которую номинально в состав экспедиции был включен член семьи. Через одно-три столетия от этого момента он вернется к своей семье. К тому времени Эзр будет на десять-пятнадцать лет старше. Он ждал этого воссоединения, чтобы показать родителям, что мальчик себя хорошо проявил. А пока что еще годы и годы он будет не в том положении, чтобы козырять своим весом.

– Понимаешь, Триксия, есть разница между «владеть» и «командовать» – особенно в моем случае. Если бы в экспедиции были мои родители – то да, у них тут было бы неслабое влияние. Но они только послали меня «туда и обратно». Я тут гораздо больше стажер, чем владелец.

И его не раз тыкали носом, чтобы это подчеркнуть. В организованных как следует экспедициях Кенг Хо не было места непотизму. Скорее наоборот.

Триксия надолго замолчала, внимательно глядя на Эзра. Что теперь? Винж помнил суровый совет тети Филипы насчет женщин, которые цепляются к молодым богатым Торговцам, охмуряют их и собираются управлять их жизнью – и хуже того, собственным делом Семьи. Эзру было девятнадцать, Триксии Бонсол – двадцать пять. Может быть, она думает, что может просто требовать?

Ради всего хорошего, Триксия, не надо.

Наконец она улыбнулась – мягче и трогательнее, чем обычно.

– Ладно, Эзр. Делай, что должен… но можешь сделать мне одолжение? Подумай о том, что я сказала.

Она повернулась, коснулась его лица и нежно погладила. Поцелуй ее был мягким и несмелым.

2

Зараза ждала в засаде возле каюты Эзра.

– Эзр, а я тебя вчера вечером видела!

Он чуть не споткнулся.

А, она про банкет.

Торговый Комитет транслировал его на весь флот.

– Конечно, Чиви, ты меня видела на видео. Теперь видишь меня во плоти. – Он открыл дверь и вошел. Зараза как-то смогла просочиться вместе с ним и тоже вошла. – Так что ты тут делаешь?

Чиви гениально умела поворачивать любой вопрос, как ей хочется.

– У нас через две килосекунды начнется та же нудная салажья смена. Я думала, мы вместе пойдем в бактериальную и обменяемся сплетнями.

Винж нырнул в заднюю комнату, сумев на этот раз отсечь ее дверью, и переоделся в робу. Разумеется, когда он вышел, Зараза все еще ждала.

Он вздохнул:

– Нет у меня ни одной сплетни.

Черта с два я буду повторять, что сказала Триксия.

Чиви победно улыбнулась:

– Зато у меня есть. Пошли. – Она открыла внешнюю дверь комнаты и отвесила ему элегантный (в невесомости) поклон в сторону коридора. – Я хочу сравнить наблюдения о том, что ты видел, но на самом деле ручаюсь, что у меня есть и побольше. Комитет поставил три наблюдательных камеры, в том числе у входа – обзор гораздо лучше, чем был у тебя.

И она поскакала рядом с ним по коридору, объясняя на ходу, как часто она пересматривала эти видео, и рассказывая, о чем с тех пор сплетничают люди.

Впервые с Чиви Лин Лизолет Винж познакомился в предполетное время в окрестностях Триленда. Это был восьмилетний сгусток чистейшей несносности. Почему-то объектом своего внимания она выбрала именно его. После еды или тренировки она подскакивала к нему сзади и толкала в плечо – и чем больше он злился, тем она была довольнее. Один хороший тумак сдачи мог бы изменить ситуацию полностью. Но восьмилетней девчонке тумака не дашь. Ей не хватало девяти лет до обязательного минимума члена экипажа. Место для детей – перед рейсом или после рейса, но не в экипаже, тем более направляющемся в пустынный космос. Но матери Чиви принадлежало двадцать процентов экспедиции…

Семья Лизолет. 17, по-настоящему матриархальная, происходила со Стрентманна, расположенного очень далеко от космоса Кенг Хо. И по облику, и по обычаю они были очень странными. Наверняка нарушили много всяческих правил, но малышка Чиви была включена в экипаж. И она провела в бодрствовании больше времени полета, чем все члены экипажа, кроме наблюдателей. Большая часть ее детства прошла среди звезд в окружении очень небольшого числа взрослых, часто даже в отсутствии родителей. И одна эта мысль уже почти полностью гасила раздражение Винжа. Теперь ее физические нападения сменились словесными – большое благо, учитывая сложение стрентманнианцев.

Сейчас они оба шли по главной оси базы.

– Эй, Раджи, как дела? – махала рукой Чиви чуть ли не каждому встречному.

За мегасекунды до прибытия эмергентов капитан Парк разморозил почти половину флотских экипажей – достаточно, чтобы управлять всеми кораблями и системами оружия, имея при этом горячий резерв. Полторы тысячи людей – это был бы всего лишь большой прием в обиталище его родителей. А здесь это была толпа, хотя многие находились во время Вахты за бортом. При таком количестве народа действительно было заметно, что обиталище – всего лишь времянка, что для этого экипажа надуваются новые отсеки и так далее. Главная ось – это были просто углы стыковки четырех очень больших надувных шаров. И поверхность их рябила, если случайно проходили одновременно четверо или пятеро.

– Не верю я эмергентам, Эзр. После всех этих благородных разговоров они нам глотки перережут.

Винж раздраженно хмыкнул.

– Чего ты тогда все время лыбишься?

Они миновали прозрачную секцию ткани – настоящее окно, не обои. За ним был парк времянки. На самом деле это были всего лишь большие бонсай, но они наверняка занимали больше места, чем все живые существа на стерильной базе эмергентов. Чиви завертела головой и на секунду замолчала. Такое действие на нее могли произвести только настоящие растения и животные. Ее отец был начальником жизнеобеспечения всего флота – и самым известным художником бонсай во всем космосе Кенг Хо.

Потом она вернулась к настоящему и снова презрительно заулыбалась:

– Потому что мы – Кенг Хо, только надо это припомнить! Мы на тысячи лет хитрее этих выскочек! Подумаешь, «эмергенты»! Они добились того, чего добились, потому что слушали открытые сети Кенг Хо, а то бы до сих пор сидели на своих развалинах.

Проход сужался, уходя вниз к перегибу. Сзади и сверху слышался говор и шаги экипажа, приглушенные тканью стен. Это был самый внутренний пузырь всего обиталища. Если не считать рангоута и силовой батареи, это была единственная абсолютно необходимая часть: бактериальная яма.

И работа здесь была самая нудная и грязная, которую только можно придумать: чистка бактериальных фильтров под гидропоникой. Здесь уже растения так хорошо не пахли. Честно говоря, их устойчиво крепкое здоровье сигнализировало о себе вонью гниения. Почти вся работа здесь могла выполняться машинами, но бывали критические случаи, ставившие в тупик лучшую автоматику, а о телемеханике никто не позаботился. В определенном смысле это была очень ответственная должность. Ошибись по глупости – и бактериальный штамм может сквозь мембрану проникнуть в верхний бак. Еда обретет вкус блевотины, а вонь может проникнуть в систему вентиляции. Но даже самая страшная ошибка вряд ли кого убьет – на звездолете были и другие бактериальные, изолированные друг от друга.

И потому здесь было место обучения, по стандартам суровых учителей идеальное: работа хитрая, физические неудобства вполне ощутимые, а ошибка вызывает последствия, с которыми очень трудно сжиться.

Чиви записалась сюда на дополнительную работу. Она утверждала, что здесь ей нравится.

– Папа говорит, что начинать надо с мельчайших живых существ, и только потом браться за большие.

Она была ходячей энциклопедией по бактериям, сложным путям метаболизма, канализационным букетам запахов, отвечающих различным комбинациям, свойствам штаммов, которые могут быть повреждены при любом контакте с человеком (те благословенные штаммы, которые никогда не придется нюхать).

Еще за первую килосекунду Эзр чуть не сделал две ошибки. Конечно, он в последний момент сообразил, но Чиви заметила. В любой другой день она из него душу вынула бы, издеваясь за каждую ошибку, но сегодня ее мысли были заняты эмергентами.

– Ты знаешь, чего мы не привезли тяжелых подъемников?

Два самых больших посадочных модуля экспедиции могли поднять с планеты на орбиту тысячу тонн. Было бы время, они успели бы перевезти все летучие газы и руды, которых им не хватало, но время – это и было то, чего лишило экспедицию прибытие эмергентов. Эзр пожал плечами, не отрываясь от образца, который как раз брал.

– Слухи слышал.

– Ха! Зачем тебе слухи? Простая арифметика скажет тебе правду. Капитан флота Парк боялся, что у нас окажется компания. И взял с собой минимум посадочных модулей и обитаемых баз. А вместо того взял кучу пушек и ядерных бомб.

– Может быть. – Уж это точно.

– А беда в том, что эти проклятые эмергенты так близко, что привезли еще больше – и прибыли за нами по пятам.

Эзр не ответил, но этого и не потребовалось.

– Ну, в общем, я слежу за сплетнями. И нам надо быть очень, очень осторожными.

Чиви пустилась в рассуждения о военной тактике и в предположения о том, какие у эмергентов системы оружия. Ее мать была заместителем капитана Флота, но еще и артиллеристом. Стрентманнианским артиллеристом. Зараза почти все время полета проводила за изучением математики, оборудования и расчета траекторий. Бактерии и бонсай – это уже влияние отца. Девчонка могла превращаться из кровожадного артиллериста и коварного Торговца в художника бонсай – и всего за секунды. Как ее родителям вообще пришло в голову пожениться? И какой от этого получился одинокий и запутанный ребенок!

– В прямом бою мы эмергентов можем разбить, – говорила Чиви. – И они это знают. Вот почему они такие сладкие. Чего приходится делать – это вести с ними игру: нам нужны их тяжелые подъемники. Потом, если они доживут до соглашения, они будут богатые, но мы – куда богаче. Этим неумехам слабo продать воздух безвоздушному обиталищу. Если все останется, как есть, мы из этой операции выйдем, имея полный контроль.

Эзр закончил операции и начал брать другую пробу.

– Ну, – сказал он, – Триксия думает, что они вообще не считают это торговым взаимодействием.

– Хм!

Забавно, но Чиви оскорбляла все, что хоть как-то относилось к Винжу – кроме Триксии. По большей части Чиви старалась просто делать вид, что ее не существует. И сейчас она, что было ей несвойственно, замолчала. Почти на целую секунду.

– Я думаю, твоя подруга поняла правильно. Знаешь, Винж, я не должна тебе этого говорить, но в Торговом Комитете полный раскол.

Если это не мать проболталась, значит, чистая фантазия.

– Я думаю, в Комитете есть идиоты, которые считают, будто это просто торговые переговоры, каждая сторона вкладывает в совместные усилия, что может – а наша сторона, как всегда, самый умный из переговорщиков. Они не понимают, что если нас убьют, тогда плевать, понесет ли другая сторона чистый убыток. Нам надо играть круто и быть готовыми к засаде.

По-своему, по-кровожадному, Чиви говорила как Триксия.

– Мама не сказала этого прямо, но у них патовый раскол. – Она глянула на него исподволь – ребенок, предлагающий заговор. – Ты владелец, Эзр. Ты мог бы поговорить…

– Чиви!

– Ну-ну-ну! Я ничего не говорила! Я ничего не говорила!

Она оставила его в покое секунд на сто, потом начала снова строить планы, как извлечь прибыль из отношений с эмергентами, «если проживем еще несколько мегасекунд». Не будь на свете Мигающей звезды и мира пауков, эмергенты были бы для Кенг Хо находкой столетия. Судя по маневрам их флота, они здорово разбирались в автоматике и системном планировании. В то же время их корабли были вдвое медленнее, чем у Кенг Хо, и в биологических науках эмергенты отставали не меньше. У Чиви были сотни планов, как извлечь из этого выгоду.

Эзр пропускал ее слова мимо ушей, едва их слыша. В другой раз он мог бы забыться сосредоточившись на выполняемой работе. Увы, только не в эту смену. Планы, развертываемые уже два столетия, сейчас дошли до критических килосекунд, и впервые Эзр подумал о том, кто и как управляет его флотом. Триксия – человек со стороны, но умна и обладает свежим взглядом по сравнению с закостенелыми торговцами. Зараза – сообразительная, но обычно ее мнения ничего не стоят. На этот раз… может, это «мама» навела ее на разговор. Взгляды Киры Пен Лизолет сформировались очень далеко, настолько далеко, насколько можно уйти, оставаясь еще в царстве Кенг Хо. Может, она считает, что стажер неполных двадцати лет может повлиять на ход вещей только потому, что принадлежит к Семье владельца. Черт побери…

Остаток смены прошел без дальнейших наитий. Еще полторы тысячи секунд, и он свободен. Если пропустить ланч, будет время переодеться… время попросить приема у капитана Парка. Те два года субъективного времени, что он провел в экспедиции, он ничего не знал о связях своей Семьи.

И что я сейчас могу сделать? В самом деле переломить ситуацию?

До конца смены он все играл с этой мыслью. И когда скидывал робу… и когда звонил секретарю капитана по приемам.

Улыбка Чиви ничуть не утратила своей наглости:

– Ты им прямо скажи, Винж. Этой операцией должны заняться артиллеристы.

Он махнул рукой – дескать, помолчи – и заметил, что его звонок не прошел. Заблокирован? На миг Эзр испытал облегчение, и тут увидел, что к нему поступил приказ: «Явиться в 5.20.00 в зал планирования капитана Флота…» Что там насчет древнего проклятия исполнения желаний? Эзр Винж поднимался к выходному люку, и в мыслях у него была чехарда.

Чиви Лин Лизолет поблизости не наблюдалось. Соображает девочка.

Это не было собрание офицеров штаба. Эзр появился в зале планирования капитана Флота на флагмане «Фам Нювен», и там был сам капитан Флота… и весь Торговый Комитет. И вид у них был не слишком довольный. Винж только глянул и тут же вытянулся по стойке «смирно» у входа. Триста лет назад, когда ему было пять, капитан Парк посетил базу Семьи Винж в секторе Канберры. Родители встретили коллегу по-королевски, хотя он и не был капитаном большого корабля. Но Эзр больше помнил потрясающие подарки этого человека, который казался ему дружелюбным.

При их следующей встрече Винж был семнадцатилетним будущим стажером, а Парк снаряжал флот к Триленду. Разница колоссальная. Они с тех пор сказали друг другу не больше ста слов, да и то по официальным поводам. Эзру эта его анонимность нравилась; и чего бы он сейчас не дал, чтобы она вернулась!

Вид у капитана Парка был такой, будто он проглотил что-то очень кислое. Он оглядел членов Комитета, и Винж подумал, на кого же именно он злится.

– Юный Ви… Стажер Винж! У нас здесь ситуация… необычная. Вы в курсе тонкостей нашего положения после прибытия эмергентов. – Капитан не ждал ответа, и поэтому слова «Так точно!» так и не сорвались с губ Винжа. – В настоящий момент у нас есть несколько вариантов возможного образа действий.

И капитан снова оглядел членов Торгового Комитета.

Тут до Эзра дошло, что Чиви Лизолет несла не сплошь чепуху. Капитан Флота имеет абсолютную власть по тактическим вопросам и, как правило, право вето по стратегическим. Но в вопросах существенного изменения целей экспедиции он зависит от милости Торгового Комитета. И в этом процессе что-то пошло не так. Не какое-то обычное затруднение: в подобных случаях капитану Флота принадлежит решающий голос. Здесь должна быть тупиковая ситуация, граничащая с мятежом руководящего класса. О такой ситуации все время бубнят учителя в школе, и если она возникает, то даже младший совладелец может стать фактором принятия решения. Жертвенным агнцем, в каком-то смысле.

– Возможность первая, – говорил капитан Парк, не ведая о печальных умозаключениях, дребезжащих у Винжа в голове. – Мы играем в игру, которую предложили эмергенты. Совместные операции, совместный контроль всех кораблей в грядущей высадке.

Эзр оглядел членов Торгового Комитета. Рядом с капитаном Флота сидела Кира Пен Лизолет, одетая в зеленый мундир Семьи Лизолет. Ростом она была не намного больше Чиви, лицо внимательное и вдумчивое. Но при этом она производила впечатление мощной физической силы. Стрентманнианское телосложение представляло собой крайность даже по гибким стандартам Кенг Хо. Некоторые Торговцы гордились своей маскирующей манерой поведения – но не Кира Пен Лизолет. Первая «возможность» капитана Парка была ей противна именно настолько, насколько говорила Чиви.

Внимание Эзра переключилось на второе знакомое лицо. Сум Дотран. Члены комитета управления – это элита. Активных совладельцев было немало, но в основном это были профессиональные планировщики, зарабатывающие себе уровень, на котором смогут обзавестись собственными кораблями. Было и меньшинство – очень глубокие старики. Почти все они были высококлассными экспертами, и предпочли роль менеджера роли совладельца. Таким был Сум Дотран. Когда-то он работал на Семью Винж. Эзр полагал, что и он – противник первой «возможности».

– Возможность вторая: раздельные структуры управления и никаких совместных экипажей на посадочных модулях. Как только предоставляется возможность, мы устанавливаем контакт с пауками непосредственно.

Ага, и пусть Бог Всей Торговли отсортирует крупных победителей от мелких. Когда игроков будет трое, выгоды простого предательства резко упадут, а за несколько лет торговых отношений эмергенты могут превратиться в нормальных конкурирующих партнеров. Конечно, эмергенты могут сам акт установления односторонних контактов счесть предательством. Тоже плохо. Винжу казалось, что этот путь поддерживает не менее половины Комитета – но только не Сум Дотран. Старик дернул головой в сторону Винжа, явно доводя это до его сведения.

– Третья возможность: сворачиваем временные базы и возвращаемся на Триленд.

У Винжа, должно быть, было настолько ошеломленное лицо, что Сум Дотран развил эту мысль.

– Юный Винж, капитан хочет сказать, что у противника численное превосходство и, вероятно, превосходство в вооружении. Эмергентам никто из нас не верит, и если они на нас нападут, помощи ждать неоткуда. Слишком рискованно было бы…

Кира Пен Лизолет хлопнула ладонью по столу.

– Возражаю! Это собрание вообще было бессмысленно! А теперь еще Сум Дотран использует его, чтобы навязать нам свою точку зрения!

Вот тебе и теория, что Чиви действовала по указанию матери.

– Оба к порядку! – Капитан Парк окинул весь Комитет тяжелым взглядом. – Четвертая возможность: мы предпринимаем превентивную атаку против флота эмергентов и закрепляем эту систему за собой.

– Пытаемся закрепить, – поправил Дотран.

– Возражаю! – Снова Кира Пен Лизолет. Она махнула рукой, вызывая синтетический образ. – Превентивная атака – единственно надежный образ действия!

Вызванный ею образ не был звездной картой или телескопическим изображением планеты пауков. Не был он и организационной диаграммой или расписанием, которые так часто поглощали внимание планировщиков. Скорее это было что-то вроде навигационных диаграмм планеты, отображающих положения и вектора скорости двух флотов по отношению друг к другу, планете пауков и самой Мигающей. Проведенные линии показывали будущее положение объектов в удобной системе координат. И алмазные скалы тоже были отмечены. Присутствовали и другие отметки, военные тактические обозначения, значки гигатонн, ракетных бомб и электронных контрмер.

Эзр, глядя на дисплей, пытался припомнить школьные занятия по военной теории. Слухи о секретном грузе капитана Парка оказались верны. У экспедиции Кенг Хо были зубы – подлиннее и поострее, чем у любого нормального торгового флота. Артиллеристы Кенг Хо тоже не теряли времени даром, хоть система Мигающей и была неимоверно гола – не спрячешь ни засады, ни резерва.

А вот и эмергенты. Натыканные возле их кораблей военные обозначения были нечеткими вероятностными оценками. Автоматика эмергентов была непривычной и, возможно, превосходила автоматику Кенг Хо. Тоннаж брутто у них был вдвое больше, и – предположительно – оружия тоже больше пропорционально.

Внимание Эзра снова вернулось к столу заседаний. Кто еще кроме Киры Лизолет – сторонник внезапной атаки? Приличную часть своего детства Эзр затратил на изучение Стратегий, но крупное предательство – как его учили – всегда было признаком безумия и зла, а не тем, что может быть нужно уважающему себя члену Кенг Хо, и уж тем более не тем, что таковому надлежит делать. И зрелище Торгового Комитета, который планирует убийство… это просто до него пока не доходило.

Молчание затянулось неестественно надолго. Они что, ждут его слова? Наконец заговорил капитан Парк:

– Вероятно, вы догадались, стажер Винж, что мы зашли в тупик. У вас нет ни права голоса, ни опыта, ни детального знания ситуации. Никак не желая вас оскорбить, должен сказать, что вообще не приветствую ваше присутствие на этом заседании. Но вы – единственный член экипажа, представляющий владельца двух наших судов. Если у вас есть мнение по поводу нашего выбора, мы будем… будем рады его услышать.

Пусть стажер Винж был самой мелкой пешкой в игре, но сейчас он был в центре внимания. И что же ему сказать? У него в голове вертелся миллион вопросов. В школе бывали тренировки по быстрым решениям, но даже тогда давали больше сведений, чем сейчас. Разумеется, этим людям от него не был нужен настоящий анализ. Эта мысль обожгла крапивой и выдернула из оцепенения.

– Ч-четыре варианта, капитан? Е-есть ли еще дополнительные, которые не были изложены?

– Таких, которые имели бы поддержку от Комитета или от меня – нет.

– Гм! Вы более других говорили с эмергентами. Что вы думаете об их предводителе, этом Томасе Нау?

Тот самый вопрос, над которым думали он с Триксией. Но Эзр и представить себе не мог, что спросит об этом самого капитана Флота!

Парк поджал губы, и, казалось, сейчас взорвется. Потом он кивнул:

– Он умен. Технические знания слабы по сравнению с капитанами Флота Кенг Хо. Глубокие знания стратегии, хотя не обязательно тех же ее аспектов, что у нас… Остальное – догадки и интуиция, хотя, думаю, большинство членов Комитета со мной согласится: я бы не поверил Томасу Нау ни в какой коммерческой сделке. По-моему, он пошел бы на крупное предательство ради мелкой выгоды. Очень искусный и опытный лжец, и не придает ни малейшего значения возврату долгов.

А уж это было самое худшее, что мог сказать член Кенг Хо о любом живом существе. Эзр вдруг заподозрил, что капитан Парк – среди тех, кто поддерживает внезапное нападение. Он поглядел на Сума Дотрана и снова на Парка. Те двое, которым он больше всего доверял, вылетели за обрез карты, притом по разные стороны!

Боже мой, люди, вы что, забыли, что я всего лишь стажер?

Эзр заглушил внутренне хныканье, секунду поколебался, всерьез обдумывая вопрос. Потом сказал:

– Учитывая вашу оценку, сэр, я определенно против первого варианта: совместной работы. Но… я также против идеи о превентивном нападении, поскольку…

– Прекрасное решение, мой мальчик! – перебил Сум Дотран.

– …поскольку в этой области у нас, Кенг Хо, мало опыта, сколько бы мы ни изучали такие действия.

Оставалось две возможности: удирать – или оставаться, по минимуму сотрудничая с эмергентами и завязав контакты с пауками при первой возможности. Отступление, даже будь оно объективно оправдано, было бы унизительным провалом всей экспедиции. Учитывая положение с горючим, оно было бы также неимоверно медленным.

Всего в миллионе километров отсюда находится самое таинственное и, возможно, богатое сокровище этой части людского космоса. Они пришли сюда за пятьдесят световых лет и подошли так близко… Огромный риск и огромное сокровище.

– Сэр, отступить сейчас – значило бы отдать слишком много. Но всем нам надо сейчас быть как артиллеристы – пока положение не станет определенно безопасным. – В конце концов, у Кенг Хо был свой легендарный воин: Фам Нювен, выигравший на своем веку не одну битву. – Я… я рекомендую остаться.

Тишина. Эзру показалось, что на многих лицах выразилось облегчение. Заместитель капитана Флота Лизолет выглядела просто угрюмо. Но Сум Дотран еще не сдался:

– Прошу тебя, мой мальчик, подумай еще. Подвергаются риску два корабля твоей Семьи. Не позорно отступить, когда грозит потеря всего. Наоборот, это мудро. Эмергенты просто слишком опасны, чтобы…

Парк медленно вышел из-за стола. Его рука мягко опустилась на плечо Сума Дотрана, и голос Парка был столь же мягок.

– Извини, Сум. Ты сделал все, что мог. Ты даже заставил нас выслушать младшего совладельца. Теперь настало время – для всех нас… согласиться и действовать дальше.

Лицо Дотрана исказила гримаса досады – или страха. Еще минута – и он взял себя в руки. Вдруг стало видно, как он стар и устал.

– Вы правы, капитан.

Парк скользнул на место и бесстрастно посмотрел на Эзра.

– Спасибо вам за совет, стажер Винж. Надеюсь, вы сохраните тайну этого совещания.

– Так точно, сэр! – вытянулся Эзр.

– Вы свободны.

За спиной Эзра открылась дверь, и он оттолкнулся от опорного шеста. Когда он проплывал в дверь, капитан Парк уже обращался к Комитету:

– Кира, обдумай вооружение посадочных модулей. Может, удастся намекнуть эмергентам, что попытка их захвата может оказаться очень опасной. Я…

Скользнувшая на место дверь отсекла остальное. Эзра охватило одновременно и облегчение, и нервная дрожь. На сорок, быть может, лет раньше своего срока он участвовал в принятии решения о судьбе флота. И это было совсем не в радость.

3

Мир пауков – планета Арахна, как ее теперь иногда называли – имела в диаметре двенадцать тысяч километров и силу тяжести в 0,95 земной. Ядро планеты было однородным и каменным, но на поверхности существовало достаточно летучих элементов для создания океанов и приемлемой атмосферы. Только одно мешало этому миру быть землеподобным Эдемом: отсутствие солнечного света.

Прошло более двухсот лет с тех пор, как Мигающая, солнце этой планеты, перешла в состояние «выключено». Все это время она давала Арахне не больше света, чем дальние звезды.

Посадочный модуль Эзра описал дугу над местностью, которая в теплые времена должна была бы быть большим архипелагом. Основные действия разворачивались на другой стороне планеты, где команды тяжелых подъемников вырезали и поднимали на орбиту миллионы тонн подводных отмелей и замерзшего океана. Но неважно; Эзру случалось видеть крупные инженерные работы. А эта маленькая высадка может стать поворотным моментом истории…

Синтетический образ на пассажирской палубе показывал внешний вид. Проплывавшие под кораблем земли были всех оттенков серого, и только поблескивали иногда белые пятна. Может, это была только игра воображения, но Эзр различал смутные тени, отбрасываемые Мигающей. Они обрисовывали топографию утесов и горных пиков соскальзывающей в темные ямы белизной. Некоторые дальние пики обрисовывались концентрическими дугами: перепады давления, где вокруг камня намерзал океан?

– Слушай, хоть сетку альтиметра наложи на них! – прозвучал у него над плечом голос Бенни Вена, и на ландшафт легла тонкая красноватая сетка. Она почти полностью соответствовала интуитивным представлениям Эзра о тенях и снеге.

Эзр махнул рукой в сторону карты:

– Когда звезда включена, там внизу – миллионы пауков. Естественно бы решить, что должны быть и признаки цивилизации.

Бенни хмыкнул:

– А что ты рассчитываешь увидеть на натуральном обзоре? Торчат только горные пики, а внизу все закрыто метрами кислородно-азотного снега.

Полностью земного типа атмосфера, замерзшая десятиметровым слоем воздушного снега – если он распределился равномерно. Многие из наиболее вероятных местоположений больших городов – устья, слияния рек – закрыты метрами холодной пыли. Все более ранние высадки производились относительно высоко – скорее всего, в шахтерских поселках или примитивных сеттльментах. Так было, пока не прибыли эмергенты и пока не было точно определено сегодняшнее место назначения.

Внизу тянулись темные земли. Было даже что-то, подобное глетчерным потокам. Эзр подумал, как они успели сформироваться. Глетчеры из воздушного льда?

– О Господь Всей Торговли, вы только посмотрите!

Бенни показал налево, на красноватое зарево у горизонта, и дал увеличение. Огонек остался мелким и быстро уходил из поля зрения. Он действительно был похож на огонь, хотя форму менял медленно. Теперь что-то уже закрывало вид на него, и Эзр только мельком успел глянуть на непрозрачное облако, медленно поднимавшееся в небо от этого света.

– Я с высокой орбиты рассмотрел получше, – донесся голос командира группы Дьема спереди. Но изображение он не передал. – Это вулкан, только что зажегся.

Эзр проводил глазами изображение, вышедшее из поля зрения. Поднимающаяся темнота – это должно быть, гейзер лавы – или просто воздух и вода, вылетающие над ним в космос.

– Это начало, – сказал Эзр. Ядро планеты было холодным и мертвым, хотя и было несколько озер магмы в том, что сходило тут за мантию. – Все вроде так уверены, что пауки должны быть в анабиозе – а что если они на самом деле сохраняют тепло возле таких штук?

– Маловероятно. Мы провели по-настоящему детальные разведывательно-исследовательские наблюдения. И обнаружили бы любое поселение возле горячего пятна. Кроме того, перед последним периодом темноты пауки только-только изобрели радио. И пока они еще не в том положении, чтобы выползать на улицу.

Это предположение было сделано на основании нескольких мегасекунд наблюдений и вероятных биохимических допущений.

– Да, наверное.

Эзр смотрел на красноватое зарево, пока оно не скрылось за горизонтом. Потом впереди и внизу появилось нечто более интересное. Дуга посадочного эллипса плавно опустила их вниз, все еще в невесомости. Планета была полного размера, но атмосферного полета не будет. Модуль шел на скорости восемь тысяч метров в секунду в паре тысяч метров от земли. Эзру казалось, что горы карабкаются к ним, протягивая вершины. Пролетал назад гребень за гребнем, все ближе и ближе. Бенни стал испускать какие-то недовольные звуки, прервав свою обычную болтовню. Эзр ахнул, когда последний гребень мелькнул мимо так близко, что, казалось, может зацепить модуль.

Эллипс перехода в ад.

Потом впереди заработал главный реактивный двигатель.

Спуск от выбранной Джимми Дьемом точки посадки занял почти тридцать килосекунд. Это неудобство было не по небрежности. Место посадки было выбрано на горном склоне, зато свободном от льда и воздушного снега, целью же было дно узкой долины. По всем правилам ему полагалось быть укрытым сотнями метров воздушного снега, но по неожиданной флюктуации топографии и климата этот слой едва достигал полуметра. Почти скрытая нависающими стенами долины, здесь находилась самая большая группа неповрежденных домов, которую до сих пор удалось найти. И были неплохие шансы, что здесь откроется выход в какую-нибудь гибернационную пещеру пауков, – из самых больших, а, быть может, и город, оживающий в теплое время Мигающей. Что бы тут ни удалось узнать, – это важная информация. По заключенному соглашению, все сообщалось и эмергентам…

Эзр ничего не знал об исходе собрания Торгового Комитета. Казалось, Дьем делает все возможное, чтобы скрыть от местных свое посещение – как и должны были ожидать от него эмергенты. Вскоре после отбытия модуля его посадка будет скрыта лавиной. Даже следы ног будут стерты (хотя это вряд ли необходимо).

Случайно вышло так, что когда группа добралась до дна, Мигающая была почти в зените. В «солнечный сезон» это был бы полдень. Теперь же Мигающая выглядела вроде красноватой луны в полградуса диаметром. Поверхность ее казалась крапчатой, как капли масла на воде. Без усиления дисплея света звезды хватало лишь на то, чтобы разглядеть окружающие предметы.

Группа высадки шла по чему-то вроде главной улицы – пять человек в скафандрах и один сопровождающий шагающий робот. Вокруг сапог, шагающих сквозь сугробы, поднимались легкие облачка пара, и летучие вещества вступали в контакт с не столь хорошо изолированной тканью скафандров. При долгой остановке приходилось выбирать место, свободное от снега, иначе людей быстро окружал туман испарений. Каждые десять метров ставился сейсмодатчик или сейсмозонд. Когда они будут расставлены, как требуется по схеме, они дадут изображение ближайших пещер. Что еще важнее для целей этой высадки: они дадут материал для соображений, что находится в этих домах. Главная цель: письменные материалы, картины. Найти детский букварь с картинками – для группы Дьема более чем приемлемый успех.

На черном – красновато-серые тени. Эзр упивался натуральным изображением. Красиво – и жутковато. Здесь пауки когда-то жили. По обе стороны дороги тени взбегали на здания, построенные пауками. Они все были двух-трехэтажными, но даже в этом тусклом свете, даже при размытых тьмой и снегом очертаниях их не спутаешь с постройками людей. Даже самые мелкие двери были щедро растянуты в ширину, и очень мало было дверей, достигающих хотя бы полутора метров в высоту. Окна (аккуратно заделанные – город был оставлен методично и тщательно, как делают обитатели, собирающиеся вернуться) тоже были широкими и низкими.

Как будто сотни прищуренных глаз смотрели на поисковую партию из пяти человек и их шагающего робота. Винж подумал, что будет, если вдруг появится свет – щелка света за ставнями. Его воображение на секунду увлекло его. Что если их самодовольное чувство превосходства – ошибка? Это же инопланетяне. Крайне маловероятно, чтобы жизнь могла зародиться в таком причудливом мире, как этот; когда-то сюда пришли межзвездные странники. Торговая территория Кенг Хо тянулась на сотни световых лет, и они поддерживали постоянный уровень техники тысячи лет. Им встречались радиоследы негуманоидных цивилизаций, находившихся за тысячи – а чаще всего за миллионы – световых лет, навеки недоступные прямому контакту или даже разговору. Пауки были всего лишь третьей негуманоидной расой, обнаруженной физически – третьей за восемь тысяч лет космических путешествий человека. Одна из них вымерла миллионы лет назад, вторая же не достигла даже машинного уровня, не говоря уже о межзвездных полетах.

Пятеро, идущие между темными зданиями с закрытыми окнами, действительно творили историю, как и представлял себе Винж. Армстронг на Луне, Фам Нювен у разлома Брисго – а теперь Винж, Вен, Патил, До и Дьем на улице города пауков.

В фоновом радиоразговоре вдруг возникла пауза, и на миг самыми громкими звуками стали потрескивание комбинезона и собственное дыхание. Потом голоса вернулись, направляя группу через открытое пространство к дальнему концу долины. Очевидно, аналитики решили, что узкая щель – это вход в пещеры, где, как предполагалось, укрылись местные пауки.

– Странно, – раздался неизвестно чей голос сверху. – Сейсмодатчик что-то уловил – и сейчас улавливает – из здания справа от вас.

Винж вскинул голову и уставился во мрак. Пусть не свет, зато звук.

– Робот? – Это сказал Дьем.

– Может, просадка здания? – Бенни.

– Нет-нет. Это импульсы – как щелчки. Теперь упорядоченные удары, некоторые приглушены. Частотный анализ… звучит как что-то механическое – движущиеся детали и прочее в этом роде. Так, теперь почти прекратилось, только затухание. Командир группы, мы точно определили источник звука. Это на дальнем углу, на уровне четырех метров над улицей. Вот вам маркер.

Винж с остальными прошли еще тридцать метров, следуя за плывущим у них в дисплеях шлема значком маркера. Скрытность их движений была почти смешна – они прекрасно просматривались из любого здания.

Маркер повел их за угол.

– С виду в здании ничего особенного не заметно, – сказал Дьем. Как и прочие дома, этот был сложен из камней без раствора, верхние этажи чуть выдавались над нижними. – Стоп, я вижу, куда вы показываете. Это что-то вроде… керамического ящика, закрепленного на карнизе второго этажа. Винж, тебе ближе всех. Подойди и посмотри.

Эзр направился к зданию, и тут заметил, что кто-то умный отключил маркер.

– Где?

Он видел только тени и серую кладку.

– Винж! – В голосе Дьема чуть сильнее ощущался командный металл. – Проснись, Винж!

– Ох, виноват!

Эзр почувствовал, что вспыхнул. Слишком часто он так попадал впросак. Он включил мультиспектровое изображение, и стена заполыхала цветами – составное изображение, которое скафандр показывал в нескольких участках спектра. И там, где раньше была заполненная тенью яма, он увидел тот самый ящик, о котором говорил Дьем. Ящик висел в паре метров над его головой.

– Секундочку, я подойду поближе.

Он подошел к стене. Как и у большинства зданий, стена этого была прочерчена широкими каменными ребрами. Аналитики считали, что это могут быть ступени. Винжу такая интерпретация годилась, хотя для него они были скорее пожарной лестницей. Через несколько секунд он оказался рядом с устройством.

И это была машина. По бокам у нее были заклепки, как в средневековом романе. Винж вытащил из комбинезона сенсор и поднес к ящику.

– Мне его трогать или нет?

Дьем не ответил. Это вопрос для тех, кто повыше, и Винж услышал, как несколько голосов стали совещаться.

– Поводи сенсором вокруг. На ящике сбоку маркировка есть?

Триксия! Он знал, что она будет среди наблюдателей, но слышать ее голос было очень приятным сюрпризом.

– Есть, мэм! – ответил он, и поводил цилиндром взад-вперед над ящиком. На боках его что-то было обозначено, но неясно, была это надпись или наводки капризного механизма мультисканирования. Если надпись, тогда это успех.

– Ладно, теперь закрепите цилиндр на ящике, – сказал другой голос. Это был акустик.

Эзр выполнил, что ему сказали.

Прошло несколько секунд. Лестница пауков была настолько крутая, что Винжу пришлось к ней прислониться. Туман испаряющегося воздуха стекал со ступеней и уходил вниз. Подогреватели куртки старались компенсировать холод от камня.

– Это интересно, – прозвучал наконец голос. – Эта штука – сенсор прямо из темных веков.

– Электрический? Передает данные в удаленный центр?

Винж вздрогнул. Слова были произнесены женским голосом с эмергентским акцентом.

– А, здравствуйте, директор Рейнольт. Нет, в этом-то и странность этого устройства. Оно самодостаточно. «Источником питания», по всей видимости, является блок металлических пружин. Часовой механизм – вам такое понятие знакомо? – обеспечивает и отсчет времени, и движущую силу. На самом деле я думаю, что это единственный не слишком сложный способ, который годится для периода долгого холода.

– Так что же он наблюдает?

Это был Дьем, и вопрос был хороший. Винжа снова увлекло воображение. Может быть, пауки куда умнее, чем кто-нибудь полагает. Может быть, его собственная фигура в шлеме показана в их отчетных материалах. И кстати, не подключена ли эта коробка к чему-то вроде оружия?

– Ничего похожего на камеру не видно, командир группы. У нас сейчас очень хорошее изображение содержимого ящика. Зубчатый механизм протягивает ленту мимо четырех самописцев. – Термины прямо из текста игры «Погибшая цивилизация». – Я полагаю, каждый день или около того лента чуть подается вперед и отмечает температуру, давление… и еще две скалярных величины, которые мне пока не ясны. – Каждый день в течение более чем двухсот лет. Примитивным человеческим цивилизациям трудно было бы создать механизм с движущимися частями, который проработал бы так долго, тем более в условиях низких температур. – Нам просто повезло, что мы проходили мимо, когда он сработал.

Последовал технический диспут о том, насколько изощренными могут быть такие самописцы. Дьем велел Бенни и остальным просветить район пикосекундными вспышками. Нигде ничего в ответ не блеснуло – линз оптики обнаружить не удалось.

Тем временем Винж все стоял, опершись на лестницу. Холод начинал проникать под куртку и герметичный комбинезон. Снаряжение не было рассчитано на долгий контакт с таким поглотителем тепла. Винж неловко поежился на узких ступенях. В поле тяготения один g такая акробатика быстро надоедала… Но новое положение позволило ему заглянуть за угол дома. И на этой стене ставни частично отвалились от окон. Винж осторожно выглянул с лестницы, пытаясь разобраться, что видит внутри комнаты. Все там было покрыто патиной воздушного снега. Стояли длинные ряды шкафчиков высотой до пояса, над ними – металлические рамы и еще шкафчики. Уровни были соединены лестницами пауков. Конечно, для пауков эти ящики не «до пояса». Хм. Сверху лежали свободно какие-то предметы, каждый представлял собой набор плоских пластин, соединенных с одной стороны петлей. Некоторые были сложены, другие развернуты, как веера.

Внезапное понимание стукнуло, как удар тока, и он заговорил по открытой связи, не успев подумать.

– Командир Дьем!

Разговор удивленно прервался.

– Что там у тебя, Винж?

– Посмотрите через мой прибор. Кажется, я нашел библиотеку.

Сверху раздался чей-то радостный возглас. Очень похоже на голос Триксии.

Сейсмозонды привели бы их в конце концов к библиотеке, но Эзр сильно сократил этот путь.

В задней стене была большая дверь, и ввести туда робота было просто. У него был скоростной сканирующий манипулятор. Адаптация к странному виду «книг» потребовала времени, но сейчас робот с головоломной скоростью – сантиметр или два в секунду – шел вдоль полок, а двое из команды Дьема скармливали ему в лапу постоянный поток книг. Сверху шел вежливый, но вполне слышный спор. Эта высадка была частью совместного плана, и по согласованному графику срок ее истекал через всего сто килосекунд. За это время они не успеют обработать всю библиотеку, не говоря уже о других зданиях и входе в пещеры. Эмергенты не хотели делать для этой высадки исключения. Вместо этого они предлагали переместить в долину один из тяжелых подъемников и выгрести все находки в целом.

– И при этом можно сохранить стратегию скрытности, – произнес мужской голос эмергента. – Можем взорвать стены долины, будто бы большой обвал уничтожил лежащую внизу долину.

– Ну и ну! У этих ребят действительно деликатный подход, – произнес голос Бенни Вена по закрытому каналу.

Эзр не ответил. Предложение эмергентов казалось ему не то чтобы иррациональным… просто чужим. Кенг Хо занималась торговлей. Самые крутые садисты могли с радостью разорить конкурента до полной нищеты, но почти все хотели иметь Клиентов, которых можно будет постричь снова. Просто разрушать или красть было… грубо, что ли. И зачем, если можно потом вернуться и снова пощупать, чем поживиться?

Наверху предложение эмергентов было вежливо отклонено, и следующая экспедиция в знаменитую теперь долину была поставлена во главе списка последующих совместных приключений.

Дьем послал Бенни и Эзра проверить полки. В этой библиотеке могло быть сто тысяч томов – всего несколько сот гигабайт, но и этого было слишком много для оставшегося времени. В конце концов, придется выбирать наугад, рассчитывая таким образом найти святой грааль – детский иллюстрированный букварь.

Текли килосекунды, Дьем менял людей – одни скармливали информацию сканеру, другие таскали книги для прочтения с верхних полок и ставили их на место.

Когда у Винжа настал обеденный перерыв, Мигающая уже ушла из зенита. Теперь она висела над утесами дальнего конца долины и отбрасывала тени от домов на всю длину улицы. Он нашел свободный от снега участок, бросил на него теплоизолирующее одеяло и разгрузил наконец ноги от своего веса. Ох, как хорошо! Дьем дал ему на перерыв тысячу пятьсот секунд. Он покопался в фидере и медленно сжевал пару фруктовых палочек. В шлеме слышался голос Триксии, но она была очень занята. «Букварь с картинками» так и не попался, но нашлось нечто, не намного худшее – пачка учебников физики и химии. Триксия предположила, что это какая-то техническая библиотека. Сейчас обсуждалось, как ускорить сканирование. Триксия считала, что выполнила анализ графем письма правильно, так что теперь можно приступать к более разумному чтению.

С первого раза, когда Эзр увидел Триксию, он понял, что она умна. Но она была всего лишь Клиентом, специализирующимся в лингвистике – области, где наука Кенг Хо добилась блестящих успехов. Что она может на самом деле внести нового? Теперь же… теперь он слышал идущий сверху разговор, и остальные специалисты-лингвисты обращались к Триксии с уважением. Может быть, и не удивительно. Вся цивилизация трилендеров соревновалась за ограниченное количество мест в экспедиции. И если из ста миллионов людей выбрать в какой-то специальности лучшего… то этот лучший наверняка будет чертовски хорош. На секунду гордость Эзра от знакомства с ней пошатнулась: на самом деле это он хватил слишком высоко, желая ее. Да, он главный наследник Семьи Винж. 23, но сам он… совсем не так блистает. И даже хуже: все время тратит на мечтания о каких-то других местах и временах.

Эта обескураживающая мыслишка повернула на знакомый путь: может быть, он докажет, что не так уж бесполезен. Пауки наверняка давно оторвались от своей исходной цивилизации, и теперешняя эра у них может быть очень похожей на темные века. Может быть, у него будет наитие, которое принесет Флоту сокровища – а ему завоюет Триксию Бонсол.

И ум его понесся по счастливым возможностям, ни разу толком не спустившись до скучных деталей…

Винж глянул на хрон. Ага, еще есть пятьсот секунд! Он встал, поглядел поверх удлиняющихся теней туда, где улица взбиралась на склон горы. Весь день они так сосредоточились на главных задачах, что даже не успели кинуть взгляд на окружающий вид. На самом деле они остановились, чуть не доходя до расширения дороги, почти площади.

В светлое время здесь было много растений. Холмы были покрыты перекрученными остатками чего-то вроде деревьев. Здесь природа была тщательно причесана; через правильные интервалы на улице лежали органические остатки каких-то декоративных растений. Вокруг площади было с десяток таких груд.

Четыреста секунд. Время еще есть.

Он быстро подошел к краю площади и стал обходить ее по кругу. Посреди круга возвышался холмик, и покрывший его снег складывался в странные формы. Обойдя круг до половины, Винж оказался лицом к свету. Работа в библиотеке настолько разогрела дом, что оттуда сочился туман временно возникшей местной атмосферы, и красноватыми полосами пронизывал его свет Мигающей. Если не замечать цвета, то это мог быть наземный туман на главном полу базы его родителей в летнюю ночь. А стены долины могли быть переборками отсеков базы. На секунду воображение сыграло с Эзром шутку, и такое чужое место показалось таким знакомым, таким мирным.

Внимание Винжа снова вернулось к центру площади. Вот эти странные формы, полускрытые темнотой. Не успев подумать, он к ним приблизился. Земля была чиста от снега и хрустела под ногами, как замерзший мох. Вдруг Эзр остановился, чуть не ахнув. Эти темные предметы в центре – это же статуи! Статуи пауков! Еще несколько секунд, и он доложит о находке, но пока что он любовался этой сценой в одиночестве и молчании. Конечно, примерная форма туземцев им известна; есть грубые картины, найденные предыдущими наземными партиями. Но – Винж включил сканирование изображения – эти статуи очень натуралистичны, и выполнены в мельчайших деталях из какого-то темного металла. Их здесь было три, как Эзр решил – в натуральную величину. Слово «паук» – слово обычного языка, термин из тех, что при конкретном исследовании почти бесполезно. Во времянках, где прошло детство Эзра, было несколько видов живых существ, называемых «пауками». У некоторых было шесть ног, у других восемь, у третьих – десять или двенадцать. Были среди них толстые и мохнатые, были тощие, черные и ядовитые. Здешние, кажется, худощавые и десятиногие. Но либо они носят одежду, либо куда более колючие, чем их мелкие тезки. Они переплели ноги друг с другом, дотягиваясь до чего-то под собой. Дерутся? Размножаются? Непонятно. Даже воображение Винжа отказало.

На что тут похоже, когда солнце светит вовсю?

4

Стало стертым штампом, что мир приятнее всего в Годы Увядания. Погода действительно не такая бурная, во всем ощущается замедление, и почти повсюду несколько лет подряд летний зной не так жжет, и зимы не так суровы. Классическое время романтики. Время, когда соблазн манит высшие существа расслабиться. Отложить. Последний шанс приготовиться к концу мира.

По чистому везению Шерканер Андерхилл выбрал для первой поездки в Ставку самые лучшие дни Годов Увядания. Вскоре он понял, что повезло ему вдвойне: прибрежный серпантин был не рассчитан на автомобили, а Шерканер оказался далеко не таким искусным автомобилистом, как сам думал. Не раз его заносило и разворачивало на месте при неправильно приложенном ремне водителя, и только руль и тормоза спасали его от полета в голубой туман Великого Моря (он, конечно, не долетел бы и рухнул на лес, но с тем же смертельным результатом).

Шерканер этим наслаждался. За несколько часов он научился управлять машиной. Теперь он разворачивался на двух колесах почти намеренно. Поездка была прекрасной. Местные жители называли этот маршрут Гордостью Аккорда, и Августейшая Семья не смела пожаловаться. Была вершина лета. Лес был возраста полных тридцати лет – почти столько, сколько могут прожить деревья. Они вытягивались вверх, прямые, высокие, зеленые, и росли прямо на краю дороги. Аромат цветов и лесных смол плыл прохладным потоком мимо насеста автомобиля.

Других гражданских авто попадалось немного, зато много было оспрехов, тянущих телеги, попадались грузовики и до неудобства много армейских колонн. Штатские реагировали на него со смешанным чувством: раздражение, интерес, зависть. Даже больше, чем возле Принстона, встречалось крестьянок, с виду беременных, и парней с детскими рубцами на спине. Некоторые группы, казалось, завидуют не только автомобилю Шерка. А я иногда немного завидую им. Какое-то время он поиграл с этой мыслью, не пытаясь ее объяснить. Инстинкт – это так увлекательно, особенно когда видишь его изнутри.

Пролетали мили. Тело и чувства Шерканера упивались поездкой, но разум постепенно отвлекся: дела в школе, как продать Ставке свой план, воистину неисчерпаемые способы усовершенствования автомобиля. В лесной городишко он въехал ранним вечером первого дня. На древнем знаке было написано «ГЛУБИННАЯ НОЧЬ». Шерканер не понял, это название или просто описание.

Остановился он возле кузницы. У кузнеца была такая же странноватая улыбка, как у многих на дороге.

– У вас хороший автомобиль, мистер.

На самом деле автомобиль и был очень хорошим и дорогим – последняя модель «Релмайтха». Абсолютно не по карману среднему студенту колледжа – Шерканер выиграл его в казино возле студенческого городка двумя днями раньше. Теорию вероятностей надо знать. Шерканер был отлично известен во всех игорных домах Принстона и окрестностей, и гильдия владельцев его предупредила, что ему все руки переломают, если еще раз поймают за игрой в городе. А он все равно собирался уезжать из Принстона – и очень хотел поэкспериментировать с автомобилями.

Кузнец бочком, бочком обошел автомобиль, притворяясь, что любуется серебряной отделкой и тремя вращающимися цилиндрами.

– Типа далеко от дома заехали, нет? И что будете делать, если он работать перестанет?

– Может, керосина куплю?

– Ага, у нас он есть. Нужен для кое-каких машин на ферме. Не, я не про то. Я насчет если ваша штуковина поломается? Они же капризные, не то что тягловые животные.

Шерканер ухмыльнулся. Он уже заметил скорлупу от нескольких авто в лесу позади кузницы. Нужное место.

– Вот тут может быть трудность. Но я кое-что придумал. Вас может заинтересовать работа по коже и металлу.

И он описал несколько идей, которые пришли ему в голову на дороге – вещи, которые сделать просто. Кузнец был согласен – всегда готов делать бизнес с психом. Но только Шерканер должен заплатить вперед. К счастью, валюта Банка Принстона оказалась приемлемой.

Потом Андерхилл проехал по городу, разыскивая гостиницу. С первого взгляда городок казался мирным, не замечающим времени – таким, в котором приятно жить. Была в нем традиционалистская церковь Мрака, простая и обшарпанная, какой и должна была быть в эти годы. На почте продавались газеты даже не позавчерашние, а третьегодняшные. Заголовки могли быть большими, красными, кричащими о войне и вторжении, но даже когда мимо грохотала колонна грузовиков Ставки, никто особого внимания не обращал.

Выяснилось, что Глубинная Ночь настолько мала, что даже гостиниц в городе нет. Владелец почты рассказал, как проехать к домам, где сдаются койки с завтраком. Когда солнце уже скатывалось к океану, Шерканер все еще искал их, раскатывая по сельским дорогам. Лес был красив, но оставлял маловато места для ферм. Местные жители существовали частично за счет внешней торговли, но еще и усердно трудились в своих горных садах… и оставалось у них не больше трех лет хороших сезонов, пока морозы не станут убийственными. Амбары казались полными, и постоянно ездили туда и сюда телеги между холмов. Приходская глубина находилась еще милях в пятнадцати в том же направлении. Глубина не очень большая, но для малонаселенной местности ее хватало вполне. Если эти люди не сделают сейчас достаточных запасов, им придется очень страдать в первые, тяжелые годы Великой Тьмы: даже в теперешние цивилизованные времена мало нашлось бы сочувствия к тому, кто, имея трудоспособное тело, не запасся на эти годы.

Закат застал его на мысе, выходящем на океан. Земля уходила вниз с трех сторон, а с юга переходила в небольшую лесистую долину. На гребне за ней возвышался дом, похожий на тот, что описал почтмейстер. Но Шерку все еще можно было не спешить, а это был самый прекрасный вид за весь день. И он смотрел, как лоскуты теней окрашиваются в разные цвета, а след солнца уходит с отдаленного горизонта.

Потом он развернул автомобиль и направился в долину по крутой грунтовой дороге. Над ним сомкнулась лесная крыша… и начался самый трудный для вождения участок за весь день, хотя он ехал медленнее, чем калека ползет. Автомобиль нырял и скользил в футовой глубины выбоинах. Тяготение и везение – только эти два явления не давали ему застрять. Когда Шерканер добрался до русла ручья на дне, он всерьез уже сомневался, не придется ли бросить здесь сверкающую новую машину. Потом он посмотрел вперед и по сторонам. Дорога не заброшена – тележные колеи свежие.

Медленный вечерний бриз донес вонь отбросов и гниющего мусора. Помойка? Странно представить себе такую штуку в глуши. Да, действительно, кучи отходов. Но и дом-развалюха, полускрытый деревьями. Стены кривые, будто бревна никто никогда не пригонял. Крыша провисла. Дыры заткнуты пучками лозняка. Слой почвы между дорогой и домом стерт начисто. А вот что он мог счесть за отбросы: пара оспрехов, стреноженная у ручья выше по течению.

Шерканер остановился. Дорожные колеи исчезали в ручье футах в двадцати впереди. Минуту он просто смотрел в ошеломлении. Это же настоящий лесной народ, непохожий ни на что, виденное в жизни Шерканером – уроженцем и жителем большого города!

Он стал вылезать из машины. Их воззрения. Сколько он может узнать нового!

Тут до него дошло, что если их воззрения достаточно чужды, то они могут быть более чем недовольны его присутствием.

К тому же… Шерканер откинулся на насесте и тщательно оглядел рулевое колесо, газ и тормоза. За ним наблюдали не только оспрехи. Он огляделся по сторонам, глаза уже приспособились к сумеркам. Так, их двое. Прячутся в тени с обеих сторон. Не животные, но… Дети? Лет так пяти и десяти. У меньшего еще сохранились детские глаза. Но взгляд их был животный, хищный. И они подкрадывались к автомобилю.

Шерканер форсировал двигатель и рванул вперед. Уже перед самым ручьем он заметил третий силуэт – побольше – затаившийся в деревьях над водой. Может, это и дети, но игра в засаду и прыжок идет всерьез. Он вывернул руль резко вправо, выскакивая из колеи. Значит, он соскочил с дороги – или нет? Впереди слабо просматривались выбитые борозды: место брода!

Он въехал в ручей, разбрызгивая воду в обе стороны. Большой в деревьях прыгнул, длинная рука скользнула по автомобилю, но сама эта тварь приземлилась в стороне от пути Шерканера. Тут Андерхилл добрался до другого берега и рванул по круче вверх. Настоящая засада кончилась бы мешком на этом месте. Но дорога бежала вперед, и как-то ему удавалось на ней удержаться, хотя машина виляла. Последний миг страха, когда он выезжал из-под навеса листвы, дорога стала круче, и «релмайтх» повело назад так, что он чуть не опрокинулся. Шерканер бросился с насеста вперед, машина ухнула вниз и перекатилась через гребень холма.

Путь закончился под звездами в сумеречном небе возле дома, который был виден с дальнего конца долины.

Шерканер заглушил мотор и минуту посидел, переводя дыхание и прислушиваясь к стуку крови в груди – настолько все стало тихо. Он оглянулся: никто его не преследовал. А если подумать, что случилось… то это странно. Тот большой, которого он видел, медленно вылезал из ручья. Остальные двое отвернулись, будто потеряв интерес.

Это был именно тот дом, который он видел с того края долины. В передних комнатах зажегся свет. Открылась дверь, и на крыльцо вышла старая дама.

– Кто там? – спросил мощный голос.

– Леди Энклерр? – У самого Шерканера голос слегка дрогнул. – Мне почтмейстер дал ваш адрес. Сказал, что вы сдаете комнаты на ночь.

Она подошла со стороны водителя и оглядела Шерка сверху донизу.

– Сдаю. Но вы опоздали к ужину. Придется вам досасывать холодное.

– А, это ничего, это ничего.

– Ладно, тогда втаскивайся. – Она усмехнулась и махнула ручкой в сторону долины, откуда Шерканер только что унес ноги. – Ты далекий обходной путь проделал, сынок.

* * *

Вопреки своему обещанию, леди Энклерр накормила Шерканера как следует. Потом они сели поболтать в ее передней гостиной. Дом был чист, хотя довольно изношен. Провисшие полы не ремонтировались, краска кое-где облупилась – дом приближался к концу своих дней. Но бледные мерцающие лампы открывали взгляду ряды книжных полок между закрытыми ширмами окнами. Тут было около ста заглавий, в основном детские книжки для только что научившихся читать. Старая дама (она была действительно старой, родилась за два поколения до Шерка) была приходской учительницей на пенсии. Ее муж не пережил последней Тьмы, но были у нее взрослые дети – уже сами старые хрычи – живущие в этих холмах повсюду.

На городскую учительницу леди Энклерр была никак не похожа.

– Да, я помоталась на своем веку. Когда я была еще моложе тебя, я плавала в западном море.

Морячка! Шерканер с откровенным благоговением слушал ее истории об ураганах, смерчах и взрывах айсбергов. Мало находилось сумасшедшего народу, чтобы идти в моряки, даже в Годы Увядания. Леди Энклерр повезло прожить настолько долго, чтобы завести детей. Может быть, поэтому она в следующем поколении осела в качестве учительницы и помощницы своего мужа по воспитанию кобберят. Каждый год она изучала учебники для следующего класса, оставаясь на год впереди приходских детей весь период до достижения взрослости.

В период Света она учила новое поколение. Когда дети вырастали, она потом годами процветала. Многие кобберы перешли в третье поколение, немногие дожили до его конца. Леди Энклерр была слишком хилой, чтобы самой подготовиться к грядущей Тьме. Но у нее была ее церковь и помощь собственных детей, и потому у нее был шанс увидеть четвертый период Света. Тем временем она продолжала сплетничать и читать. Она даже интересовалась войной – но как болельщик.

– Я говорю: дайте этим тиферам туннель позади. У меня две внучатых племянницы на Фронте, и я ими горжусь.

Слушая ее речи, Шерканер выглядывал через широкие, отлично экранированные окна дома леди Энклерр. Необычно яркие звезды тысячи цветов были здесь в горах; они тускло освещали широкие листья лесных деревьев и раскинувшиеся вокруг холмы. Крошечные лесные феи несмолкаемо постукивали в экраны, и со всех окрестных деревьев слышались их скрипучие песни.

Вдруг забил барабан. Громко забил – Шерканер ощутил ритм кончиками ног и грудью, не только ушами. Ему начал вторить другой, то опережая, то снова попадая в ритм.

Леди Энклерр прекратила разговор и недовольно прислушалась к шуму.

– Боюсь, это может быть на много часов.

– Ваши соседи? – Шерканер показал в сторону севера, к долине. Интересно, что если не считать ее замечания насчет «долгого обходного пути», она ни слова не сказала о странном народе в долине.

…Кажется, и сейчас не скажет. Леди Энклерр нагнулась со своего насеста, впервые с момента его прибытия на какой-то заметный промежуток времени замолчав. Потом спросила:

– Знаешь историю о ленивых лесных феях?

– Конечно.

– Я ее сделала серьезной частью катехизации, особенно для пяти-шестилетних. Она насчет аттеркропов, потому что они выглядят, как маленькие кобберы. Мы изучали, как они отращивают крылья, и я им рассказывала о тех, что не готовятся к Тьме, которые все играют и играют, пока не станет слишком поздно. Я из нее смогла сделать страшный рассказ. – Она сердито прошипела в пищевые руки. – Мы – несчастные грязные туземцы. Вот почему я ушла в море, и вот почему я в конце концов пришла обратно – попытаться помочь. Бывали годы, когда за учительство я получала только бумажки фермеров за сотрудничество. Но я хочу, чтобы ты, мой юный друг, знал: мы – хороший народ… да только иногда бывают кобберы, которые намеренно становятся паразитами. Немногие, и в основном выше по холмам.

Шерканер рассказал ей о засаде на дне долины.

Леди Энклерр кивнула.

– Я так и подумала, что было что-то вроде этого. Ты примчался, будто тебя сзади поджаривали. Тебе повезло, что ты выбрался со своим автомобилем, но большая опасность тебе не грозила. В том смысле, что если бы застыл на месте, они бы могли тебя запинать до смерти, но в основном они слишком ленивы, чтобы угрожать всерьез.

Ну и ну! Извращенцы, в самом деле. Шерканер постарался не проявить слишком большого интереса.

– Так что вся штука…

Энклерр отмахнулась:

– Может, в музыке. Думаю, они достали недавно шипучку с дурью. Но это всего лишь симптом – пусть я и не сплю из-за него по ночам. Нет, знаешь, что по-настоящему превращает в паразита? Они не готовятся к Тьме… и обрекли проклятию собственных детей. Эта пара в долине – это народ с холмов, которым в лом заниматься фермерством. Они были бродячими кузнецами, бродили от фермы к ферме и работали только когда не удавалось ничего украсть. В Средние Годы Солнца жизнь легка. И все это время они блудили по сторонам, рассыпая постоянный поток молоди…

Вы молоды, мистер Андерхилл, может, малость еще зашорены. Я не знаю, понимаете ли вы, насколько это утомительно – сделать женщину беременной перед Годами Увядания. Всего-то может появиться один-другой маленький рубец – и любая порядочная женщина их отдерет. Но те паразиты внизу – они все время трахаются. Мужик всегда таскает на спине один-два рубца. Слава всевышним, почти всегда они умирают. Но бывает, что дорастают до стадии младенца. Некоторые доживают до детства, но потом с ними годами обращаются, как с животными. Большинство из них – угрюмые кретины.

Шерканер вспомнил хищные взгляды. Эти малыши сильно отличались от того, что он помнил о детстве.

– Но ведь некоторым удается уйти? И вырасти во взрослых?

– Некоторым. И эти опасны – они понимают, чего им недостает. Так или иначе, а положение здесь плохое. Я тут выращивала минитарантов – понимаете, чтобы одной не скучать, да и денег немножко. Кончилось тем, что их всех либо украли, либо оставили у меня перед крыльцом высосанный панцирь.

Она помолчала, переживая болезненные воспоминания.

– Фантазию кретинов привлекают блестящие предметы. Одно время целая их банда сообразила, как попасть в мой дом. В основном утащили сладости. Второй раз украли в доме все картины, даже из книг повытаскивали. Тогда я как следует заперла дверь. Но они как-то вломились в третий раз – и уперли все мои книги! Я же тогда все еще их учила, книги мне были нужны! Приходской констебль поджарила за это паразитов, но книги она, конечно, не нашла. Мне пришлось покупать учебники за два последних школьных года.

Она махнула рукой в сторону верхних рядов книг, на потрепанные экземпляры дюжины учебников. Книги на нижних полках были похожи на буквари, вплоть до книжек для младенцев, зато они все были хрустящие, новые и нетронутые. Странно.

Дуэт барабанов потерял синхронность и постепенно затих.

– Так что, мистер Андерхилл, так и есть: кое-какая внефазная молодь доживает до взрослости. Могут даже сойти за кобберов текущего поколения. В некотором смысле это следующее поколение паразитов. За пару лет все это стало куда противнее. Как ленивые лесные феи, эти типы начинают ощущать холод. Но в приходскую глубину попадут лишь очень немногие. Остальные будут снаружи, в холмах. Там есть кое-какие пещеры, немногим лучше глубин для скота. Там проводят Тьму беднейшие фермеры. Вот тут эти внефазные паразиты будут по-настоящему опасны.

Старая дама перехватила его взгляд и чуть улыбнулась рваной улыбкой.

– Я вряд ли увижу очередной Свет. Но это ничего. Земля достанется моим детям. Здесь красивый вид; пусть построят гостиницу. Но если я переживу Тьму, то построю маленькую беседку, повешу большой знак, что здесь живет самый старый коббер во всем приходе… и буду глядеть в долину. Надеюсь, она очистится. Если паразиты вернутся – то почти наверняка они убили какую-нибудь несчастную фермерскую семью и захватили ее глубину.

Потом леди Энклерр перевела разговор на другие темы, расспрашивая о жизни в Принстоне и о детстве Шерка. И еще сказала, что раз она открыла мрачные тайны своего прихода, ему следует открыть, зачем это ему ехать на автомобиле в Ставку.

– Я подумываю, не поступить ли мне на службу.

На самом деле Шерканер хотел, чтобы Ставка послужила его планам, а не наоборот. От такого отношения университетский профессорат просто бесился.

– Ну-ну. Знаешь, далековатый путь, если можешь записаться прямо в Принстоне. Я видела у тебя в автомобиле багаж – не меньше фермерской телеги.

Она с любопытством развела пищевыми руками.

Шерканер только улыбнулся в ответ:

– Меня друзья предупредили, что надо как следует нагрузиться запчастями, если хочешь проехаться на автомобиле по Гордости Аккорда.

– Это уж точно. – Она встала несколько с трудом, опираясь на ноги и средние руки. – Что ж, старым дамам надо вовремя ложиться спать, даже в приятный летний вечер и в такой хорошей компании. Завтрак будет на восходе.

Она отвела его в комнату, настаивая, что поднимется по лестнице, чтобы показать, как открываются окна и разворачивается спальный насест. Небольшая комната была полна воздуха, старые обои кое-где отслоились. Когда-то, наверное, здесь была комната ее детей.

– …а удобства снаружи за домом. Городской роскоши у нас нет, мистер Андерхилл.

– Меня вполне устраивает, миледи.

– Тогда спокойной ночи.

Она уже пошла вниз, когда он вспомнил еще один вопрос. Всегда остается последний вопрос. Он высунул голову в дверь:

– У вас сейчас так много книг, леди Энклерр. Приход в конце концов купил вам недостающие?

Она остановилась в своем осторожном спуске и тихонько засмеялась.

– Да, через несколько лет. Это отдельная история. Это сделал новый приходской священник, хотя этот приятный коббер и не сознается. Наверняка потратил собственные деньги, но в один прекрасный день мне доставили посылку прямо к дверям от издателя в Принстоне. Новые экземпляры руководств учителя для каждого класса. – Она махнула рукой. – Глупый жест, конечно. Но все эти книги уйдут со мной в глубину. Я прослежу, чтобы они попали к тем, кто будет учить следующие поколения приходских детей.

И она стала спускаться дальше.

Шерканер устроился на спальном насесте, смял его так, чтобы можно было обернуться с удобством. Он чувствовал сильную усталость, но сон не приходил. Окошки комнаты выходили на долину; свет звезд озарял цвет обожженного дерева и тонкую струйку дыма. У дыма был свой отдаленный свет, но не было искорок живого огня.

Наверное, даже извращенцы спят.

Со всех окрестных деревьев доносился стрекот лесных фей – крошечные твари спаривались и дрались. Шерканер пожалел, что не потратил немного времени на энтомологию. Стрекот то усиливался, то спадал. Когда он был маленьким, была история про ленивых лесных фей, но он помнил и глупые стишки, которые пелись на музыку лесных фей. «Время жить и время спать, в мире много надо знать». Смешная песенка будто пряталась в этом стрекочущем звуке.

Под эти слова и бесконечный мотив он наконец заснул.

5

Потратив еще два дня, Шерк добрался до Ставки. Могло бы уйти и больше времени, если бы не улучшения, внесенные Шерканером в конструкцию приводного ремня, от которых безопаснее стала быстрая езда по извилистым дорогам на спусках. Его ответ леди Энклерр о том, что груз у него – запчасти, был скорее отклонением от истины, чем ложью. Он кое-какие запчасти с собой взял – те, которые не рассчитывал сделать сам в сельской кузнице.

День клонился к вечеру, когда он выехал из-за последнего поворота, и ему открылся вид на ущелье, где располагалась Ставка. Долина уходила на мили в горы, и стены были так высоки, что кое-где на дне уже были сумерки. Дальний конец долины голубел вдали; Королевские Водопады величественно и медленно скатывались с нависших пиков. До этой точки разрешалось доезжать туристам. Королевская Семья крепко держалась за эту землю и глубину под горами – с тех самых пор, как тут возникло всего лишь герцогство сорок периодов Тьмы тому назад.

Шерканер как следует поел в последней по пути гостинице, заправил автомобиль и направился в королевскую резервацию. Письмо кузена обеспечило ему пропуск через внешние посты. Поднялись шлагбаумы, и скучающие солдаты в унылой зеленой форме махнули ему, чтобы проезжал. Потянулись казармы, плац-парады, и – скрытые за высокими насыпями – полевые склады боеприпасов. Но Ставка никогда не была обычным военным учреждением. В ранние дни Аккорда она была игровым полем для Королевской Семьи. Потом, поколение за поколением, дела правительства становились все более упорядоченными, рациональными, лишенными романтики. Ставка стала соответствовать своему названию, превратившись в скрытые помещения для высших руководителей Аккорда. И наконец она стала чем-то большим: местом наиболее передовых военных исследований Аккорда.

И вот это и было предметом интереса Шерканера Андерхилла. Он не снижал скорость, чтобы поглазеть по сторонам: солдаты-полицейские были решительно того мнения, что ему надлежит следовать прямо к месту назначения. Но ничто не мешало ему глядеть во всех направлениях, чуть покачиваясь при этом на насесте. Единственными отличительными чертами зданий были небольшие номерные знаки, но назначение некоторых было вполне очевидным. Беспроволочная телеграфия: длинные бараки, выпустившие радиомачты самого странного вида. Так, если все тут делается как надо, то рядом должна быть академия криптографии. На той стороне дороги – асфальтовая площадка, шире и глаже любого шоссе. И не удивительно, что в дальнем ее конце стоят монопланы с низко посаженными крыльями. Шерканер много бы дал, чтобы посмотреть, что это там за ними под брезентом. Еще дальше из лужайки перед зданием высунулось здоровенное рыло копателя. Немыслимый угол его изгиба придавал впечатление скорости и необоримости машине, которая была самым медленным способом добраться откуда-то куда-то.

Шерканер приближался к концу долины; над ним возвышались Королевские Водопады. Брызги переливались радугой тысячи цветов. Он проехал здание (возможно, библиотеку), объехал парковочный круг с изображением королевских цветов и обычными статуями Создания Аккорда. Каменные дома этого круга были особой загадкой таинственной Ставки. За счет удачной игры тени и прикрытия они переживали каждое Новое Солнце почти без повреждений, даже содержимое их никогда не выгорало.

Появился знак: ЗДАНИЕ 5007. На указаниях, которые дал Шерканеру часовой, было написано: «Дирекция материаловедческих исследований». Хороший знак, что она оказалась в центре всего комплекса. Андерхилл поставил машину между двумя другими автомобилями, припаркованными у обочины. Не стоит быть подозрительным.

Поднимаясь по ступеням, он видел, как солнце садится на той дороге, по которой он приехал, и уже спустилось ниже самых высоких скал. В центре парковочного круга статуи Создания Аккорда отбрасывали на лужайку длинные тени. Шерканер почему-то подозревал, что рядовая военная база вряд ли была бы столь красива.

Сержант смотрел на письмо Шерканера с явным отвращением.

– Так кто такой этот капитан Андерхилл…

– О, это к делу не относится, сержант. Он…

– …и почему это нам надо суетиться по его желанию?

– Если вы прочтете дальше, сержант, увидите, что он адъютант полковника А. С. Каслворта, Командование Королевского Насеста.

Сержант что-то пробормотал вроде «мудак часовой на въезде» и сгруппировал свою массивную тушу, подчиняясь неизбежному.

– Хорошо, мистер Андерхилл. Каков же ваш предлагаемый вклад в наши военные усилия?

Как-то его слегка перекашивало. Потом Шерканер заметил, что у него на всех левых ногах медицинские шины. Он, значит, говорил с настоящим боевым ветераном.

Дело будет трудным. Шерканер понимал, что даже симпатизирующей аудитории не покажется особо импозантной фигурой: молодой, слишком тощий, чтобы быть красивым – тип глуповатого всезнайки. Он-то надеялся попасть на офицера инженерных войск.

– Видите ли, сержант, уже три поколения вы, военные, стараетесь приобрести преимущество за счет более долгой работы в период Тьмы. Сначала это было всего несколько сот дней – этого хватало, чтобы заложить мины там, где их не ждут, или усилить укрепления. Потом это стал год, два – достаточно, чтобы переместить большие количества войск на рубежи атаки при следующем Новом Солнце.

Сержант – ХРАНКНЕР АННЕРБИ, судя по табличке с именем – только молча смотрел.

– Общеизвестно, что обе стороны на Восточном Фронте ведут большие работы по прокладке туннелей, которые могут кончится серьезными боями в течение до десяти лет после наступления Тьмы.

Аннерби посетила счастливая мысль, и он нахмурился сильнее.

– Если вы об этом, то вам следует говорить с отделом Копателей. А у нас тут лаборатория исследования материалов, мистер Андерхилл.

– О, это мне известно. Но без исследования материалов у нас нет шанса проникновения во время настоящего холода. И еще… мои планы ничего общего не имеют с Копателями.

Последние слова он произнес в некоторой спешке.

– Так что тогда?

– Я… я предлагаю, чтобы мы выбрали подходящие цели Тифштадта, вызвали у себя пробуждения на Пике Тьмы, прошли к целям по поверхности и уничтожили их. – Теперь он свалил все невозможности в одну кучу, и потому предупреждающе вытянул руки вперед. – Я обдумал все трудности, сержант. У меня есть решения или пути решения…

Голос Аннерби, когда он перебил Шерканера, был почти нежен.

– На Пике Тьмы, говорите? Значит, вы – исследователь из Королевской Школы в Принстоне?

Так написал в письме двоюродный брат Шерканера.

– Да, по математике и…

– Заткнись! Ты имеешь понятие, сколько миллионов вкладывает Корона в военные исследования в учреждениях вроде Королевской Школы? Ты имеешь понятие, насколько пристально мы наблюдаем за серьезной работой, которая там делается? До чего же я вас терпеть не могу, наглых сопляков с запада! Все, что вам нужно – это подготовиться к Тьме, да и это вы едва можете. Будь у вас хоть чуть твердости в панцире, вы бы в армию пошли! Понимаешь, коббер, ребята сейчас погибают там, на востоке. И еще тысячи погибнут, не подготовившись к Тьме, и еще погибнут в туннелях, и погибнут, когда засветит Новое Солнце, а есть будет нечего. А ты мне тут сидишь и грузишь свои дурацкие что-если.

Аннерби замолчал, пытаясь овладеть собой.

– Ладно, перед тем, как дать тебе пенделя, от которого ты улетишь обратно в Принстон, я тебе кое-что расскажу занятное. Понимаешь, я малость не уравновешен. – Он помахал левыми ногами. – Повздорил с разрывателем. Пока не поправлюсь, я тут помогаю фильтровать психованные фантазии, которыми народ вроде тебя нас заваливает. К счастью, почти вся эта чушь приходит по почте. Примерно раз в десять дней какой-нибудь коббер нас предупреждает о низкотемпературной аллотропии олова…

Опа! Может, я говорю с инженером!

– …и что его нельзя использовать как припой. Эти, по крайней мере, знают факты. Они всего лишь отнимают у нас время. Но бывают такие, что только что прочитали про радий и вообразили, что из него надо делать суперголовки копателей. У нас тут небольшое соревнование – кому попадется самый большой идиот. Спасибо, мистер Андерхилл – я думаю, вы меня вывели в победители. Вы выдумали просыпаться на Пике Тьмы и передвигаться по поверхности при температурах ниже любых, которые можно получить в любой коммерческой лаборатории и вакууме более низком, чем вообще можно создать.

Тут Аннерби запнулся – выболтал секретную информацию, что ли? Потом Шерканер сообразил, что сержант смотрит куда-то в сторону его слепой зоны.

– Добрый день, лейтенант Смит! – чуть не по стойке «смирно» вытянулся сержант.

– Добрый день, сержант.

Говорившая вышла в поле зрения. Она была… красива. Ноги тонкие, твердые, закругленные, и каждое движение содержало в себе скрытую грацию. Мундир у нее был черный, и Шерканер его не узнал. Из знаков отличия на мундире были темно-красные точки воинского звания и табличка с именем Виктории Смит. И выглядела она до невозможности молодо. Рожденная вне фазы? Может быть, и тогда преувеличенное уважение от этой дубины могло быть своего рода насмешкой.

Лейтенант Смит обратила внимание на Шерканера, и ее вид казался дружелюбным, хотя и отстраненным – будто Шерканер ее позабавил.

– Итак, мистер Андерхилл, вы – исследователь факультета математики в Королевской Школе.

– Ну, скорее всего лишь недавний дипломник… – Ее молчаливый взгляд ожидал дальнейшего. – Э-э, математика – это всего лишь моя специализация по официальной программе. Но я делал много работ в медицинской школе и на факультете инженер-механиков.

Он почти ждал какого-нибудь грубого комментария от Аннерби, но сержант вдруг стал очень тихим.

– Тогда вы понимаете природу Пика Тьмы, сверхнизких температур и глубокого вакуума.

– Да, мэм. И я серьезно обдумывал эти проблемы. – Почти полгода, но про это лучше помолчать. – У меня есть идеи и некоторые предварительные конструкторские разработки. Некоторые решения имеют биологическую природу, и здесь пока мало что есть вам показать. Но для некоторых механических вопросов проекта я создал прототипы. Они у меня в автомобиле.

– Ах, да. Который стоит между машинами генералов Гринвела и Даунинга. Наверное, нам стоит на них посмотреть – а ваше авто поставить в более безопасное место.

До полной реализации были еще годы и годы, но в этот момент для Шерканера Андерхилла впервые забрезжил свет. Во всей Ставке – во всем необъятном мире – ему было бы не найти более подходящего слушателя, чем лейтенант Виктория Смит.

6

В последние годы Увядающего Солнца бушуют бури, и часто свирепые. Но это не парующая и взрывная агония бурь Нового Солнца. Ветры и метели наступающей Тьмы больше похожи на судороги смертельно раненого мира, слабо трепещущего, пока вытекает из него кровь жизни. Потому что тепло мира и есть кровь его жизни, и когда она впитывается во Тьму, умирающий мир все меньше и меньше способен к борьбе.

Наступают времена, когда одновременно с полуденным солнцем в небе видны сотни звезд. Потом тысячи звезд, потом солнце уже не тускнеет… и тут по-настоящему наступает Тьма. Большие растения к тому времени давно погибли, и пыль их спор лежит глубоко под снегом. Мелкие животные кончили тем же. Подветренная сторона сугробов укрыта накипью мошек, и случайные искорки мелькают среди обнаженных скелетов. Призраки мертвых, как писали наблюдатели-классики; последняя атака бактерий-стервятников, как открыли естествоиспытатели более поздних эпох. Но на поверхности еще остаются живые разумные существа. Некоторые – те, которым после резни более сильные племена (или нации) помешали войти в глубинные убежища. Другие – жертвы наводнений и землетрясений, уничтоживших глубины их предков. В старые времена был только один способ узнать, что же такое на самом деле Тьма: застряв на поверхности, попытаться достичь призрачного бессмертия, записав, что видишь, и сохранив запись так надежно, чтобы она пережила пожары Нового Солнца. Иногда эти застрявшие переживали год или даже два ухода во Тьму – либо из-за необычайных обстоятельств, либо за счет тщательного планирования и желания увидеть сердце Тьмы. Один философ прожил так долго, что его слова были приняты за безумие или метафору теми, кто нашел их вырезанными в камне над своей глубиной: «и сухой воздух обращается в иней».

В одном соглашались пропагандисты и Короны, и Тифштадта: эта Тьма будет отлична от всех, что были раньше. Она – первая, которая подвергнется штурму науки, служащей войне. Когда миллионы граждан отступили в тихие гавани тысяч глубин, армии обеих сторон продолжали драться. Часто бои шли в открытых траншеях, согретых огнями паровиков. Но решающее происходило под землей, где прокапывались туннели, идущие глубоко под линией фронта в обе стороны. Там, где они сталкивались, вскипали свирепые битвы пулеметов и отравляющих газов. Если же туннели не пересекались, они тянулись через меловые скалы Восточного Фронта, ярд за ярдом, день за днем долго еще после того, как кончались битвы на поверхности.

Через пять лет после начала Тьмы только техническая элита, быть может, тысяч десять со стороны Короны все еще вели кампанию под Востоком. Даже на этой глубине температуры держались ниже точки замерзания. Свежий воздух циркулировал по заселенным туннелям, разгоняемый вентиляторами. Скоро закроются льдом последние воздушные колодцы.

– Мы уже десять дней не слышим у тиферов никакого движения. Команда копателей не перестает себя поздравлять.

Генерал Гринвел сунул в пасть ароматическую палочку и громко захрустел. Шеф разведки Аккорда никогда не слыл большим дипломатом, а за последние дни стал заметно более несносен. Он был старый коббер, и хотя в Ставке условия были самые благоприятные для тех, кто еще оставался в мире, даже они подошли к экстремальной фазе. В бункерах возле Королевской Глубины оставалось в сознании, быть может, сотрудников пятьдесят. И с каждым часом воздух, казалось, становился чуть более спертым. Гринвел оставил свою внушительную библиотеку около года назад. Теперь его кабинетом была щель двадцать на десять на четыре фута в мертвой зоне над спальней. Стены были увешаны картами, стол завален телетайпными лентами с поверхности. В течение предыдущего года специалисты Короны по радиосвязи экспериментировали со все более и более мощными передатчиками, и была какая-то надежда, что перед концом радиосвязь еще появится. Но нет – пока что оставался только телеграф и радиосвязь в пределах прямой видимости. Гринвел посмотрел на визор – наверняка последний в Ставке на ближайшие двести лет.

– Итак, полковник Смит, вы только что вернулись с востока. Почему я от вас не слышу возгласов ликования? Мы же пережили противника?

Внимание Виктории Смит привлек перископ генерала. Именно ради этого Гринвел торчал в этой дыре – последний взгляд на мир. Королевские Водопады застыли еще двумя годами раньше. Сейчас была видна вся долина. Темная земля, покрытая таинственным инеем, скрывавшим всякую разницу между камнем и льдом. Двуокись углерода, выпавшая в осадок.

Шерканеру предстоит увидеть куда более холодный мир.

– Полковник?

Смит отошла от перископа.

– Простите, сэр… я от всего сердца восхищаюсь копателями. – По крайней мере теми войсками, которые в самом деле копают. Она была в их полевых глубинах. – Но прошли дни с тех пор, как они могли достичь каких-либо позиций противника. Меньше половины времени битвы после Тьмы. Я боюсь, что командование копателей неверно определило точку начала.

– Ага. Копатели установили рекорд долговременной операции, но тиферы выиграли в тот самый момент, когда отступили. – Он вздохнул и сказал что-то, за что его в других обстоятельствах могли бы разжаловать, но через пять лет после конца света его услышало очень мало народу. – Знаете, эти тиферы не такой уж плохой народ. Если посмотреть как следует, среди наших союзников найдутся куда более мерзкие типы – они ждут, пока Корона и Тифштадт измолотят друг друга в кровавую кашу. И мы должны теперь составить планы на момент, когда против нас полезут другие гады. Мы эту войну хотим выиграть, но если ее надо выигрывать туннелями и копателями, то мы еще долгие годы будем сражаться при Новом Солнце.

Он с силой прикусил ароматическую палочку и ткнул рукой в сторону Смит.

– Ваш проект – наш единственный шанс покончить с этим начисто.

Ответ Смит был краток и резок.

– И шансы были бы куда выше, если бы вы позволили мне остаться с Командой.

Гринвел оставил жалобу без внимания.

– Виктория, вы в этом проекте уже семь лет. Вы действительно думаете, что может получиться?

Может быть, это от спертого воздуха у всех поехала крыша. Нерешительность – это было нечто совершенно чуждое общеизвестному образу Струта Гринвела. Виктория знала его девять лет. Среди ближайших советников Гринвел был всегда открыт чужому мнению – до той точки, где надо принять окончательное решение. Тогда это был мужчина, не знающий сомнений, подавляющий собой всех генералов и даже политических советников короля. И никогда Виктория не слышала от него такого печального и упаднического вопроса. Перед ней был старый, очень старый старик, который через несколько часов сдастся Тьме – быть может, в последний раз. Такое чувство, будто опираешься на очень знакомые перила, а они вдруг подаются.

– Сэр, мы хорошо выбрали цели. Если их уничтожить, Тифштадту придется сдаться почти сразу же. Команда Андерхилла находится в озере менее чем в двух милях от целей.

И это само по себе было невероятным достижением. Озеро находилось возле самого важного центра снабжения Тифштадта, в ста милях вглубь территории противника.

– Аннерби, Андерхиллу и прочим придется пройти очень немного, сэр. Мы испытывали их скафандры и экзотермы в течение куда более долгого периода в условиях почти столь же…

Гринвел слабо улыбнулся:

– Это я знаю. Я сам часто скармливал эти цифры начальству. Но теперь мы в самом деле готовимся это сделать – подумайте, что это значит. За последние пару поколений мы, военные, чуть-чуть заглянули за края Тьмы. Но команда Аннерби увидит самый Пик Тьмы. Что это может быть? Да, мы думаем, что знаем это: замерзший воздух, вакуум. Но это все догадки. Я не религиозен, полковник Смит, но… мне интересно, что они могут найти.

Религиозен или нет, а в словах генерала слышалось дыхание снежных троллей и ангелов земли. Даже самые рассудочные типы ежились при мысли о Тьме такой густой, что – в определенном смысле – мир перестает существовать.

Виктория заставила себя отвлечься от эмоций, вызванных словами генерала.

– Да, сэр, сюрпризы могут быть. И я бы оценивала этот план как вероятный провал, если бы не одно: Шерканер Андерхилл.

– Наш любимый псих.

– Да, псих самого необычного сорта. Я его знаю семь лет – с того самого дня, как он сюда заявился с полным автомобилем полуготовых прототипов и полной головой сумасшедших планов. Нам тогда повезло, что у меня был полупустой день, было время послушать и заинтересоваться. Средний университетский деятель выдает, быть может, двадцать идей за всю жизнь. Андерхилл выдает двадцать в час – у него это почти как нервный тик. Но таких я знала в школе разведки. Разница в том, что идеи у Андерхилла примерно в одном проценте случаев осуществимы – и он сам умеет хоть как-то отличить годные от негодных. Может быть, кто-нибудь еще додумался бы использовать болотный ил для выведения экзотермов. Наверняка кто-нибудь мог додуматься до его идей насчет воздушных скафандров. Но у него есть идеи, и он сводит их вместе, и они работают.

Но и это еще не все. Без Шерканера мы бы и близко не подошли к тому, чего достигли за семь лет. У него есть волшебная способность привлекать к своим планам талантливый народ. – Ей вспомнился Хранкнер Аннерби и его презрительный гнев в тот первый день, и как изменилось за несколько дней его настроение, когда инженерное воображение Хранкнера было просто захвачено идеями, которые Шерканер на него обрушил. – В определенном смысле Шерканеру не хватает терпения заниматься деталями, но это неважно. Он создает среду, которая может ими заняться. Он просто… замечателен.

Все это они оба давно знали, и Гринвел все эти годы доказывал своему начальству то же самое. Но лучшего Виктория сейчас старому кобберу сказать не могла. Гринвел улыбнулся и странно на нее посмотрел.

– Так почему же вы не вышли за него замуж, полковник?

Смит не думала, что он об этом заговорит, но, черт побери, они тут наедине, и наступает конец мира.

– Я собиралась, сэр. Но идет война, и вы знаете… я не очень следую традициям. Мы поженимся после Тьмы.

Только один день понадобился Виктории Смит, чтобы понять: Андерхилл – самая странная личность, которую она в этой жизни видела. Еще два дня ушло на то, чтобы стало ясно: это гений, которого можно использовать как двигатель, чтобы в буквальном смысле изменить ход мировой войны. Через пятьдесят дней она убедила в том же Струта Гринвела, и Андерхилла сунули в его собственную лабораторию, а вокруг стали расти новые лаборатории для обслуживания побочных нужд проекта. Между выполнениями собственных заданий Виктория строила планы, как прибрать к рукам феномен Андерхилла – как теперь думала о нем она и как думал весь штат разведки – на постоянной основе. Брак был очевидным шагом. Традиционный Брак-в-годы-Увядания вполне соответствовал ее карьерному пути. Все это было бы прекрасно, если бы не сам Шерканер Андерхилл. Оказалось, что у Шерка есть собственные планы. В конце концов он стал ее лучшим другом, с которым можно строить планы – и на которого тоже планы строятся. Шерк строил планы на после Тьмы – такое Виктория никому никогда не рассказывала. Ее немногочисленные друзья – даже Хранкнер Аннерби – любили ее, несмотря на то, что она была внефазной. Шерканеру Андерхиллу действительно нравилась мысль о рожденных вне фазы детях. Впервые за всю свою жизнь Виктория встретила больше, чем простую терпимость. Так что сейчас идет война, но если они оба выживут, то будет новый мир для планов и совместной жизни. После Тьмы.

Струт Гринвел был достаточно умен, чтобы о многом из этого догадаться. Она резко подняла глаза на своего начальника:

– Вы ведь знаете, правда? Вот почему вы не разрешили мне остаться с Командой. Вы считали, что это задание самоубийственное, а мое суждение пристрастно… Да, задание опасное, но вы не понимаете Шерканера Андерхилла. Самопожертвование не в его стиле. По нашим меркам он скорее трус. Его не очень трогает многое из того, за что вы и я готовы отдать жизнь. Он рискует собой из простого любопытства – но он очень, очень осторожен, когда дело коснется о его собственной сохранности. И я считаю, что Команда выполнит задание и выживет. И шансы были бы только выше, если бы вы мне позволили с ними остаться, сэр!

Последние ее слова были подчеркнуты драматическим потускнением единственной в комнате лампы.

– Ха! – заметил Гринвел. – У нас нефтяное горючее уже двенадцать часов как кончилось. Вы заметили, полковник? А теперь садятся свинцовые аккумуляторы. Через пару минут тут будет капитан Диредр с Последним Словом от техников: «Просим прощения, сэр, но вот-вот замерзнут последние бассейны. Механики очень вас просят прийти к ним для окончательного отключения всех систем».

Он точно передразнил высокий голос своего помощника. Потом встал и перегнулся через стол. Снова исчезли его сомнения, и вернулась прежняя решительная повадка.

– Настало время, когда я хочу прояснить кое-что насчет полученных вами приказов и вашего будущего. Да, я вызвал вас обратно, потому что не хочу рисковать вами в этом задании. Мы с вашим сержантом Аннерби много об этом говорили. У нас было девять лет, чтобы подвергнуть вас почти неограниченному риску и оценить, как работает у вас мозг, когда от правильного ответа зависят тысячи жизней. Настало время отозвать вас с фронта специальных операций. Вы – один из самых молодых полковников нашего времени. После этой Тьмы вы будете самым молодым генералом.

– Только если задание Андерхилла будет выполнено.

– Не перебивайте! Как бы ни обернулась авантюра Андерхилла, королевские советники знают вам цену. Переживу я эту Тьму или нет, через несколько лет после начала Нового Солнца вы будете сидеть на моем месте – и ваше время личного риска должно быть уже позади. Если ваш мистер Андерхилл выживет, выходите за него замуж, размножайтесь – мне глубоко плевать. Но вам больше никогда нельзя подвергать себя риску. – Он мотнул в ее сторону остроконечной головой с деланной угрозой: – А иначе я клянусь: вернусь из могилы и пробью ваш твердолобый панцирь.

В узком коридоре послышались шаги, заскреблись по тяжелому занавесу руки и вошел капитан Диредр.

– Прошу прощения, генерал, техники категорически настаивают, сэр. У нас осталось электроэнергии на тридцать минут. Они очень просят, сэр…

Гринвел сплюнул последнюю ароматическую палочку в заляпанную плевательницу.

– Отлично, капитан. Мы уже идем.

Он боком обогнул полковника и отдернул занавес. Когда Смит застеснялась проходить первой, он махнул ей рукой в дверь.

– В этом случае, дорогая моя, «старший» значит «последний». Мне никогда не нравилось играть в жмурки с Тьмой, но если уж мы должны это делать, то это я буду выключать свет!

7

По правилам Фаму Тринли не полагалось быть на мостике капитана Флота – и уж точно во время серьезной операции. Старик сидел за дублирующим терминалом связи, но на самом деле ничего с ним не делал. Тринли был программистом-артиллеристом номер три, хотя никто еще не видел от него ничего полезного даже на таком низком уровне. Кажется, он приходил и уходил, когда хотел, и почти все время проводил в комнате отдыха для сотрудников. Капитан Флота Парк имел несколько даже иррациональное «уважение к возрасту». Очевидно было, что пока от Фама Тринли нет особого вреда, он может спокойно числиться в экипаже.

Сейчас Тринли сидел, полуотвернувшись от своего пульта. С выражением язвенника на лице он слушал тихий разговор, поток проверочных запросов и откликов, глядя поверх техников и артиллеристов на общие дисплеи.

Высадки Кенг Хо и эмергентов были танцем взаимных предосторожностей. Недоверие к эмергентам захватывало всех людей капитана Парка сверху донизу. Поэтому совместных экипажей не было, и сети связи полностью дублировали друг друга. Каждый корабль эмергентов, каждый посадочный модуль, каждый их член экипажа в свободном полете все время отслеживался в поисках признаков предательства.

Синтетические имиджеры мостика отражали большую часть этого слежения. Тринли видел в трансляции с «восточного» кластера, как тройка тяжелых подъемников эмергентов взлетает с замерзшей поверхности океана, таща между корпусами блок льда в четверть миллиона тонн весом. Шестой подъем в этой операции. Тринли была видна дыра глубиной в сотни метров. Дымящаяся пена маскировала содранную кору морского дна. Эхоразведка показала в этой области континентального шельфа обилие тяжелых металлов, и эмергенты добывали их той же грубой силой, с какой вырезали лед.

В этом ничего особо подозрительного, хотя это может поменяться, когда дойдет до дележа добычи.

Он посмотрел на окна состояния связи. Обе стороны договорились выдавать межкорабельную связь открытым текстом, и достаточное число эмергентских специалистов все время держали связь и совещались с соответствующим количеством людей Кенг Хо; другая сторона впивалась во все, что могла, насчет открытий группы Дьема в сухой долине. Интересно, как это эмергенты предложили просто захапать имущество туземцев. Очень не в стиле Кенг Хо.

Больше похоже на то, что мог бы сделать я.

Парк выгрузил почти все микроспутники Флота как раз перед прибытием эмергентов, и сейчас в космосе плавали десятки тысяч приборов размером с кулак. Искусно маневрируя, они проходили между судами эмергентов куда чаще, чем это могло бы происходить случайно. И все, что видели, выдавали в окно электронной разведки на мостике. Можно было заключить, что среди кораблей эмергентов происходит слишком много переговоров в пределах прямой видимости. Может быть, это безобидная автоматика. Более вероятно, что это прикрытие зашифрованной координации военных сил, хитрые приготовления со стороны врага. (Иначе, как о враге, Фам Тринли об эмергентах не думал.)

Конечно, штабисты Парка эти признаки улавливали. Эти паркетные артиллеристы из Кенг Хо по-своему очень были не дураки. Тринли как-то видел троих из них за спором о картине вещания, которая накатывалась на флот из передатчиков эмергентов. Один из младших артиллеристов считал, что это может быть комбинация физического и программного зондирования – и отлично оркестрованная. Но если так, то это было куда сложнее, чем лучшие электронные измерения самой Кенг Хо… а в это поверить было невозможно. Старший артиллерист только поморщился на младшего, будто его предположение – невероятной силы докука.

Даже те, кто бывал в бою, не доперли.

На минуту выражение лица Тринли стало еще кислее.

У него в ухе зазвучал голос, слышный только ему.

– Что ты думаешь, Фам?

Тринли вздохнул и пробурчал в коммуникатор, еле шевеля губами.

– Дерьмом оно пахнет, Сэмми. И ты это знаешь.

– Мне было бы спокойнее, если бы ты был в запасном центре управления.

«Мостик» флагмана «Фам Нювен» формально находился именно здесь, но на самом деле функционировали центры управления, расставленные в самых надежных местах корабля. Более половины офицеров, видимых на мостике, на самом деле были в других местах. По теории это повышало живучесть корабля. По теории.

– Я могу лучше сделать. Я расколол один из модулей на дистанционное управление.

Старик взмыл с седла, медленно проплыл позади рядов техников, мимо экрана с видом на тяжелые подъемники, мимо экрана, где группа Дьема готовилась к взлету из сухой долины, мимо изображений таких внимательных лиц эмергентов… мимо тревожных дисплеев электронной контрразведки. Никто не обратил внимания на его пролет, и только когда он выплывал в дверь, на него глянул Сэмми Парк. Тринли слегка кивнул капитану Флота.

Развалины бесхребетные, почти все они.

Только Сэмми и Кира Пен Лизолет понимали необходимость ударить первыми – и не убедили никого из членов Торгового Комитета. Даже после встречи с эмергентами лицом к лицу комитет в упор не видел признаков вероломства другой стороны. Так они даже попросили кого-то из Винжей за них решить. Из Винжей, подумать только!

Тринли проплыл по пустым коридорам, приостановился возле шлюза модулей и вытолкнул люк того, который он специально подготовил.

Я мог бы попросить Лизолет поднять мятеж.

У заместителя Капитана Флота была своя команда – ККХ «Невидимая рука». Физически мятеж был возможен, а когда Лиз начала бы стрельбу, Сэмми и прочим осталось бы только присоединиться.

Он влез в модуль и включил насос шлюза.

Ладно, я умываю руки от них от всех.

Где-то в затылке начинала нарастать головная боль. Обычно напряжение так на него не действовало. Он потряс головой. Ладно, правду сказать, он не стал просить Лизолет поднять мятеж, поскольку она из тех редких людей, у которых есть честь. Значит, надо распорядиться получше тем, что у него есть. Сэмми взял с собой оружие. Тринли ухмыльнулся, предвидя предстоящее.

Даже если та сторона ударит первой, я ставлю на то, что выстоим мы.

Выплывая на своем модуле из флагмана Кенг Хо, Тринли изучал угрожающие изменения потока данных и рассчитывал. Что попытается сделать та сторона? Если они будут ждать достаточно долго, он сможет сообразить, где у Сэмми шлюзы с оружием… и устроить мятеж из одного человека.

Было полно признаков приближающегося вероломства, но даже Фам Тринли пропустил самый явный из них. Чтобы узнать способ атаки, надо его знать.

Эзр Винж про военные приготовления наверху ничего не знал. Килосекунды, проведенные на поверхности, были полны тяжелой и захватывающей работы, которая мало оставляла времени, чтобы предаваться подозрениям. За всю свою жизнь он лишь несколько десятков мегасекунд провел, разгуливая по поверхности планет. Несмотря на все упражнения и медицину Кенг Хо, он вымотался. Первые килосекунды казались относительно легкими, но теперь каждая мышца ныла. К счастью, он оказался не единственным слабаком. Вся команда еле волочила ноги. Последняя уборка вылилась в бесконечные проверки, что нигде не осталось мусора, что все признаки их присутствия будут скрыты эффектами нового возгорания Мигающей. Командир группы Дьем подвернул щиколотку, забираясь обратно в посадочный модуль, и без грузовой лебедки модуля дальше ему было бы не взобраться. Когда они наконец взошли на борт, даже снять и повесить на место термальные скафандры было мукой.

– О Господи!

Это Бенни свалился на койку рядом с Винжем. Когда модуль рванулся в небо, по всему пролету раздались стоны. И все же Винж чувствовал тихое удовлетворение: флот узнал за эту высадку куда больше, чем кто-либо мог ожидать. Это была праведная усталость.

Среди членов группы Дьема сейчас почти не было разговоров. Гул двигателя модуля был почти инфразвуком, исходившим, казалось, из костей людей и просачивающимся наружу. Сверху Винж еще слышал разговоры, но Триксия в них не участвовала. К людям Дьема никто не обращался. Поправка: Чиви пыталась с ним говорить, но Винж слишком устал, чтобы вынести еще и Заразу.

За кривизной мира подъем тяжелых грузов выбился из графика. Чистые ядерные заряды выломали несколько миллионов тонн замерзшего океана, но пар над местом выемки затруднял дальнейшие работы. Брюгель, эмергент, жаловался, что они потеряли контакт с остальными своими подъемниками.

– Думаю, вы просто не под тем углом, сэр, – донесся голос техника Кенг Хо. – Мы их всех видим. Они все еще на поверхности, один сильно закрыт местным туманом, но позиционирован точно. Еще три поднимаются, правильно расставленные… минутку… – Прошло несколько секунд. По более «дальнему» каналу другой голос излагал какую-то медицинскую проблему – очевидно, кого-то тошнило в невесомости. Потом вернулся голос диспетчера полетов. – Странно. Мы потеряли вид на операции на восточном берегу.

Брюгель, более резким голосом:

– Но ведь у вас же есть дублирующие устройства?

Техник Кенг Хо не ответил.

Третий голос:

– Замечен импульс электромагнитного излучения. Я думал, вы закончили с наземными взрывами?

– Конечно! – отозвался возмущенный Брюгель.

– Ну, так мы только что получили еще три импульса. Я… есть, сэр!

Импульсы электромагнитного излучения? Винж попытался сесть, но ускорение было слишком велико, и в голову ударила еще более сильная боль. Черт возьми, скажи еще что-нибудь! Но тот, кто произнес «есть, сэр!» – судя по голосу, артиллерист Кенг Хо – ушел из эфира, или, что более вероятно, сменил режим и говорил шифром.

Голос эмергента звучал резко и сердито:

– Дайте мне кого-нибудь из руководства! Немедленно! Мы можем узнать прицельные лазеры, когда они на нас светят! Отверните их, или мы все об этом пожалеем!

Наголовный дисплей Эзра стал прозрачным, и перед глазами появилась переборка. Фон на ней мигал, но видео показывало какую-то аварийную последовательность процедур.

– Блин!

Это был Джимми Дьем. Командир группы в голове каюты колотил по командной консоли. Где-то в хвосте кто-то блевал. Как в кошмаре, когда все вдруг превращается в сумасшедший дом.

В этот миг модуль достиг конца ускорения, за три секунды страшное давление спало и вернулся привычный комфорт невесомости. Винж освободил ремни койки и подплыл к Дьему.

С потолка было легко встать голова к голове с Джимми и увидеть аварийные дисплеи, не загораживая вид командиру.

– Мы на самом деле в них стреляем? – Господи, как голова-то болит!

Он попытался прочитать командную консоль Дьема, но глифы плыли перед глазами.

Дьем чуть повернул голову к Эзру. В его глазах ясно читалась боль, он едва мог шевелиться.

– Не знаю, что мы делаем. Я потерял синхронное изображение. Пристегнись… – Он наклонился вперед, будто пытаясь сфокусироваться на дисплее. – Сеть флота перешла на глубокое шифрование, а мы застряли на низшем уровне безопасности.

Это значило, что они не получат информации, кроме прямых приказов артиллеристов Парка.

Потолок дал Винжу ощутимый шлепок по заднице, и он поплыл к хвосту кабины. Модуль поворачивался под управлением какой-то приоритетной аварийной процедуры – автопилот не дал предупреждения. Скорее всего, командование флота готовило их для нового ускорения. Он успел пристегнуться за спиной Дьема, когда главный факел модуля дал ускорение примерно в одну десятую g.

– Они переводят нас на более низкую орбиту… но я не вижу ничего, идущего на рандеву, – сказал Дьем. И неуклюже потыкал в поле пароля под дисплеем. – Ладно, буду разнюхивать сам… надеюсь, Парк не слишком озверел…

За спиной послышались еще звуки рвоты. Дьем попытался повернуть голову, вздрогнул.

– Ты у нас мобилен, Винж. Займись.

Эзр скользнул вдоль поручней пролета, поддаваясь силе тяжести в одну десятую g. Люди Кенг Хо жили при различных ускорениях. Медицина и хорошая генетическая работа сделали ориентационную тошноту редкостью среди них, но сейчас и Цуфе До и Фам Патил оба сблевали, а Бенни Вен свернулся в клубок, насколько позволяли ремни. Он держался за виски и раскачивался от боли.

– Давит, давит!

Винж подобрался к Патилу и До, аккуратно отсосал вакуумом рвотные массы с их комбинезонов. Цуфе подняла на него озадаченные глаза:

– В жизни никогда не блевала.

– Это не ты, – ответил Винж, стараясь думать, несмотря на боль, которая давила все сильнее и сильнее.

Кретин, кретин, кретин! Как это я до сих пор не понял?

Это не Кенг Хо напала на эмергентов; как-то все вышло совсем наоборот.

Вдруг стало видно, что делается снаружи.

– Я поймал локальную синхронизацию, – донесся голос Дьема из наушников. Слова командира доносились короткими мучительными выдохами. – Пять высокоскоростных бомб с позиций эмергентов. Цель: флагман Парка…

Винж перегнулся через ряд коек и выглянул. Факелы ракет уходили в сторону от расположения модуля, пять бледных звезд разгонялись в небе все быстрее и быстрее, сходясь к ККХ «Фам Нювен». Но их пути не были гладкими дугами – резкие повороты и уходы в сторону.

– Наверное, мы бьем по ним лазером. Они уворачиваются.

Одна из звезд исчезла.

– Мы одну сбили! Мы…

В небе вспыхнули четыре световых точки. Они становились все ярче и ярче, в тысячу раз ярче вылинявшего диска солнца.

И снова вид исчез с дисплея. Свет в кабине погас, мигнул и погас снова. Включилась самая глубинная аварийная система. Появилась бледная красноватая сетка линий, очерчивающая отсеки оборудования, воздушный шлюз, аварийную консоль. Эта система была защищена от радиации, но очень примитивна и низкоэнергетична. Даже фонового видео не было.

– Что там с флагманом Парка, командир? – спросил Винж. Четыре близких разрыва, такой страшной яркости – в углах правильного тетраэдра, охватившего жертву. Картина погасла, но в памяти его она останется вечно. – ДЖИММИ! – выкрикнул Винж. – Что с «Фамом Нювеном»?

Казалось, красное аварийное освещение качнулось – от собственного крика он чуть не отключился.

Слабый голос Дьема прозвучал хрипло и отчетливо.

– Думаю… думаю, он погиб. – «Сгорел» или «испарился» – от этих прикрывающих слов не легче. – Я ничего не вижу, но четыре ядерных заряда… Господи, они же ударили точно в него!

Вмешались еще несколько голосов, но они звучали еще тише, чем у Дьема. Винж полез обратно в голову кабины, и тут тяга в одну десятую g кончилась. Без мозгов, без света – чем стал этот модуль, если не гробом? Впервые за свою жизнь Эзр Винж ощутил безотчетный ужас наземника: невесомость могла значить, что они вышли на расчетную орбиту, но могло быть, что они летят по баллистической траектории, пересекающей поверхность планеты…

Винж подавил ужас и поплыл вперед. Можно воспользоваться аварийной консолью. Услышать окружающий мир. Использовать локальный автопилот для полета к уцелевшим силам Кенг Хо.

Боль в голове усилилась до такой, которой Эзр Винж даже представить себе не мог. Казалось, красные огоньки аварийного освещения тускнеют и гаснут. Сознание ускользало, и начинал душить поднявшийся панический страх. Ничего он не может сделать.

Но перед тем, как мир скользнул в небытие, судьба сделала ему подарок, воспоминание: Триксии Бонсол не было на борту «Фама Нювена».

8

Более двухсот лет часовой механизм в глубине замерзшего озера честно тикал, снимая натяжение пружины виток за витком. Так же надежно отщелкал он последнюю пружину… и его заело из-за попавшей воздушной снежинки в последнем спусковом механизме. Так бы он и завис, дожидаясь пришествия нового солнца, если бы не некоторые непредвиденные события: на седьмой день двести девятого года серия подземных толчков разошлась вдруг по замерзшему морю, освободив последний рычаг. Шевельнулся поршень, продвинув пену органического ила в бак с замерзшим воздухом. Несколько минут не происходило ничего. Потом органика тускло засветилась, температура поднялась выше точки кипения кислорода и азота и даже углекислого газа. Дыхание триллиона распускающихся экзотермов расплавило лед над маленькой машиной. Подъем к поверхности начался.

Очнуться от Тьмы – это совсем не то, что проснуться от обычного сна. Об этом миге писали тысячи поэтов, а в более поздние эпохи его изучали десятки тысяч ученых. Шерканер Андерхилл переживал его второй раз (но первый не стоило бы считать, потому что память о нем мешалась с неясными воспоминаниями детства о залезании на спину отца в прудах глубины Монтроял).

Пробуждение от Тьмы происходит по частям. Зрение, осязание, слух. Память, узнавание, мысль. Как это происходит: сначала одно, потом другое, потом третье? Или все происходит сразу, но части между собой не сообщаются? Когда из всех кусочков возникает «разум»? Эти вопросы дразнили воображение Шерканера всю его жизнь, став основой для его главных поисков… Но в эти моменты рассыпанного сознания они сосуществовали с теми, что казались куда важнее: собрать себя воедино, вспомнить, кто он, почему он здесь, и что нужно сделать прямо сейчас, чтобы выжить. Насест водителя занял миллионнолетний инстинкт.

Шло время, клубились мысли, Шерканер Андерхилл выглядывал в темноту из поцарапанного окна своей посудины. Там было заметно движение – клубящийся пар? Нет, скорее как пелена кристаллов, вертящаяся в тусклом свете, в котором они плыли.

Кто-то стучал его по правым плечам, вновь и вновь окликая его по имени. Шерканер сложил воспоминания в картину.

– Да, сержант! Я продулся… то есть проснулся.

– Прекрасно. – Голос Аннерби звучал жестью. – Состояние организма? Процедуру, надеюсь, помнишь?

Шерканер послушно пошевелил ногами. Все они болели – неплохое начало. Средние руки, передние руки, пищевые руки.

– Не уверен, что чувствую правую среднюю и переднюю. Может быть, еще пока слиплись.

– Ага. Вероятно, еще не оттаяли.

– Как там Джил и Эмбер?

– Говорю сейчас с ними по другим тросам. Голову ты собрал вместе последний, но у них до сих пор замерзли участки тела большей площади.

– Дай-ка мне конец троса.

Аннерби передал ему звукопроводящее устройство, и Шерканер поговорил с другими членами команды непосредственно. Тело выдерживает большие задержки в оттаивании, но если процесс не завершить, начинается гниение. Проблема тут была в том, что мешки экзотерма и горючего сместились, пока лодка протаивала свой путь к поверхности. Шерканер расставил мешки заново и стал пропускать через них ил и воздух. Зеленое сияние в тесной лодке стало ярче, и Шерканер при свете осмотрелся, нет ли проколов в дыхательных трубах. Экзотермы необходимы для тепла, но если Команде придется конкурировать с ними за кислород, то в этой борьбе ей ничего не светит.

Прошло полчаса, и окружавшее их тепло освободило наконец все конечности. Мороз повредил только кончики средних рук Джила Хэвена. Это было лучшее достижение по сравнению с большинством глубин. По лицу Шерканера расползлась широкая улыбка. Они это сделали – пробудили сами себя на Пике Тьмы.

Все четверо еще отдыхали, наблюдая за потоком воздуха и выполняя график Шерканера по управлению экзотермами. Аннерби и Эмбердон Нижнимор пробежали по подробному списку проверки, передавая подозрительные и сломанные детали Шерканеру. Нижнимор, Хэвен и Аннерби были талантливые ребята – химик и два инженера. Но еще они были профессиональными бойцами. Шерканера всегда восхищало, как они менялись, попадая из лаборатории в поле. Особенно эта «слоистость» проявлялась у Аннерби: закаленный солдат, под этим – творческий инженер, и все это на твердом основании традиционной пуританской морали. Шерканер теперь знал сержанта уже семь лет. Первоначальное презрение сержанта к планам Андерхилла миновало давным-давно, они стали близкими друзьями. Но когда Команда выдвинулась на Восточный Фронт, манера сержанта изменилась. Он обращался к Андерхиллу со словом «сэр», и почтительность иной раз граничила с нетерпением.

Шерканер спросил об этом у Виктории. Это было в последний раз, когда они были вместе наедине – в холодной землянке под последним действующим аэродромом Восточного Фронта. Она в ответ на вопрос только рассмеялась.

– Дорогой мой мягкотелый, чего же ты ожидал? Когда Команда покинет дружественную территорию, оперативное командование примет Хранк. Ты – штатский советник, необученный, которого как-то надо втиснуть в рамки дисциплины. Ему нужно от тебя немедленное повиновение, но при этом еще твое воображение и гибкий ум. – Она тихо засмеялась; от остальной землянки их разговор был отделен только занавеской. – Будь ты обычным рекрутом, Аннерби уже не раз поджарил бы тебе панцирь. Бедняга страшно волнуется, что когда счет пойдет на секунды, твой гений вдруг отвлечется на что-то совершенно постороннее – астрономия там или что-нибудь в этом роде.

– Гм! – Он и на самом деле подумывал, как будут выглядеть звезды, когда их цвета не будут искажены атмосферой. – Понимаю. И поэтому был удивлен, честно говоря, когда он позволил Гринвелу вставить меня в Команду.

– Ты смеешься? Хранк требовал, чтобы тебя туда включили. Он знает, что будут сюрпризы, с которыми сможешь справиться только ты. Я же тебе говорила – он коббер непростой.

Шерканера Андерхилла нечасто удавалось смутить, но сейчас был именно тот случай.

– Что ж, я постараюсь быть полезным.

– Я знаю, что будешь. Я просто хотела дать тебе понять, что настораживает Хранка… да ты можешь рассматривать это как поведенческую загадку: каким образом настолько сумасшедший народ может совместно действовать и уцелеть там, где никто и никогда еще не бывал?

Она, быть может, и шутила, но вопрос и в самом деле интересный.

Вне всякого сомнения, это их судно было самым странным за всю историю мира. Частично подлодка, частично портативная глубина, частично ведро с илом. Сейчас эта пятнадцатифутовая скорлупка лежала в мелкой лужице светящейся зелени и холодной красноты. Вода кипела в вакууме, из нее вырывались газы, замерзая мелкими кристаллами, которые тут же падали вниз. Аннерби вытолкнул люк, и команда построилась в цепь, передавая снаряжение и баки с экзотермами по цепочке, пока предметы, которое им предстояло нести, не оказались наваленными штабелями снаружи.

Они соединились переговорными тросами, от Андерхилла к Аннерби, Хэвену и Нижнимор. Шерканер до самого конца надеялся на портативные рации, но они были слишком громоздкими, и никто не знал, как они поведут себя в таких условиях. Поэтому каждый мог говорить только с соседним членом группы. Но все равно нужны были страховочные веревки, так что тросы не представляли излишнего неудобства.

Шерканер повел группу к берегу озера. Аннерби шел за ним, а Нижнимор и Хэвен тащили сани. Как только они отошли от подлодки, над ними сомкнулась темнота. Все еще посверкивали красные огоньки тепла там, где на землю пролился экзотерм; и подлодка тоже сожгла тонны горючего, проплавляя путь к поверхности. Далее источником энергии для группы будут только экзотермы, которые придется нести с собой, и горючее, если его удастся отыскать под снегом.

Именно экзотермы в первую очередь сделали возможным эту прогулку во Тьме. До изобретения микроскопа «великие мыслители» утверждали, что высших животных от прочей жизни отличает только способность индивидуального выживания в период Великой Тьмы. Растения и животные попроще погибали, и лишь их инцистированные яйца благополучно переживали замораживание без необходимости ухода в глубины. Еще более странная вещь была открыта биологами Королевской Школы в годы студенчества Андерхилла: существуют формы низших бактерий, которые живут в вулканах и остаются активными даже в период Тьмы. Шерканера эти микроскопические существа просто потрясли. Профессора предполагали, что подобные существа должны впадать в анабиоз или давать споры, когда вулкан остывает, но он тогда задумался, не могут ли быть разновидности, которые переживают замерзание, сами выделяя тепло. В конце концов даже в период Тьмы кислорода достаточно – и почти всюду есть слой органических остатков под замерзшим воздухом. Если найдутся катализаторы для инициации окисления при сверхнизких температурах, может быть, эти микробы могут между извержениями вулкана «сжигать» растительность. Такие бактерии будут лучше всего адаптироваться к жизни после Тьмы.

Оглядываясь назад, Шерканер понимал, что в первую очередь собственное невежество позволило ему выносить эту идею – такие две стратегии жизни требовали абсолютно разной химии. Внешний эффект окисления был очень слаб и в теплых средах не существовал. Это и было главной слабостью этих мелких тварей: два эти метаболизма были ядовиты один для другого. В период Тьмы они получали небольшое преимущество, если оказывались возле точки с периодической вулканической активностью. И этого бы никто не заметил, если бы Шерканер не искал специально. Он превратил всю студенческую биологическую лабораторию в замерзшее болото и доигрался до того, что его выперли из колледжа (временно, правда), но зато вот они – его экзотермы.

После семи лет селекции в Отделе Материаловедения бактерия приобрела чистый высокоскоростной окислительный метаболизм. Поэтому, когда Шерканер плюхнул ил с экзотермами в снег, оттуда вырвался клуб пара и слабое сияние, угасшее по мере того, как капля, все еще жидкая, погружалась в снег и остывала. Пройдет секунда, и если смотреть очень внимательно (и если экзотермам в капле повезет), увидишь слабое свечение из-под снега, распространяющееся по поверхности какой там есть замерзшей органики.

Сейчас более яркое сияние уходило влево. Снег шевелился и лопался, и из него выходил какой-то пар. Шерканер натянул трос между собой и Аннерби, уводя группу туда, где горючего больше. Как бы ни была хороша идея, использование экзотермов оставалось чем-то вроде искусства добывания огня. Замерзший воздух лежал снежным покровом всюду, но горючие материалы были спрятаны. И только работа триллионов низших бактерий позволяла находить и использовать топливо. Какое-то время даже отдел материаловедения был испуган своим созданием. Как переплетенные водоросли Южных Берегов, они были в каком-то смысле общественными. Они размножались и двигались, как любое переплетение, ползающее по Южным Берегам. Что если эта экскурсия подожжет весь мир? Но на самом деле высокоскоростной метаболизм был для бактерий самоубийством. В распоряжении Андерхилла и его группы было не более пятнадцати часов, пока не умрет последняя бактерия.

Вскоре они выбрались из озера и шли по ровному полю, которое в Годы Увядания было полем для боулинга начальника базы. Здесь горючего было достаточно, и в одном месте экзотермы попали на сваленную кучу остатков дерева траум. Куча разгоралась все теплее, пока из-под снега не полыхнул яркий зеленый свет. На несколько мгновений он выхватил из темноты поле и стоящие вокруг здания. Потом зеленая вспышка погасла, оставив раскаленно-красное свечение.

От подлодки они отошли уже ярдов на сто. Если не встретится препятствий, надо будет пройти еще четыре тысячи с лишним ярдов. Команда вработалась в трудоемкую процедуру: пройти несколько десятков ярдов, остановиться и разлить экзотерм. Пока Нижнимор и Хэвен отдыхали, Аннерби и Андерхилл смотрели, где экзотермы находят самые богатые залежи топлива. На этих местах они пополняли все контейнеры с илом. Иногда не удавалось найти достаточно горючего, и приходилось загружать только воздушный снег. Он им тоже был нужен – для дыхания. Но без горючего для экзотермов холод быстро начинал леденить, распространяясь от сочленений и подошв скафандров. И потому успех зависел от того, удачно ли угадает Шерканер следующее место.

На самом деле Шерканер находил его достаточно легко. Он ориентировался при свете горящего дерева и научился определять по форме снежных заносов места, где скрывалась растительная масса. Все шло хорошо: он не начал снова замерзать. Сильно болели кончики рук и ног, и каждый сустав казался кольцом огня, к этому прибавлялись боли от давления разбухания и потертостей от скафандра. Интересная эта штука – боль. Такая надоедливая и такая полезная. Даже такие, как Хранкнер Аннерби не могут полностью от нее отключиться: по тросу доносилось его хриплое дыхание.

Остановка, заправка контейнеров, заправка воздушных баков, и снова вперед. Снова и снова. У Джила Хэвена обморожения становились все серьезнее. Группа остановилась, попыталась помочь кобберу поправить костюм. Аннерби поменялся с Хэвеном, чтобы помочь Нижнимор тащить сани.

– Ничего страшного, только средние руки, – успокоил всех Джил. Но его тяжелое дыхание звучало еще хуже, чем у Аннерби.

Однако при всем при том они двигались лучше, чем Андерхилл рассчитывал. Шли сквозь Тьму, и вскоре движение стало почти автоматическим. И осталась только боль… и любопытство. Шерканер выглянул в крошечные иллюминаторы шлема. За клубами тумана и свечением экзотерма… да, это гладкие холмы. Полной темноты не было. Иногда, склонив голову под нужным углом, Шерканер видел низко в западном небе проблеск красноватого диска. Солнце на Пике Тьмы.

И еще сквозь эти иллюминаторы Шерканер видел звезды. Наконец мы здесь. Первые, кто когда-либо заглянул в Самую Тьму. Мир, существование которого отрицали некоторые из древних философов: как может нечто быть, если оно в принципе не может быть наблюдаемо? Но теперь это нечто увидено. Оно было всегда – столетия холода и безмолвия… и звезды повсюду. Даже сквозь толстое стекло иллюминатора, пусть только верхними глазами, он видел цвета, которых никогда раньше у звезд не было. Если бы можно было ненадолго остановиться и навести глаза, чтобы посмотреть, что еще он увидел бы? Почти все теории полагали, что полярное сияние исчезнет, потому что нет солнца, которое его зажигает, но некоторые считали, что полярное сияние получает энергию от вулканов, которые не прекращают деятельности во Тьме. Значит, может быть и другой свет, кроме звездного…

Рывок троса вернул его к действительности.

– Двигаться, надо двигаться, – прохрипел голос Джила.

Без сомнения, он передавал приказ Аннерби. Андерхилл начал было извиняться, потом сообразил, что остановилась Эмбердон Нижнимор рядом с санями.

– Что там такое? – спросил Андерхилл.

– …Эмбер видела… свет на востоке… Продолжай движение.

На востоке. Справа. А стекло с этой стороны его шлема затуманилось, и была только неясно видна линия гребня. Они действовали в четырех милях от побережья. На этом гребне была бы ясно видна линия горизонта. Этот свет либо совсем близко, либо очень далеко. Да! Вот он, свет, бледное сияние, распространяющееся в стороны и вверх. Полярное сияние? Шерканер подавил любопытство, продолжая переставлять ноги одну за другой. Но видит Бог в Глубине, как ему хотелось бы забраться на гребень и глянуть на замерзшее море!

Но до самой следующей остановки Шерканер оставался добросовестным и дисциплинированным членом группы. Он заправлял контейнер Хэвена светящейся смесью экзотерма, горючего и замерзшего воздуха, когда случилось это. В западное небо взметнулись пять крошечных огоньков, оставляя там и сям светящиеся зигзаги, как медленные молнии. Один из них быстро погас, но остальные сошлись вместе и тут – свет запылал, так ярко, что перед верхними глазами Шерканера все расплылось от боли. Но боковыми он видел. Свет разгорался все ярче, в тысячу раз ярче вылинявшего солнечного диска. Резко заплясали вокруг тени. И еще ярче разгорелись четыре огня, пока Шерканер не ощутил, как проникает тепло сквозь его скафандр, прикрывающий панцирь. Снег взметнулся вверх по всему полю белыми пылающими снежинками, тепло усилилось, почти обжигая – и резко спало, оставив в спине ощущение, которое бывает, когда войдешь в тень летним днем Средних Годов.

Вокруг заклубился туман, создавая первый по-настоящему ощутимый ветер с той минуты, как группа вышла из подлодки. Вдруг стало очень холодно – туман высасывал тепло из скафандров: на погружение в снег были рассчитаны только сапоги. Андерхилл рискнул сфокусировать верхние глаза. Точки беспощадного света расплылись в светящиеся диски, угасая на глазах. Когда они перекрыли друг друга, появились складки, как в полярном сиянии. Значит, они локализованы по расстоянию, как и по углу. Четыре близко расставленных – вершины правильного тетраэдра? Так красиво… но каково же расстояние? Это что-то вроде шаровой молнии, на высоте всего несколько сот ярдов?

Через несколько минут они угасли почти полностью. Но теперь появились другие огни, яркие вспышки за восточной грядой. На западе несколько световых точек все быстрее и быстрее поднимались к зениту. За ними тянулся дрожащий световой шлейф.

Четверо застыли неподвижно. На миг солдатская сущность Аннерби исчезла, и остался только благоговейный восторг. Он тяжело отступил от саней и положил одну руку на спину Шерканера. По глуховатой связи донесся его голос:

– Шерканер, что это?

– Не знаю. – Он чувствовал, что рука Аннерби дрожит. – Но когда-нибудь мы и это поймем. Давайте двигаться, сержант.

Как начинают вдруг двигаться заводные куклы, так и группа вернулась к прерванной заправке контейнеров и продолжала путь. А над головой продолжалось представление, и хотя ничего подобного четырем пылающим солнцам больше не было видно, игра света была сильнее и красивее любого полярного сияния. Две движущихся звезды летели по небу все быстрее и быстрее. Призрачные занавесы их шлейфов распустились до самого западного горизонта. А звезды, высоко в восточной части неба, горели ярко, как миниатюрные копии тех, первых огней. Они стали тускнеть и расплываться, световые столбы поползли от точки их исчезновения, вспыхивая ярче там, где встречались с прежним свечением.

Самое захватывающее было позади, но медленно призрачное движение света продолжалось. Если это было на высоте сотен миль, как настоящее полярное сияние, то где-то там есть мощнейший источник энергии. Если это точно над головой, то, может быть, это аналог летних молний в период Глубокой Тьмы. Как бы там ни было, а это зрелище стоило любого риска.

Наконец они дошли до границы лагеря тиферов. Когда они начали спускаться по входному пандусу, странное полярное сияние все еще было видно.

Насчет целей никогда особых вопросов не было. Это были именно те цели, которые Андерхилл представлял себе изначально, те, которые назвала Виктория Смит в тот первый день в Ставке. Если кто-то сможет добраться сквозь Пик Тьмы, четверо солдат с некоторым количеством взрывчатки могут в разной степени повредить склады горючего, глубины ближнего залегания личного состава, может быть, даже генеральный штаб Тифштадта. Но даже эти цели не оправдали бы колоссальных вложений, которых требовал Андерхилл.

Однако была очевидная возможность удушить противника полностью. Современная военная машина получает преимущество в начале Тьмы, если может сражаться дольше, чтобы переиграть впавшего в спячку противника. Точно так же и в начале Нового Солнца армия, которая первой может возобновить действия в поле, получает решающее преимущество.

На это время обе стороны запасали большие склады, но со стратегией, полностью отличной от стратегии Лет Увядания и начала Тьмы. Насколько могла судить наука, Новое Солнце за первые дни, если не часы, достигает неимоверной яркости. И первые дни это сжигающий огонь, более чем в сотни раз горячий, чем в Средние Года и Года Увядания. И вот эта вспышка света – а не холод Тьмы – уничтожала все конструкции каждого поколения, кроме самых стойких.

Пандус вел в дальний склад тиферов. Вдоль фронта были и другие, но именно этот должен был снабжать маневренные силы. Если его не будет, отборные войска Тифштадта окажутся выведенными из боя, и передовые силы тиферов в пункте наступления Короны останутся без поддержки. Ставка рассчитывала, что уничтожение этого склада форсирует заключение почетного мира – или серию легких побед для армий Короны. И для всего этого может оказаться достаточно четырех солдат и точно рассчитанной диверсии.

…Если только они не замерзнут, пытаясь спуститься по пандусу. На ступенях лежали снежные наметы, кое-где между флагами остатки кустов – но это и все. Теперь при остановках приходилось передавать вперед контейнеры ила с экзотермами с саней, которые тащили Аннерби с Нижнимор. Темнота плотно сомкнулась вокруг них, разгоняемая лишь случайным блеском пролитого экзотерма. По данным разведки, длина пандуса была меньше двухсот ярдов…

Впереди замаячил овал света – конец туннеля. Шатающаяся от усталости группа ступила на поле, которое когда-то было открытым, но сейчас закрыто от неба серебристыми солнечными экранами. Вокруг торчал лес палаточных шестов. Кое-где экраны были порваны обрушившимся снегом, но в основном конструкция осталась цела. В тусклых полосках света можно было разглядеть силуэты паровых локомотивов, рельсоукладчиков, пулеметных вагонов и бронированных автомобилей. Даже в полутьме сквозь снег поблескивала серебристая краска. Когда зажжется Новое Солнце, техника будет готова. Когда растает и испарится лед и бурные потоки стекут по паутине каналов, покрывающих поле, тогда из ближайших глубин выйдут боевые силы тиферов и бросятся под защиту своих машин. Воду отведут в водяные баки и начнется охлаждающее разбрызгивание. Несколько часов лихорадочной проверки снаряжения и техники, еще несколько часов на ремонт того, что не выдержало двух столетий тьмы и нескольких часов нового жара. Потом они выступят по рельсовому пути, который их командование выберет как дорогу к победе. Это был результат многолетних усилий изучения природы Тьмы и Нового Солнца. По оценкам разведки, противник по многим направлениям продвинулся в нем дальше, чем собственная наука Короны.

Хранкнер собрал всех вместе, чтобы все его слышали.

– Я ручаюсь, что примерно за час до Нового Солнца у них будет тут передовое охранение, но сейчас это место наше… Так, значит, заправляем контейнеры и разделяемся согласно плану. Джил, ты готов?

Джил Хэвен проделал спуск как пьяница с переломанными ногами. Шерканер решил, что повреждение скафандра Джила распространилось назад на ходильные ноги. Но при словах Аннерби он выпрямился, и голос его звучал почти нормально.

– Сержант, я не для того тащился сюда всю дорогу, чтобы сидеть и смотреть на вас, ребята. Свою часть я сделаю.

Это был решающий пункт всего предприятия. Они расцепили звуковые тросы, и каждый взял назначенную ему взрывчатку и черный краситель. Это уже много раз отрабатывалось. Если они быстро пробегутся между всеми намеченными точками, не переломают ноги в дренажной канаве, если заученные наизусть карты точны – тогда будет время все выполнить и при этом не замерзнуть.

Группа разошлась в четыре стороны. Устанавливаемая под солнечными экранами взрывчатка была ненамного сильнее ручной гранаты. Они бесшумно вспыхнули – и критически важная часть навеса упала. Тут же пошли в ход распылители черной краски, абсолютно не производящие впечатления, но сработавшие именно так, как прогнозировал отдел материаловедения. Во всю длину и ширину дальний склад покрылся черной краской, ожидая поцелуя Нового Солнца.

Через три часа они уже были в миле к северу от склада. Аннерби понукал их изо всей силы после ухода со склада, понукал, чтобы выполнить последнюю, дополнительную часть задания: выжить.

И они почти это сделали. Почти.

Когда закончили работу на складе, Джил повел себя будто в горячке. Он хотел уйти со склада сам по себе.

– Надо найти место, где закопаться!

Он повторял это снова и снова, отбиваясь от Аннерби и Нижнимор, когда они привязывали его тросами на его место в цепи.

– Туда мы сейчас и идем, Джил. Держись.

Аннерби отцепил от себя Хэвена, пристегивая его к Эмбер, и в этот момент Хранкнер и Шерк слышали только друг друга.

– У него духу еще больше, чем раньше, – сказал Шерканер. Хэвен прыгал вокруг, как коббер на деревянных ногах.

– Думаю, он больше не чувствует боли, – ответил Хранк тихо, но внятно. – Меня не это волнует. Боюсь, он скатывается в тягу глубины.

Тяга глубины. Та бешеная паника, которая охватывает коббера, когда ядро разума соображает, что его владелец застрял снаружи. Верх берет разум животного, который гонит свою жертву искать укрытие, любое укрытие, которое может послужить глубиной.

– Проклятие!

Слово это прозвучало приглушено, когда Аннерби прервал связь и попытался заставить группу двигаться. Они всего в нескольких часах от вероятного спасения. И все же… вид борющегося Джила Хэвена пробудил первобытные рефлексы в каждом. Инстинкт – прекрасная вещь, но если сейчас дать ему волю, он приведет к верной смерти.

За два часа пути они еле добрались до холмов. Дважды Джил вырывался на волю, каждый раз все более отчаянно, чтобы бежать к обманчиво многообещающим крутым склонам вдоль дороги. Каждый раз Эмбер подтаскивала его назад, пытаясь урезонить. Но Джил уже не понимал, где он, а вырываясь, порвал скафандр в нескольких местах. Его тело местами окоченело и замерзло.

Конец наступил после одного из тяжелых подъемов. Сани пришлось оставить; на остальной путь у них будут лишь воздух и экзотермы из тех контейнеров, которые нес каждый. Джил в третий раз сумел сорваться со страховочного троса и побежал странной шатающейся походкой. Нижнимор бросилась за ним. Женщина она была крупная, и до сих пор справлялась с Джилом Хэвеном без особого труда. На этот раз вышло иначе. Тяга глубины пробудила в Джиле последнее отчаяние. Когда Эмбер потянула его на себя, он обернулся к ней и ткнул остриями рук. Нижнимор отшатнулась, отпустив его. Хранк и Шерканер стояли прямо за ней, но было уже поздно. Размахивая руками во все стороны, Хэвен бросился с тропы вниз, в темноту.

Трое оставшихся стояли минуту в оцепенении. Потом Эмбер боком пошла через гребень, нащупывая под снегом опору для ног. Аннерби и Андерхилл схватили ее и вытащили обратно.

– Пустите! У замерзшего еще будет шанс ожить, если мы его понесем!

Андерхилл перегнулся через гребень и пристально посмотрел вниз. Джил в падении задел голые скалы. Тело лежало неподвижно. Если он еще и не умер, обезвоживание и частичное замерзание убьют его раньше, чем они успеют внести его обратно на тропу.

Очевидно, Хранкнер тоже это понял.

– Его уже нет, Эмбер, – мягко сказал он. Потом вернулась сержантская твердость. – А мы должны выполнять задание.

Очень медленно свободные руки Нижнимор снова вернулись к подъему, но она не сказала ни слова. Вернувшись на тропу, она помогла пристегнуть страховку и звуковой трос.

Подъем продолжался, теперь быстрее.

Когда они дошли до цели, у них оставалось только несколько кварт экзотерма. До Тьмы на этих холмах был лес деревьев траум, – часть поместья какого-то тиферского нобля, заказник дичи. У них за спиной была трещина в скалах, вход в естественную глубину. В любой дикой местности, где есть крупная дичь, должны быть глубины для животных. В заселенных землях их обычно занимают и расширяют под убежища для людей – или они остаются заброшенными. Шерканер понятия не имел, как разведка Аккорда узнала об этой глубине – разве что кто-то из тиферов в имении – агент Аккорда. Но это не была подготовленная нора безопасности: у нее был вид дикий и вполне настоящий, как у чего-нибудь в Дальнем Брунларго.

В группе единственным настоящим охотником была Нижнимор. Они с Аннерби прорезали путь в паутинных заграждениях и спустились до самого низа. Шерканер висел сверху, спуская им вниз свет и тепло.

– Вижу пять бассейнов… два взрослых таранта. Дай чуть больше света.

Шерканер спустился ниже, почти весь свой вес перенеся на паутину. Свет в его нижних руках доходил до дна пещеры. Теперь он тоже видел два из пяти бассейнов. Они были почти свободны от снега. Лед типичный для гибернационного бассейна – абсолютно без пузырьков. Подо льдом очертания животного, замерзшие глаза поблескивают на свету. Ну и громадина! Но все равно, это должен быть самец: покрыт дюжинами рубцов от детей.

– Остальные бассейны – склады еды. Свежая добыча, как и следовало ожидать.

В первый год Нового Солнца такая пара тарантов остается в своей глубине, высасывая соки из своих запасов, а дети вырастают до величины, когда можно будет учить их охотиться – после того, как улягутся пожары и бури. Таранты – чистые хищники, и хотя они и вполовину не такие умные, как тракты, выглядят очень похоже на настоящих кобберов. Убить их и присвоить их еду – необходимость, но это казалось не охотой, а бойней.

Работа заняла еще час и потребовала почти всего оставшегося экзотерма. Потом все последний раз вылезли на поверхность – восстановить, насколько возможно, паутинные барьеры. У Андерхилла онемели несколько плечевых суставов, и кончиков левых рук не ощущалось. Скафандрам пришлось за последние несколько часов пережить многое, они были в проколах и заплатах. У Эмбер сгорело несколько запястных сочленений скафандра от слишком тесного контакта с экзотермами и замерзшим воздухом. Пришлось дать этим конечностям замерзнуть. Несколько рук ей, вероятно, придется потерять. И все же они трое еще секунду постояли вместе.

Наконец Эмбер сказала:

– И это вот считается триумфом?

– Да, – ответил Аннерби твердым голосом. – И ты чертовски хорошо знаешь, что Джил был бы согласен.

Они сомкнули конечности в унылом пожатии – почти точная копия статуи «Создание Аккорда». Даже Отсутствующий Товарищ был.

Эмбердон Нижнимор отступила в расщелину скал. Зеленый светящийся туман вышел из паутины, когда она там прошла. Внизу она вольет экзотерм в бассейны. Вода превратится в холодную грязь, но в нее можно будет зарыться. Если открыть скафандры пошире, можно надеяться на равномерное замерзание. А если нет – против этой последней большой опасности у них средств нет.

– Посмотри последний раз, Шерканер. Дело рук твоих.

Из голоса Аннерби исчезла уверенность. Эмбер Нижнимор была солдатом; и с ней сержант Аннерби выполнял свой долг. Теперь он, казалось, отключился от боевого режима, и так устал, что с трудом держал брюхо над снегом.

Андерхилл выглянул. Они стояли в паре сотен футов над уровнем склада тиферов. Полярное сияние погасло – движущиеся световые точки, вспышки в небе – ничего этого давно уже не было. В исчезающем свете склад казался пятном черноты среди залитой серым равнины. Но чернота эта не была тенью. Это был порошковый краситель, который взрывом разметало по всей конструкции.

– Такая мелочь, – сказал Аннерби. – Несколько сотен фунтов черной краски. Ты в самом деле думаешь, что это сработает?

– А как же. Первые часы Нового Солнца – это адское пламя. Черный порошок нагреет всю технику куда выше любого конструкторского допуска. Ты же знаешь, что случится при таких вспышках.

На самом деле сержант Аннерби сам руководил этими испытаниями. Сотни раз свет солнца средней яркости падал на окрашенный черным металл – и за минуты металл расплавлялся, оси приваривались к втулкам, поршни к цилиндрам, колеса к рельсам. Войска противника будут вынуждены отступить под землю, а самый важный для них склад погибнет полностью.

– Это последний раз, когда может сработать твой фокус, Шерканер. Несколько барьеров, несколько минных полей остановили бы нас намертво.

– Конечно. Но изменится и другое. Это последняя Тьмы, когда наш род впадает в спячку. В следующий раз это будет уже не четыре коббера в скафандрах. Вся цивилизация останется бодрствовать. Мы колонизируем Тьму, Хранкнер.

Аннерби рассмеялся, явно не поверив, и махнул Андерхиллу в сторону расщелины и лежащей за ней глубины. Как бы он ни устал, сержант спустится последний, установщик окончательного барьера.

Шерканер бросил последний взгляд на серые равнины и на висящие занавесы невероятного северного сияния.

Время жить и время спать, в мире много надо знать.

9

Детство у Эзра Винжа было в общем защищенным и безопасным. Только однажды подвергалась его жизнь настоящему риску, да и то в результате до преступности глупого случая.

Даже по стандартам Кенг Хо семья Винж. 23 была весьма обширна. Были ветви Семьи, которые не соприкасались годами. Ветви Винж. 23.4 и Винж. 23.1 почти все время были растянуты на половину Людского Космоса, составляя собственные состояния и вырабатывая собственные нравы. И, быть может, после этого времени и лучше было не пытаться синхронизироваться – если бы не благословенный шанс, который свел все три ветви при Старом Кьелле, да еще в одно и то же время. Так что они несколько лет осторожничали, строя времянки, которые более оседлые цивилизации назвали бы дворцами-базами, и пытались выяснить, как изменилась у других их общая основа. Ветвь Винж. 23.1 была консесусной демархией. Это не сказывалось на торговых отношениях, но тетя Филипа была скандализована. Маленький Эзр помнил ее возмущенные слова: «Никто не лишит меня голосованием моих прав собственности!» Винж. 23.4 была с виду куда ближе к тем ветвям, которые знали родители Эзра, хотя их диалект низского был почти непонятен. Семья Винж. 23.4 не заботилась о честном поддержании стандартов вещания. Но стандарты – вещь важная, даже важнее черных списков. На пикнике кто-то проверял детские скафандры, и чья-то автоматика их перепроверяла, но никто не ожидал, что «атмосферо-секунда» означает для твоих кузенов не то, что для тебя. Эзр забрался на камешек, кружащийся на орбите астероида, где был пикник. Он был захвачен тем, как его маленькая планетка смещается, повинуясь движениям рук и ног. Но когда у него кончился воздух, его товарищи по игре уже нашли и себе собственные миры в каменном облаке. Монитор пикника не обращал внимания на призыв скафандра о помощи, пока ребенок в нем почти не задохся.

Эзр только помнил, как проснулся в новой, специально созданной палате, и потом несчетное число килосекунд с ним обращались, как с королем.

Поэтому Эзр всегда выходил из гибернации в хорошем настроении. Он испытывал обычную дезориентацию, обычный физический дискомфорт, но детские воспоминания уверяли его, что где бы он ни был, все будет хорошо.

И в этот раз сначала не было разницы, только все было как-то мягче. Он лежал почти при нулевой гравитации, утопая в теплой кровати. Было впечатление простора, высокого потолка. На стене рядом с кроватью была картина… невероятно тщательно выполненная; возможно, фотография.

Триксии эти картины очень не понравились.

Эта выпрыгнувшая мысль помогла как-то определить контекст пробуждения. Триксия. Триленд. Экспедиция к Мигающей. И это уже не первое пробуждение. Были очень плохие времена, нападение эмергентов. Как же они это победили? Перед засыпанием – что он помнит последнее?

Дрейф во тьме на подбитом посадочном модуле. Уничтоженный флагман Парка. Триксия…

– Кажется, это его вывело из бессознательного состояния, предводитель.

Женский голос.

Почти невольно Эзр повернул голову на звук. Рядом с его кроватью сидела Анне Рейнольт, а рядом с ней – Томас Нау.

– Стажер Винж, я рад видеть вас снова среди живых.

Нау говорил озабоченным и торжественным голосом.

Только со второй попытки Эзр смог произнести что-то членораздельное.

– Ч… что… что произошло? Где я?

– Вы на борту моей главной резиденции. Прошло примерно восемь дней с тех пор, как ваш флот пытался уничтожить мой.

– Как? Мы напали на вас?

Нау испытующе посмотрел на Винжа исподлобья.

– Я хотел присутствовать, когда мы будем вас пробуждать. В детали вас посвятит директор Рейнольт, но я хотел просто заверить вас в моей поддержке. Я назначаю вас менеджером флота – того, что остался от экспедиции Кенг Хо.

Он встал, ласково похлопал Винжа по плечу. Эзр проводил его расплывающимся взглядом. Менеджером флота?

Рейнольт принесла Винжу книгу окон с фактами более тяжелыми, чем он мог переварить. Погибло тысяча четыреста членов Кенг Хо, почти половина личного состава флота. Четыре из семи кораблей Кенг Хо уничтожены. На остальных выведены из строя межзвездные двигатели. Почти все малые корабли уничтожены или серьезно повреждены. Люди Нау заняты расчисткой летающих на орбите остатков боев. Они всерьез намеревались продолжать «совместную операцию». Летучие элементы и руды, поднятые с Арахны, пойдут на снабжение строительства баз в равновесной точке между звездой и планетой, которые строили эмергенты.

Она еще дала ему списки экипажей. «Фам Нювен» уничтожен со всеми, кто был на борту. Погибли капитан Парк и несколько членов Торгового Комитета. На уцелевших кораблях почти все выжили, но старших по званию держали в гибернации.

Убийственная головная боль последних минут в посадочном модуле прошла. Как сказала Рейнольт, Эзра вылечили от «случайной инфекции». Но только искусственная болезнь могла напасть так неожиданно и вовремя. Ложь эмергентов была не более чем данью приличиям. Они планировали нападение с самого начала и до последней секунды.

Анне Рейнольт хотя бы не улыбалась, когда лгала. Она вообще редко улыбалась. Директор по людским ресурсам Рейнольт. Забавно, что даже Триксия не сообразила, что может значить это название. Поначалу Эзр подумал, что Рейнольт превозмогает вполне понятное чувство стыда: она едва ли хоть раз посмотрела ему прямо в глаза. Но постепенно до него дошло, что его лицо вызывает у нее не больше интереса, чем переборка. Она не видела в нем личности, и ей было абсолютно наплевать на погибших.

Эзр тщательно прочитал все отчеты, не фыркнув презрительно, не заплакав, когда узнал, что Сума Дотрана больше нет. Триксия в списке погибших отсутствует. Наконец он добрался до списков оставшихся в живых бодрствующих членов экипажей с указанием их местоположения. Почти триста человек на борту времянки Кенг Хо, также переведенной в точку равновесия между звездой и планетой. Эзр просмотрел имена, запоминая. Все младшие, и почти ни одного трилендера или ученого. Триксии Бонсол нет. Он пролистал вперед… еще один список. Триксия! Вот ее имя, даже включенное под рубрикой «департамент лингвистики».

Эзр оторвался от книги окон, стараясь говорить непринужденно.

– А что это за значки такие возле имен?

Возле имени Триксии.

– Фокусированные.

– А это что значит?

В его голосе прозвучала резкость, которую он не хотел туда вкладывать.

– Они все еще проходят лечение. Не все поправляются так легко, как вы.

Она смотрела тяжелым и бесстрастным взглядом.

На следующий день Нау появился снова.

– Время представить вас вашим новым подчиненным, – сказал он.

Они прошли по длинному прямому коридору к шлюзу для кораблей. Эта база не была банкетным залом. Ощущался легчайший дрейф гравитации, будто она была построена на астероиде. Катер, стоявший за шлюзом, был больше, чем все, привезенные сюда Кенг Хо. В каком-то барочном, примитивном стиле он был роскошен. В нем стояли низкие столы и бар, их обслуживающий. Столы были окружены широкими окнами естественного вида.

Нау дал Эзру возможность на мгновение выглянуть.

Катер поднимался сквозь переплетение несущих конструкций наземной базы. Она была не закончена, но на вид не уступала по размерам представительской базе Кенг Хо. Они уже поднялись выше несущих конструкций, и почва внизу искривлялась нагромождением серых левиафанов. Это были алмазные скалы, собранные все вместе. Эти блоки, что странно, были гладкими, но зато тусклыми, как обычные астероиды. Там и сям слабый свет солнца попадал на содранный слой графита, и там играли радуги. Между двумя горами Эзр заметил бледное поле снега, массивный кусок свежевырезанного камня и льда – очевидно, поднятые с Арахны фрагменты океана и дна. Катер поднялся выше. В небе над горами появились силуэты звездолетов – длиннее шестисот метров, но рядом с горами казались карликовыми. Они были крепко друг к другу пришвартованы – как связывают обломки для утиля. Эзр быстро посчитал, оценивая то, что не мог видеть непосредственно.

– Значит, вы все перевели сюда – в точку Лагранжа? Вы действительно собираетесь придерживаться стратегии тайного наблюдения?

Нау кивнул:

– Боюсь, что да. Я буду с вами откровенен. Наша схватка поставила нас почти на край. У нас достаточно ресурсов, чтобы вернуться домой – но с пустыми руками. Если же мы вместо этого сможем сотрудничать… тогда отсюда, из точки L1, мы будем следить за пауками. Если они действительно вошли в информационную эру, мы сможем в конце концов восстановиться с помощью их ресурсов. В любом случае мы можем многое взять из того, за чем пришли.

Хм! Долгое наблюдение в ожидании, когда Клиент созреет. Стратегия, которой Кенг Хо иногда пользовалась. Бывало даже, что удачно.

– Это может оказаться трудным.

У него за спиной кто-то произнес:

– Для вас – может быть. Но эмергенты умеют жить легко, коробейник.

Винж узнал этот голос, тот, который протестовал против нападения Кенг Хо даже когда уже началась бойня. Ритцер Брюгель. Эзр повернулся. Ему в лицо ухмылялся здоровенный белобрысый мужчина. Без особой тонкости.

– И мы играем на выигрыш. Паукам тоже придется это узнать.

Не так давно Эзр сидел рядом с этим человеком и слушал, как он читает лекцию Фаму Тринли. Белобрысый, конечно, грубиян и хулиган, но тогда это было неважно. Взгляд Винжа перебежал по ковровым стенам к Анне Рейнольт. Она внимательно следила за разговором. Судя по виду, они с Брюгелем могли быть братом и сестрой. Даже оттенок рыжины был у этого белобрысого типа. Но на этом сходство кончалось. Как бы ни был противен Брюгель, его эмоции были ясными и прозрачными. А на лице Анне Рейнольт можно было прочесть только нетерпение. Она смотрела на говорящих, как могла бы смотреть на копающихся в земле насекомых.

– Да ты не волнуйся, коробейник. Ваши помещения вполне безопасны. – Брюгель ткнул в переднее окно. Там виднелась зеленоватая точка, еле заметный диск. Времянка Кенг Хо. – Мы ее поставили на восьмидневную орбиту в самой большой куче.

Томас Нау вежливо поднял руку, чуть ли не прося слова, и Брюгель заткнулся.

– У нас очень мало времени, мистер Винж. Я знаю, что Анне Рейнольт дала вам обзор, но я хочу полностью убедиться, что вы полностью осознаете возложенные на вас обязанности и ответственность.

Он притронулся к манжете, и изображение времянки Кенг Хо выросло в размерах. Винж проглотил слюну пересохшим горлом. Как ни забавно, это была обычная полевая времянка всего метров сто в поперечнике. Глаза Эзра обежали угловатый, будто стеганный, корпус. Он там прожил меньше двух мегасекунд, проклиная тысячу раз его скаредную экономию. Но теперь это из всего, что осталось, больше всего заслуживало названия дома. И внутри еще оставались многие из его уцелевших друзей. Полевую времянку так легко уничтожить… но все ячейки выглядели полностью надутыми, и заплат не было. Капитан Парк разместил ее подальше от своих кораблей, и Нау ее пощадил.

– …так что ваша новая должность имеет очень важное значение. Ваши обязанности как моего менеджера флота сравнимы с обязанностями покойного капитана Парка. Вам будет обеспечена моя постоянная поддержка, и я позабочусь, чтобы мои люди это понимали. – Взгляд в сторону Брюгеля. – Но прошу вас помнить: наш успех – и даже наше выживание – теперь зависят от нашего сотрудничества.

10

Эзр знал, что несколько тормозит, когда дело доходит до работы с кадрами. Что именно хочет Нау, должно было быть совершенно очевидно. Эзр такие вещи даже в школе проходил. Когда они прибыли на времянку, Нау произнес небольшую елейную речь, представив Винжа как «нового менеджера флота Кенг Хо». Он специально отметил тот факт, что Эзр Винж – самый старший по званию из присутствующих представителей Семей-владельцев. Два звездолета Винжей при недавнем нападении остались относительно невредимыми. И если есть легитимный хозяин кораблей Кенг Хо, то это Эзр Винж. А если все будут сотрудничать с легитимными властями, то всем будет хорошо. Потом Эзра вытолкнули вперед, чтобы он промямлил несколько слов о том, как он рад оказаться снова среди друзей и как надеется на их помощь.

В последующие дни он стал понимать, какой клин вбил Нау между долгом и лояльностью. Эзр был дома – и не дома. Каждый день он встречал знакомые лица. Уцелели и Бенни Вен, и Джимми Дьем. Бенни Эзр знал с шести лет, а теперь он был чужим. Чужим, хотя готовым сотрудничать.

А потом однажды, скорее благодаря удаче, нежели умыслу, Эзр встретил Бенни возле катерных шлюзов времянки. Эзр был один. Его эмергентские помощники все меньше и меньше следили за каждым его движением. Доверяют? Или поставили следить за ним жучков? Считают безобидным ничтожеством? Все варианты одинаково мерзкие, но хоть свобода приятна.

Бенни с небольшой группой людей Кенг Хо стоял под самой внешней стеной надувной секции. Здесь возле шлюза не было внешней обивки; и по ткани то и дело пробегали огни пролетающих катеров. Команда Бенни растянулась вдоль стены, осматривая узлы автоматики подхода. Эмергентский надзиратель находился в дальнем конце.

Эзр проплыл по радиальному туннелю, увидел Бенни Вена и легко пропрыгал к нему по стенке.

Вен поднял голову от работы и вежливо кивнул:

– Здравствуйте, менеджер флота.

Эта формальность была уже привычной – и все равно болезненной, как удар ногой в лицо.

– П-привет, Бенни. Как жизнь?

Вен коротко глянул в конец камеры на эмергентского надзирателя. Этот тип откровенно выделялся, одетый в серую робу, резко контрастирующую с вызывающей оригинальностью одежды большинства членов Кенг Хо. Он вел громкий разговор с тремя членами рабочей бригады, но слова его глушила ткань надувной камеры. Бенни поглядел на Эзра и пожал плечами:

– Вполне нормально. Знаешь, что мы тут делаем?

– Заменяете входы связи.

Одним из первых шагов эмергентов была конфискация всех наголовных дисплеев. Скорлупки и связанная с ними электроника входов – классические инструменты свободы.

Вен тихо засмеялся, не отводя глаз от надзирателя.

– Угадал с первого раза, дружище Эзр. Видишь ли, у наших новых… работодателей проблема. Им нужны наши корабли. Наша аппаратура. Ничего из этого без автоматики не работает – а как они могут ей доверять?

Любая эффективная машинерия содержит встроенные контроллеры, а эти контроллеры объединены в сеть, связанные невидимым клеем локальной сети флота, в которой все может работать согласованно.

Программы для этой сети разрабатывались тысячелетиями и оттачивались в Кенг Хо столетиями. Стоит их разрушить – и флот годится, в общем, только в металлолом. С другой стороны, как может завоеватель доверять тому, что туда напихали за все эти столетия? В таких случаях аппаратуру проигравшей стороны обычно попросту уничтожали. Но, как признал Томас Нау, сейчас никто не может себе позволить терять еще ресурсы.

– Ты же знаешь, их собственные бригады прозванивают каждый узел. И не только здесь, а на всех уцелевших кораблях. Вычищают все бит за битом.

– Все это им все равно никак не заменить.

Хотелось бы надеяться. Самые худшие тирании – те, где правление требует установки собственной логики на каждом встроенном узле.

– Ты вряд ли догадаешься, что они заменяют. Я видел их работу. У них компьютерные техники… странные, скажем так. Они выкапывают из систем такое, о чем я даже не подозревал. – Бенни пожал плечами. – Но ты прав, они оставляют то, что встроено на низшем уровне. А выдергивают в основном логику ввода-вывода. Взамен мы получаем самые новейшие фирменные интерфейсы. – Лицо Бенни дернулось в полуулыбке, и он вытащил из-за пояса черный продолговатый предмет – что-то вроде клавиатуры. – Какое-то время мы будем пользоваться только этим.

– Господи, какая древняя штука!

– Не древняя, а простая. Я думаю, это просто дублеры, которые эмергенты всюду вставляют. – Бенни кинул еще один взгляд в сторону надзирателя. – Важно то, что эмергентам известна аппаратура в этих штуках. Тронь ее – и сирены загудят по всей сети. В принципе они могут фильтровать все, что мы делаем.

Бенни повертел коробочку, разглядывая. Он был таким же стажером, как и Эзр, и в технике понимал не намного больше его, но у него был нюх на хорошие сделки.

– Странно, – заметил он. – Технология эмергентов, которую я видел, выглядит достаточно бледно. И все же эти ребята всерьез намереваются выкапывать все и следить за всем. Чего-то в их автоматике мы не понимаем.

Он разговаривал почти сам с собой.

На стене за его спиной свет нарастал, сдвигаясь в сторону. К причальному ангару подходил катер. Свет обогнул изгиб стены, и через секунду раздался приглушенный щелчок. По стене от причального цилиндра разошлась мелкая рябь, заработали насосы шлюза. Здесь их гудение было громче, чем в самом переходе. Эзр заколебался. Этот шум вполне может скрыть их разговор от надзирателя… Ага, а любые жучки слышат сквозь этот шум лучше наших ушей. И потому, когда Эзр заговорил, то не конспиративно, вполголоса, а громко, перекрывая шум насосов.

– Бенни, произошло многое, но я хочу только, чтобы ты знал: я не изменился. Я не…

Чет побери, я не предатель!

Минуту выражение лица Бенни было непроницаемым… и вдруг он улыбнулся.

– Я знаю, Эзр. Знаю.

Бенни проводил его вдоль стены туда, где была остальная бригада.

– Дай я тебе покажу, что мы тут еще должны сделать.

Эзр шел следом, а Бенни показывал туда и сюда, описывая изменения, которые эмергенты вносили в протоколы причала. Внезапно Эзр лучше понял эту игру.

Мы нужны противнику, ему еще годы нужна будет наша работа. И мы многое можем друг другу сказать. Нас не убьют за обмен информацией, необходимый для выполнения порученной работы. И не убьют из-за предположений о том, что происходит.

Гудение насосов стихло. Где-то за пластиковой стеной причального цилиндра началась выгрузка людей и груза.

Вен приблизился к открытому люку кабельного канала.

– Я слышал, они переводят сюда много своих людей.

– Да, где-то человек четыреста, если не больше.

Эта времянка была просто сборкой баллонов, надутых несколькими мегасекундами раньше, после прибытия флота. Но у нее хватало объема для всех экипажей, укомплектованных на перелет от Триленда длиной в пятьдесят световых лет. Было три тысячи человек. Теперь здесь осталось только триста.

Бенни приподнял бровь:

– Я думал, у них есть своя база, и получше этой.

– Я… – Надзиратель был почти в пределах слышимости. Но у нас же не заговор! Бог Всей Торговли, нам надо иметь возможность говорить о работе! – Я думаю, у них потери больше, чем они говорят.

Мы пролетели в сантиметре от победы, хотя нас захватили врасплох, хотя они и нокаутировали нас этим своим медицинским оружием.

Бенни кивнул, и Эзр догадался, что он уже знает. А знает ли он вот это?

– Это освобождает еще больше места. Томас Нау подумывает о том, чтобы поднять еще наших людей из гибернации, может быть, несколько офицеров.

Конечно, люди высокого ранга будут представлять для эмергентов больший риск, но если Нау действительно нужно эффективное сотрудничество… К сожалению, предводитель Нау куда меньше распространялся о «фокусированных».

Триксия.

– В самом деле? – Голос Бенни остался ровным, но взгляд вдруг стал резче. Он отвернулся. – Это может сильно изменить дело, особенно для некоторых… вроде той юной леди, с которой я работаю над этим каналом. – Он просунул голову в люк и крикнул:

– Эй, Чиви, у тебя там готово?

Зараза? После нападения Эзр видел ее только раз или два – знал только, что она не ранена и не в плену. Но она больше других проводила времени с эмергентами. Может быть, такую молодую они не считали угрозой.

Через секунду из канала выскользнула фигурка в робе арлекина.

– Ага, ага! У меня все сделано. Натянула защиту от взлома… – Она увидела Эзра. – Эзр, привет! – Впервые девчонка не стала на него напрыгивать. Только кивнула и вроде как улыбнулась. Может быть, она просто повзрослела. Если так, то очень нелегким путем пришлось ей взрослеть. – Я ее протянула по всем шлюзам, все нормально. Только странно, что они просто не используют шифрование.

Она улыбалась, но под глазами у нее лежали темные тени. Такое лицо могло быть у кого-нибудь постарше. Чиви стояла в свободной позе невесомости, зацепившись ребристым ботинком за упор в стене. Но руки она прижала к телу, охватив локти. Экспансивного и царапучего создания, которое было до нападения, больше не было. Отец Чиви все еще был инфицирован, как и Триксия. Как и Триксия, он, быть может, никогда не вернется. А Кира Пен Лизолет была старшим артиллеристом.

Девочка все говорила об аппаратуре в канале. Она свое дело знала отлично. У детей бывают игрушки, товарищи и игры; домом Чиви был почти пустой звездолет между далеких звезд. Долгое одиночество сделало ее классным специалистом не в одном деле.

Она излагала мысли, как сэкономить время на протяжке кабелей, которых требовали эмергенты. Бенни кивал, кое-что записывая.

Потом Чиви сменила тему.

– Я слыхала, в нашей времянке будут новые люди.

– Да…

– А кто? Кто?

– Эмергенты. А потом еще некоторые из наших, я думаю.

На секунду она просияла, и тут же с заметным усилием подавила эту радость.

– Я… я была в Хаммерфесте. Предводитель Нау хотел, чтобы я проверила аппаратуру гибернации перед тем, как они ее переведут на «Далекое сокровище». Эзр, я видела маму. Ее лицо в иллюминатор. Видела задержанное дыхание.

– Не бойся, детка, – сказал Бенни. – Мы… все будет нормально с твоими мамой и папой.

– Я знаю. Мне предводитель Нау тоже так сказал.

В ее глазах была видна надежда. Значит, Нау давал ей неопределенные обещания, став для бедного ребенка спасательным кругом. Может быть, некоторые из обещаний даже правдивы. Может быть, они даже вылечат ее отца от их проклятой болезни. Но артиллерист вроде Киры Пен Лизолет для любого тирана был бы смертельно опасен. И если не будет восстания, Кира Лизолет может проспать долго, очень долго… Если не будет восстания. Глаза Винжа скользнули в сторону Бенни. Взгляд Вена был абсолютно пуст – вернулась прежняя непроницаемость. И вдруг Эзр понял, что заговор действительно существует. Не больше чем через несколько мегасекунд кто-то из Кенг Хо начнет действовать.

Я могу им помочь, я это знаю.

Официально вся координация приказов эмергентов шла через Винжа. Если он вступит в заговор… Но он был под самым пристальным наблюдением из всех, пусть даже Томас Нау его на самом деле ничуть не уважает. Внутри Эзра вскипела мгновенная ярость. Бенни знает, что он не предатель – но он ничем не может помочь, не выдав заговор.

Времянка Кенг Хо пережила нападение без единой царапины. Даже импульсных повреждений не было. Эмергенты, до того как изуродовать локальную сеть, долго копались в базах данных.

То, что осталось, вполне справлялось с рутинными операциями. Каждые несколько дней к населению времянки добавлялось еще несколько человек. В основном – эмергенты, но освобождали из гибернации и членов Кенг Хо низшего ранга. И эмергенты, и люди Кенг Хо имели вид беженцев от катастрофы. Ущерб и потери аппаратуры, понесенные эмергентами, скрыть было невозможно. И Триксия, быть может, мертва. «Фокусированных» держали в новой базе эмергентов – в Хаммерфесте. Но их никто еще пока не видел.

Тем временем условия во времянке Кенг Хо медленно ухудшались. Население еле достигало трети расчетного, но системы отказывали. Отчасти – из-за изувеченной автоматики. Отчасти – и этот эффект был трудноуловим – оттого, что люди не работали как надо. С одной стороны на людей Кенг Хо давила поврежденная автоматика, с другой – неуклюжесть эмергентов в работе с системой жизнеобеспечения. К счастью для заговорщиков, Чиви проводила почти все время за пределами времянки. Эзр знал, что она могла бы обнаружить вранье немедленно. Его собственным вкладом в заговор было молчание – просто не замечать, что делается. Он переходил от одной срочной мелочи к другой, делая очевидные вещи – и гадая, что же на самом деле задумали его друзья.

Времянка начинала по-настоящему вонять. Эзр со своими эмергентскими сопровождающими спустился в бактериальные к самому ядру времянки – туда, где столько килосекунд провел стажер Винж… до того. Он все отдал бы, чтобы вечно оставаться стажером и торчать здесь, если бы только это могло вернуть капитана Парка и остальных.

Вонь бактериальной была сильнее, чем случалось Эзру чуять даже при неудачном выполнении школьных упражнений. Стены за биоплотинами были покрыты мягкой черной слизью, и она покачивалась в дыхании вентиляторов. Кирет и Марли чуть не сблевали за респираторами. Марли выдохнул:

– Ну и гноище! Я этого терпеть не собираюсь. Мы тебя подождем снаружи.

Они заплюхали по лужам к двери, и она закрылась за ними. Эзр остался наедине с запахами. И минуту стоял неподвижно, вдруг поняв, что если он хочет остаться совсем один, то это можно только здесь!

Он начал искать загрязнения, и тут из грязи вылезла фигура в комбинезоне и респираторе. Подняв руку в призыве к молчанию, она другой рукой просканировала тело Винжа сигнальным устройством.

– М-гм. Ты чист, – прозвучал заглушенный маской голос. – Может, они просто тебе доверяют.

Это был Джимми Дьем. Эзр чуть не обнял его, как есть – во всем бактериальном дерьме. Но в голосе Дьема не было слышно довольного облегчения. Глаза его скрывались за очками, но вся поза выдавала напряжение.

– Зачем ты перед ними лизоблюдствуешь, Эзр!

– И вовсе нет! Я просто выигрываю время.

– Так и думают… некоторые из нас. Но Нау дал тебе столько льгот, и ты – именно тот человек, с кем мы должны согласовывать каждую мелочь. Ты в самом деле думаешь, будто владеешь всем, что от нас осталось?

За эту ниточку Нау все время и тянул.

– Нет! Может, они думают, что меня купили, но… Бог всей Торговли мне свидетель, сэр, разве я не был хорошим участником вашей команды?

Приглушенный смешок, и напряжение частично свалилось с плеч Джимми Дьема.

– Ага. Ты спал наяву, и никогда вовремя не держал глаза на дисплее. – Обычные окрики Джимми в адрес Эзра сейчас прозвучали почти нежно. – Но ты не дурак, и никогда не пытался сыграть на семейных связях… Ладно, стажер, залезай к нам на борт.

Это было самое приятное повышение в звании за всю жизнь Эзра. Он сдержал вихрь рвущихся наружу вопросов – ответы на большинство из них ему знать не надо было. Но только один, насчет Триксии…

А Дьем уже говорил.

– Запомни несколько кодовых схем связи, хотя нам может понадобиться встретиться снова лицом к лицу. Значит, сейчас вонь ослабнет, но все равно останется проблемой, так что у тебя хватит поводов сюда лазить. Вот что вообще надо знать: нам нужен способ выбраться наружу.

Винж подумал о «Далеком Сокровище» и артиллеристах Кенг Хо, лежащих там в анабиозе. А может, на уцелевших кораблях Кенг Хо есть тайные запасы оружия.

– Гм. Есть кое-какие планы на наружные ремонтные работы, где специалистами являемся мы.

– Знаю. Главное тут – включить в бригады нужных людей и расставить их на нужные рабочие места. Мы дадим тебе имена.

– Ясно.

– Второе: нам надо знать, что там с «фокусированными». Где точно их держат? И можно ли их быстро перевезти?

– Об этом я пытаюсь разузнать. – Сильнее, чем ты думаешь, командир. – Рейнольт говорит, что они живы и что развитие болезни остановлено. – «Мозговая гниль». Этот леденящий термин он слышал не от Рейнольт – это случайно обмолвился один из эмергентов. – Я пытаюсь получить разрешение увидеть…

– Да-да. Триксию Бонсол? – Покрытые слизью пальцы сочувственно потрепали Винжа по плечу. – Ну-ну. У тебя есть серьезный мотив от них этого добиваться. Во всем остальном будь пай-мальчиком, но здесь нажимай изо всех сил. В том смысле, что такое одолжение вызовет твою верность и преданность, если только тебе его сделают… Ладно. Теперь давай отсюда.

И Дьем исчез за пеленой вязкой бурды. Винж стер с рукава отпечатки пальцев. Повернувшись обратно к люку, он едва ощущал вонь. Он снова работает заодно с друзьями, и у них есть шанс.

Точно так же, как остаткам флота Кенг Хо был в насмешку назначен «управляющий флотом» Эзр Винж, так же Томас Нау назначил и «комиссию по управлению флотом» для совета и помощи управляющему. Это была обычная стратегия Нау – привлечение невинных людей к откровенному предательству. Регулярные заседания комиссии раз в мегасекунду стали для Винжа пыткой, если бы не одна вещь: в комиссию входил Джимми Дьем.

Эзр оглядел десятерых человек, собравшихся в его конференц-зале. Нау обставил зал полированным деревом и отличными окнами – все обитатели времянки знали о пристрастном отношении начальства к управляющему флотом и его комитету. Все десятеро, кроме Чиви, вполне понимали, как их используют. Все понимали, что если когда-нибудь Томас Нау освободит всех выживших членов Кенг Хо из анабиоза, то никак не раньше, чем через несколько лет. Некоторые, подобно Джимми, считали, что на самом деле старших офицеров могут тайно вытаскивать из гибернации для допроса или короткой службы. Нескончаемое негодяйство, которое даст эмергентам постоянное преимущество.

Так что предателей среди них не было. Однако все равно зрелище было безрадостное: пять стажеров, трое младших офицеров, четырнадцатилетняя девчонка и выжившая из ума развалина. Ну, если честно, Фам Тринли развалиной не был – по крайней мере физически. Для старика он был еще в очень приличной форме. Скорее всего он всегда был полным растяпой. Свидетельством тому было, что его не сунули в анабиоз – единственного из всех военных Кенг Хо.

А я среди них – из клоунов клоун.

Управляющий флотом Эзр Винж призвал собрание к порядку. Думаете, если соберутся десять угодливых лизоблюдов, совещания будут идти быстро? Как бы не так, они растягивались на много килосекунд, заходя в тупики мелких заданий для каждого в отдельности.

Надеюсь, Нау, тебя развлечет подслушивание этой дребедени.

Первым по важности вопросом было гниение в бактериальной. Распространение вони должно было быть прекращено к следующему заседанию. В самой бактериальной оставались несколько вышедших из-под контроля генетических линий (и отлично!), но для времянки они опасности не представляли. Слушая этот доклад, Винж избегал глядеть на Джимми Дьема. Они уже три раза встречались в бактериальной, и разговоры были короткими и односторонними. То, что Винжу было интереснее всего узнать, и было тем, что ему знать никак не следовало: сколько членов Кенг Хо было задействовано у Дьема? И кто? Есть ли конкретный план, как свергнуть эмергентов и спасти заложников?

Второй вопрос был куда сложнее. Эмергенты хотели, чтобы во всех работах флота использовались их единицы времени.

– Не понимаю, – сказал Винж в ответ на недовольные взгляды. – Секунда у эмергентов та же, что и у нас, и для локальных операций все прочее – только листание календаря. Наши программы вполне умеют работать с календарем любого Клиента.

Конечно, в обычном разговоре могли возникнуть небольшие проблемы. Балакреанский «день» очень отличался от стандартного стокилосекундного рабочего «дня» Кенг Хо. А год был очень близок к тридцати мегасекундам, чтобы не вызывать путаницы в большинстве миров, придерживающихся года как единицы времени.

– Конечно, мы умеем работать с любым календарем, но только в приложениях пользовательского интерфейса. – Арло Динж был раньше стажером-программистом; сейчас он отвечал за все программные модули. – А наши новые… гм… работодатели используют внутренние средства Кенг Хо. Могут возникнуть побочные эффекты.

Последнюю стандартную фразу Арло произнес очень многозначительно.

– Ладно, ладно. Я выяс… – Тут у Эзра случилось административное наитие. – Арло, а почему тебе самому не представить этот вопрос Рейнольт? Объясни ей проблемы.

И Эзр опустил глаза на лежащую перед ним повестку дня, игнорируя озабоченный взгляд Арло.

– Следующий пункт. У нас добавляются новые обитатели. Предводитель говорит, что ожидаются еще триста эмергентов, и после этого – еще пятьдесят членов Кенг Хо. Похоже, что система жизнеобеспечения это выдержит. А как остальные системы? Гонле?

Когда звания еще что-то значили, Гонле Фонг была младшим квартирмейстером на «Невидимой Руке», и изменения еще не дошли до ее понимания. Она была женщиной неопределенного возраста, и не будь нападения, она могла так всю жизнь и прожить младшим квартирмейстером. Может быть, она была из тех, чей карьерный путь остановился как раз там, где надо, где способности человека точно отвечают предъявляемым к нему требованиям. Но теперь…

Фонг в ответ на вопрос кивнула.

– Да, есть у меня некоторые цифры, которые надо вам показать. – Она постучала по эмергентской клавиатуре, лежавшей перед ней, ошиблась, попыталась исправить ошибку. На одном из окон комнаты замелькали многочисленные сообщения об ошибке. – Как эта зараза отключается? – буркнула про себя Фонг. Потом ошиблась еще раз, и рассвирепела так, что всем стало это видно. – К черту эту гадость, никак не могу с этим блядством освоиться!

Она схватила клавиатуру и хряснула ею по полировке стола. Фанера треснула, но клавиатура осталась невредимой. Фонг размахнулась и стукнула еще раз. Сообщения об ошибках на той стороне комнаты вспыхнули в радужном негодовании и исчезли. Фонг приподнялась со стула и потрясла полусогнутой клавиатурой перед лицом Эзра.

– Эти блядские эмергенты отобрали всю работающую аппаратуру ввода-вывода! Нельзя работать с голосом, нельзя работать с наголовным дисплеем! Остались только окна и эти штуки, черт их матери!

Она швырнула клавиатуру на стол, и та, отскочив, поплыла к потолку.

Раздался хор одобрения, хотя далеко без той же горячности.

– Нельзя же все делать с клавиатуры… Нужны скорлупки… Мы как инвалиды, даже если системы работают…

Эзр поднял руки, ожидая, пока возмущение затихнет.

– Вы все знаете причину. Эмергенты просто не доверяют нашим системам; они считают, что должны контролировать всю периферию.

– Конечно! Они хотят отслеживать все наши действия. Я бы тоже трофейной автоматике не верила. Но это невозможно! Я готова использовать их интерфейс, но заставь их вернуть нам наголовные дисплеи и глазные указатели, и…

– Я тебе вот что скажу: кое-кто уже собирается использовать нашу старую аппаратуру! – крикнула Гонле Фонг.

– Стоп! – Вот это во всем этом пособничестве и было самым невыносимым. – Отдавайте себе отчет в своих словах, мисс Фонг. Да, это колоссальное неудобство, но предводитель Нау неповиновение в этом вопросе рассматривает как измену. Эмергенты видят в этом прямую угрозу.

Так что храни свое прежнее снаряжение, но понимай, чем рискуешь.

Этого он вслух не сказал.

Фонг села на место, опустив плечи. Глянула на Эзра и угрюмо кивнула.

– Послушайте, – продолжал Эзр. – Я попросил у Нау и Рейнольт другие устройства. Может быть, мы скоро их получим. Но помните, что мы застряли за много световых лет от ближайшей промышленной цивилизации. И все новые устройства могут быть сделаны только из того, что есть у эмергентов в точке L1. – Эзр сомневался, что можно ожидать слишком многого. – И для вас вопрос жизни ясно донести до ваших людей важность запрета на аппаратуру. Для их же безопасности.

Он оглядел лица одно за другим. Почти все глядели на него в упор. Но Эзр ощутил облегчение. Вернувшись к своим друзьям, члены комиссии смогут кивать на Эзра Винжа как на бесхребетного слизняка, который вынуждает выполнять все, что требуют эмергенты – и их собственное неприятное положение станет несколько легче.

Минуту Эзр просидел молча, ощущая свое бессилие. Хорошо бы это было то, что хочет от него Дьем. Но глаза Джимми были так же непроницаемы и тверды, как у всех прочих. За пределами бактериальной он отлично играл роль. Эзр наклонился вперед и спокойно обратился к Фонг.

– Вы хотели сообщить мне о новых жильцах. В чем проблемы?

Фонг что-то буркнула, припоминая, что они обсуждали, когда она сорвалась. И неожиданно ответила:

– Ладно, ну их, цифры. Коротко говоря, мы можем принять еще людей. Черт побери, будь у нас возможность управлять автоматикой как надо, мы бы и тысячу могли принять. А сами эти люди? – Она пожала плечами. – Типичные болваны. Я таких во многих тираниях видала. Называют себя «менеджерами», но фактически они просто пешки. На самом деле они трубным ревом прикрывают неуверенность – они нервничают из-за нас. – По ее тяжелому лицу скользнула улыбка. – У нас есть люди, которые умеют работать с такими Клиентами. Некоторые даже умеют заводить с ними дружбу. Есть тысяча вещей, о которых им не полагается говорить – например, насколько серьезная эта «мозговая гниль». Но я вам вот что скажу: если их большие начальники не выложат все начистоту, мы скоро сами это узнаем.

Эзр не улыбнулся в ответ.

Предводитель Нау, вы сейчас слушаете? Что бы вы там ни хотели, мы скоро будем знать правду.

А то, что они узнают, Джимми Дьем сможет использовать. Направляясь на заседание, Эзр был полностью сосредоточен на одном пункте – последнем пункте повестки дня. Теперь он начинал понимать, что тут все одно к одному подогнано. Может быть, он не так уж плохо работает, в конце-то концов.

Последним пунктом был ожидаемый взрыв солнца. И у Джимми был дурак – естественно, не знающий об этом – который будет использован как прикрытие: Фам Тринли. Артиллерист исполнил целый спектакль, передвигаясь во главу стола.

– Ага, ага, – сказал он. – У меня тут есть картинки. Одну секунду.

На окнах по всей комнате появилась дюжина чертежей. Тринли метнулся к кафедре и стал объяснять насчет устойчивых точек Лагранжа. Забавно: голос и манера у этого человека говорили о командной должности, но мысли – все сплошь общие места.

Винж дал ему сотню секунд побухтеть, потом прервал:

– Насколько я помню, тема вашего доклада: «Подготовка к Вспышке», мистер Тринли. Что просят нас сделать эмергенты?

Старик направил на Эзра взгляд, который сделал бы честь любому сержанту, песочащему новичка:

– Артиллерист Тринли, с вашего разрешения, менеджер флота. – Взгляд продержался еще секунду. – Хорошо, к сути дела. Здесь у нас около пяти миллиардов тонн алмаза. – В окне за его спиной зажегся красный указатель, упершийся в медленно вращающуюся груду скал – материал, который нашел в этой солнечной системе капитан Парк. Лед и руды, поднятые с Арахны, виднелись небольшими горами по углам и впадинам астероидных кусков. – Эти скалы – классическое контактное скопление. В настоящий момент наши флоты причалены к этому скоплению или находятся на орбите вокруг него. Сейчас, как я пытался объяснить несколькими секундами раньше, эмергенты хотят, чтобы мы установили и наладили систему электронных реактивных двигателей на центральных блоках этого скопления.

Дьем:

– До Вспышки?

– Разумеется.

– Они хотят, чтобы мы поддерживали контактную стабильность в период Вспышки?

– Совершенно точно.

Сидевшие за столом обменялись тревожными взглядами. Поддержание стационарности – обычная и давняя практика. Правильно налаженная орбита вокруг точки L1 требует очень мало горючего. Они будут находиться менее чем в полутора миллионах километров от Арахны и почти точно между ней и ее солнцем. В наступающие годы света они будут надежно скрыты от сияния звезды. Но эмергенты мыслили масштабно: они уже построили различные конструкции, в том числе свой «Хаммерфест» на этом самом скоплении скал. И потому они хотели установить поддерживающие стационарность двигатели еще до Вспышки. Мигающая будет светить с силой от пятидесяти до ста солнц, пока не успокоится. Болваны желают, чтобы с помощью этих двигателей компенсировались сдвиги больших скал в течение всего этого времени. Опасная глупость, но командуют тут эмергенты.

И это даст Джимми выход во внешний космос.

– На самом деле я тут не вижу серьезных проблем, – встала со своего места Чиви Лизолет. Она подплыла к картам Фама Тринли, перехватив у него инициативу. – Я кучу таких задач перерешала, пока мы были в полете. Мама хотела, чтобы я стала инженером, и считала, что в нашей экспедиции поддержка стационарности может оказаться полезной.

Чиви говорила серьезнее и взрослее обычного. И впервые Эзр увидел ее одетой в зеленые цвета Семьи Лизолет. Она проплыла перед окнами, рассматривая детали, и ее взрослое достоинство испарилось.

– Ух ты, они многого хотят! Эта куча держится почти на честном слове. Даже если мы всю математику правильно рассчитаем, все равно никак не узнать, какие там внутри напряжения. А если летучие вещества попадут под солнечный свет, будет куча новых проблем. – Она присвистнула, и улыбка ее стала снова совсем детской. – Может понадобиться переставлять двигатели уже после Вспышки. Я…

Фам Тринли полыхнул на девочку уничтожающим взглядом. Можно не сомневаться, она сейчас украла у него не меньше тысячи секунд рассуждений.

– Да, это будет очень трудная работа. У нас на все это есть только сотня электронных сопел. И придется все время держать людей на скоплении скал.

– Нет, это не так! В смысле насчет двигателей. У нас их куда больше на «Разломе Брисго». И эта работа всего раз в сто больше, чем те, что я рассчитывала…

Чиви была охвачена энтузиазмом, и впервые ее оппонентом в споре был не Эзр Винж.

Не все до конца поняли ситуацию. Младшие офицеры, в том числе и Дьем, требовали, чтобы скопление скал было во время Вспышки рассеяно, а летучие вещества укрыты в тени самого большого алмаза. К черту Нау, это все просто слишком рискованно. Тринли щетинился и отгавкивался, что все это он уже излагал эмергентам.

Эзр хлопнул ладонью по столу, потом еще раз, уже громче.

– К порядку, будьте добры! Эта работа, которая нам назначена. Лучший для нас способ помочь своему народу – вести себя ответственно и работать с тем, что у нас есть. Думаю, что мы можем для этого получить от эмергентов дополнительную помощь, но для этого к ним нужен правильный подход.

Снова вокруг закипел спор.

Сколько из них участвуют в заговоре? – подумал он. – Уж наверняка не Чиви.

После нескольких секунд спора они пришли к тому, с чего начали: без выбора, но и без раболепия. Джимми Дьем отодвинулся от стола и вздохнул:

– Ладно, будем делать, что нам сказано. Но зато мы знаем, что мы им нужны. Давайте нажмем на Нау, чтобы освободил несколько старших специалистов.

Бормот согласия. Винж встретился взглядом с Джимми и отвернулся. Может быть, под это удастся освободить несколько заложников, а скорее всего – вряд ли. Но Эзр вдруг понял, когда заговорщики собираются ударить.

11

Мигающую можно было бы назвать и «добросовестной старухой». Ее катастрофическая переменность была замечена еще астрономами Старой Земли эпохи Рассвета. Всего за восемьсот секунд звезда, числящаяся в каталоге как «одинокий бурый карлик», изменила звездную величину от 26 до 4. В течение следующих тридцати пяти лет объект потускнел опять до практической невидимости – и при этом породил десятки обладателей ученых степеней, потому что за звездой внимательно следили, и ее загадочность все росла. Начальный пик мог варьироваться в пределах тридцати процентов, но в целом кривая светимости была регулярна до неправдоподобия. Яркая, тусклая, яркая, тусклая… цикл продолжительностью в двести пятьдесят лет, предсказуемый до секунды.

За тысячелетие, прошедшее с Рассвета, цивилизации людей расходились все шире от солнечной системы Земли. Наблюдения Мигающей становились все более точными, все более близкими.

И вот теперь люди оказались в самой системе Мигающей и следили за отсчетом секунд до новой Вспышки.

Томас Нау произнес короткую речь, закончив ее словами: «Спектакль ожидается интересный». Наблюдать Вспышку люди собрались в самом большом зале времянки и сейчас покачивались в изменениях микрогравитации на поверхности груды скал. За операцией наблюдали специалисты эмергентов с Хаммерфеста, и скелетные команды на борту каждого корабля, но Эзр знал, что почти все люди Кенг Хо и все свободные от вахт эмергенты собрались здесь. Обе стороны вели себя почти общительно, почти дружески. С момента нападения прошло сорок дней. Ходили слухи, что установленный эмергентами режим после Вспышки будет значительно смягчен.

Эзр зафиксировал себя у потолка. Без скорлупок можно было следить за зрелищем только по обоям. Отсюда ему были видны три наиболее интересных окна – когда другие не перекрывали ему обзор, проплывая мимо. На одном из них было изображение полного диска Мигающей. Второе давало изображение с микроспутника, обходящего Мигающую по низкой орбите. Даже с расстояния пятьсот километров звезда не выглядела угрожающе. Как вид с самолета, летящего над густым слоем облаков. Если бы не тяготение, люди там бы могли чуть ли не высадиться. Эти «облака» медленно проплывали перед объективами микроспутника, и между ними иногда просвечивали красные отблески. Тусклая краснота бурого карлика, краснота черного тела. И никаких признаков катаклизма, грядущего через… да, через шестьсот секунд.

К Эзру присоединился Нау со своим старшим техником. Брюгеля нигде не было видно. Всегда было легко угадать, хочет ли Нау вызвать приятные чувства – просто посмотри, есть ли при нем Брюгель. Предводитель занял место рядом с Винжем и улыбнулся, как политик какого-нибудь Клиента.

– Ну как, менеджер флота, нервничаете перед операцией?

Винж кивнул:

– Вы же знаете рекомендации моего комитета. Перед Вспышкой спрятать все летучие вещества за отдельной скалой и убрать ее подальше. Нам бы нужно быть вне системы.

Корабли обоих флотов и все базы были зачалены к одной стороне самой большой из алмазных скал. Это защитит их от Вспышки, но если скала зашевелится…

Техник Нау мотнул головой:

– У нас слишком много здесь, на земле. К тому же это пустой разговор – на облет системы мы бы потратили почти все свои летучие вещества.

Техник по имени Дзау Цинь выглядел почти ровесником Эзра. Достаточно приятный человек, но совсем без той профессиональной остроты, которую Эзр привык видеть у старших специалистов Кенг Хо.

– На меня ваши инженеры производят сильное впечатление, – сказал Цинь, кивнув в сторону других окон. – Они куда лучше управляются с этой скалой, чем мы. Даже не понятно, как они могут так четко работать без…

Он прикусил язык. Все еще оставались секреты, но это может перемениться раньше, чем думают эмергенты.

Нау гладко заполнил возникшую паузу.

– Ваши люди отлично работают, Эзр. Я даже думаю, что они так возражали против этих планов по одной причине – они стремятся к совершенству. – Он поглядел на окно, заполненное Мигающей. – Подумайте, как здесь сегодня сойдется воедино История!

Вокруг них и под ними толпа разделилась на группы Кенг Хо и эмергентов, но разговоры шли во все стороны. Окно на дальней стене показывало оголенную поверхность скалы. Рабочая команда Джимми Дьема растягивала над вершинами ледяных утесов серебристый навес. Нау нахмурился.

– Это чтобы прикрыть замерзший воздух и лед, сэр, – объяснил Винж. – Вершины на прямой видимости от Мигающей. Завесы не дадут им вскипеть.

– Понимаю, – кивнул Нау.

На поверхности виднелось больше десятка людских фигур. Кто-то закрепился на тросах, кто-то был в свободном полете. Гравитации на поверхности практически не было. Люди натягивали тросы на вершины с легкостью, которая дается проведенной в космосе жизнью – и тысячелетиями опыта Кенг Хо. Винж смотрел, пытаясь угадать, кто там кто. Но поверх комбинезонов были термозащитные костюмы, и Винж видел только одинаковые фигуры в ледяном пейзаже. Подробности плана заговорщиков ему не были известны, но кое-какие поручения Джимми ему давал, и это позволяло строить догадки. Такой возможности может уже никогда больше не представиться: доступ к электронным соплам на борту «Разлома Брисго». Почти неограниченный выход наружу, туда, где нет наблюдателей эмергентов. В течение нескольких секунд после вспышки ожидается некоторый хаос – и раз операциями обслуживания станции занимаются люди Кенг Хо, они смогут настроить этот хаос в свою поддержку.

А мне только и остается, что стоять здесь с Томасом Нау… и быть хорошим актером.

Эзр улыбнулся предводителю.

Чиви Лизолет в гневе ворвалась в шлюз.

– Черт! Мать вашу так, так и перетак! – выругалась она, срывая с себя куртку и брюки термокостюма.

Где-то в глубине сознания она себе отметила: проводить больше времени с Гонле Фонг. Наверняка есть слова посильнее, которые можно сказать, когда все идет вразнос. Бросив термокостюм в шкаф, она нырнула вдоль оси туннеля, не снимая комбинезон и колпак.

Бог Всей Торговли, как они могли? Загнать ее внутрь, чтобы она тут ковыряла в носу, пока Джимми Дьем будет делать ее работу!

Фам Тринли летал в тридцати метрах над изолирующей завесой, которую натягивали на айсберг. Формально Тринли возглавлял операцию по поддержке стационарности, хотя он сразу дал понять, что отдает только до банальности общие приказания. На самом деле мотором действий был Джимми Дьем. И к общему удивлению, самые лучшие идеи о размещении электротолкателей и управлении программами были у маленькой Чиви Лин Лизолет. Если следовать ее рекомендациям, Вспышку удастся пережить без сучка и задоринки.

А это было бы совсем не то, что нужно.

Фам Тринли был участником «большого заговора». Участником очень незначительным, которому никакие критические моменты плана не доверялись. И это его вполне устраивало. Сейчас он болтался вокруг, подставив спину лунному сиянию Мигающей, и скала нависала почти у него над головой. Среди черных теней скалы нагромождением мусора виднелись корабли, времянки и дистилляторы летучих веществ, прячась от света, который готов был хлынуть с неба. Проект одной из обитаемых баз, Хаммерфеста, был отлично продуман, и база была бы даже изящной, если бы не громоздящаяся вокруг аппаратура. Времянка Торговцев была просто большим воздушным шаром, привязанным к поверхности. А внутри у нее были все пробужденные люди Кенг Хо, как следует разбавленные эмергентами.

Вокруг баз, частично скрытые плечом Алмаза-1, стояли зачаленные звездолеты. Мрачное зрелище. Звездолеты никогда нельзя вот так связывать вместе, уж тем более вблизи нагромождения свободно летающих скал. Всплыло воспоминание: штабеля мертвых китов, гниющих в сексуальном объятии. Так космодромы не организуют. Это больше всего похоже на свалку мусора. Эмергенты дорого заплатили за свое нападение. Когда разбили флагман Сэмми, Фам почти весь день дрейфовал в подбитом катере, но сумел включить уцелевшую автоматику боя. Очевидно, предводитель Нау так и не сообразил, кто координировал битву. Догадайся он, и Фам был бы уже мертв либо лежал в анабиозе вместе с уцелевшими артиллеристами «Далекого Сокровища».

Кенг Хо, даже подвергшись внезапному нападению, была близка к победе.

И мы победили бы, если бы эта проклятая эмергентская мозговая гниль не размазала нас по стенке.

Этого было достаточно, чтобы научиться быть осторожными. Купленная дорогой ценой победа эмергентов обратилась почти во взаимное самоубийство: осталось, быть может, два корабля, еще способных к межзвездному полету; еще несколько можно починить, раздев оставшиеся обломки. А если посмотреть на очистные мощности, то много еще пройдет времени, пока они выдадут достаточно водорода, чтобы разогнать до крейсерской скорости хотя бы один корабль.

Меньше пятисот секунд до Вспышки. Фам медленно дрейфовал к скалам, пока изолирующий навес не закрыл мусорную свалку. На всей поверхности скалы его люди, Дьем, До и Патил – Чиви отправили внутрь – должны были вести окончательную проверку электронных сопел. По каналу рабочей группы доносился спокойный голос Джимми Дьема, но Фам знал, что это запись. Под защитой завесы Дьем и остальные уже исчезли за дальним краем груды скал. Все трое уже вооружены – поразительно, что можно сделать с электронно-реактивным двигателем, особенно модели Кенг Хо.

Так что Фам Тринли остался вне игры. И Джимми, ясное дело, был рад от него избавиться. Ему доверяли, но только в самых простых вещах – например, поддерживать видимость продолжения работы. Тринли перемещался между Хаммерфестом и времянкой, отвечая на запросы записанного голоса Джимми Дьема.

Триста секунд до вспышки. Тринли вплыл под завесу. Отсюда был виден зазубренный лед и тщательно убранный воздушный снег. Затененная груда скал выплыла из-под завесы, соприкоснувшись наконец с обнаженной поверхностью алмазной горы.

Алмазной. Когда Фам Тринли был ребенком, алмазы были крайней формой богатства. На цену одного грамма алмаза ювелирного качества можно было профинансировать убийство принца. Для среднего же члена Кенг Хо алмаз был просто одной из аллотропий углерода и считался на тонны. Но даже люди Кенг Хо чуть побаивались этих глыб. Астероиды подобного типа не существовали иначе как в теории. И хотя эти скалы не были монокристаллами, в них был некий кристаллический порядок. Ядра газовых гигантов, разлетевшиеся при каком-то давнем взрыве? Еще одна загадка системы Мигающей.

Поскольку работа началась на скоплении скал, Тринли изучил территорию, хотя и не с той же целью, что Чиви Лизолет и даже Джимми Дьем. Между Алмазом-1 и Алмазом-2 была расщелина, заполненная льдом и замерзшим воздухом. Для Чиви и Джимми это тоже имело значение, но лишь как трудность в работе со скалами. А для Фама Тринли… если чуть покопать, эта расщелина окажется дорогой от места работ к Хаммерфесту, и дорогой, которая не будет видна с кораблей и баз. Дьему он об этом не сказал. Заговорщики планировали заняться Хаммерфестом после того, как захватят «Далекое Сокровище».

Тринли полз по V-образной лощине, подбираясь все ближе к базе эмергентов. Дьем и остальные удивились бы, но Фам Тринли не родился в космосе. И иногда, когда приходилось так карабкаться, его охватывало головокружение, свойственное наземникам. Если дать волю воображению… тогда он не ползет по узкой канаве, но поднимается по скальному камину в горах, который нависает все сильнее и сильнее, и в конце концов деваться будет некуда – придется падать.

Тринли остановился на секунду, удерживаясь одной рукой, а все тело истошно вопило, требуя веревок, площадок и крючьев, надежно вбитых в стену. О Господи. Давно уже память о наземных операциях не захватывала его так сильно. Он пошел дальше вперед. Вперед. Не вверх.

Судя по количеству перехватов рук, он уже был сейчас где-то у Хаммерфеста, в районе его установок связи. Конечно, все шансы были за то, что ни один человек и ни одна программа не отслеживают этот обзор. И все же Тринли пригнулся. Если надо будет, он подойдет ближе, но сейчас ему хотелось только понаблюдать. Он залег в расщелине, упираясь ногами в лед, а спиной – в алмазную стенку. Потом размотал миниатюрный антенный зонд. Эмергенты с самого нападения вели себя как бархатные тираны. И только одну угрозу произносили без недомолвок – о владении не санкционированными устройствами ввода-вывода. Фам знал, что Дьем и ядро заговорщиков сохранили скорлупки Кенг Хо и зашифровали локальную сеть, замаскировав свой обмен под шум. Почти все планы строились под самым носом эмергентов. Некоторая связь шла вообще в обход всей автоматики – среди этой молодежи многие знали вариант старой игры в точки и тире, переговоры маячком.

Фам Тринли, будучи незначительным членом заговора, знал его секреты только потому, что тоже не был чист в смысле запрещенной электроники. Антенна, которая сейчас была с ним, являлась бы знаком шпионских намерений даже в мирные времена.

Развернутая им нить была незаметна почти для любого устройства, которое здесь могло быть выставлено. На конце ее миниатюрный датчик вынюхивал электромагнитные спектры. Основной целью Тринли были установки связи базы эмергентов, имевшие соединение с времянкой Кенг Хо.

Он двигал руками, как рыбак, выпускающий блесну. Жесткость тонкой лески была очень полезна при работе в микрогравитации. Есть! Сенсор завис в луче между Хаммерфестом и времянкой. Фам провел направляющий элемент над краем трещины и нацелил его на неиспользуемый порт времянки Кенг Хо. Отсюда он подключился прямо к локальной сети флота, обойдя систему безопасности эмергентов. Это и было то, чего так боялись Нау и его люди, почему и угрожали смертной казнью. Джимми Дьем предпочитал так не рисковать, у Фама Тринли было преимущество. Он знал старые, очень старые фокусы, встроенные в аппаратуру Кенг Хо. И даже при всем при том он не пошел бы на это, если бы Джимми и его заговорщики не надеялись так на свой план захвата.

Может, надо было поговорить с Джимми напрямую. Слишком много они не знали об эмергентах критически важного. Как получается, что у них такая хорошая автоматика? В перестрелке при нападении они явно проигрывали в тактике высокого уровня, но автоматика целеуказания работала у них так, как ни в одной системе, с которыми приходилось воевать Фаму Тринли.

И было у него то неприятное чувство, которое бывает, когда тебя прижмет к стене. Заговорщики считали, что это будет у них лучший и последний шанс опрокинуть эмергентов. Может быть. Но все это было с виду слишком гладко, слишком правильно.

Ну так и используй это по максимуму.

Фам посмотрел на окна дисплея в шлеме. Он вел перехват телеметрии эмергентов и часть видеоинформации, передаваемой во времянку. Кое-что можно было расшифровать. Эти эмергентские суки слишком доверились своей системе связи в пределах видимости. Так, теперь время начать разнюхивать по-настоящему.

– Пятьдесят секунд до Вспышки.

Голос вел монотонный отсчет уже двести последних секунд. Почти все молча смотрели на окна.

– Сорок секунд до Вспышки.

Эзр быстро оглядел зал. Старший пилот Цинь переводил взгляд с дисплея на дисплей. Он явно нервничал. Томас Нау разглядывал вид, передаваемый снизу с поверхности Мигающей. В его сосредоточенности было больше любопытства, чем страха или подозрения.

Чиви Лизолет вперилась в окно, которое показывало изолирующую завесу и рабочую команду Джимми Дьема. С самого своего появления в зале Чиви была надутой и мрачной. Эзр догадывался, что случилось… и радовался этому. Джимми использовал ни о чем не подозревающую девчонку для прикрытия заговора. Но совсем бездушным он никогда не был, и воспользовался первым шансом вывести ее из-под удара.

Но ручаюсь, Чиви его никогда не простит, даже когда узнает правду.

– Фронт волны через десять секунд.

И ничего все еще не изменилось в изображении с микроспутника. Все то же еле заметное красное свечение между облаками. Либо добросовестная старуха сыграла с ними космическую шутку, либо сейчас было самое острие эффекта.

– Вспышка!

На изображении полного диска звезды в самом центре загорелась яркая точка, стала расширяться, и за две секунды заполнила весь диск. Где-то в это время исчез вид с малой высоты. Свет разгорался все ярче и ярче. По залу пронесся тихий благоговейный вздох. Свет бросил тени на противоположную стену, пока обои не сбросили яркость.

– Пять секунд после Вспышки.

Наверное, автомат их отсчитывает.

– Приходит примерно семь киловатт на квадратный метр.

А это какой-то другой техник, с явным трилендским акцентом. Не эмергент?

Вопрос этот мелькнул в сознании Эзра и тут же заглох, стертый разворачивающимся действием.

– Десять секунд после Вспышки.

Сбоку зала было еще одно окошко – вид на мир пауков. Темный и сумрачный, он стал освещаться пламенем звезды, и диск планеты засветился льдом и снегом под лучами, уже в пять раз ярче земного Солнца. И они все усиливались.

– Двадцать киловатт на квадратный метр.

Под изображением звезды воспроизводился график яркости нового солнца – теперешний и восстановленный из исторических записей. Теперешняя Вспышка была не хуже предыдущих.

– Нейтронный поток все еще не обнаруживается.

Нау с Винжем с облегчением переглянулись. Вот эту опасность было бы никак невозможно обнаружить на межзвездных расстояниях, и все прежние пролетавшие мимо корабли тоже дальше этой точки не лезли. Во всяком случае, они не рисковали поджариться в радиации, которой издалека не видно.

– Тридцать секунд после Вспышки.

– Пятьдесят киловатт на квадратный метр.

Снаружи склон горы, защищавший базу от солнца, стал светиться по-настоящему.

Фам Тринли прослушивал канал общего вещания, хотя даже и без этого Вспышку он бы не пропустил. Но теперь эти все события занимали лишь малую часть его сознания, а главное внимание было направлено на частные линии связи Хаммерфеста. Именно в такие моменты, когда на техников наваливаются внешние события, система безопасности может дать сбой. Если Дьем идет по графику, он со своей командой уже возле причальной точки «Далекого Сокровища».

Глаза Тринли перебегали по полудюжине дисплеев, заполнивших экран его шлема. Программы флотской сети отлично справлялись с телеметрией. Ха! Ничего нет лучше старых добрых обыкновенных дверей. Эмергентам нужно было все больше вычислительных мощностей, и они пускали в дело автоматику Кенг Хо, а Тринли, соответственно, видел все больше и больше.

Сигнал стал слабеть. Дрейф согласования? Тринли очистил несколько дисплеев и оглядел окружающий мир. Мигающая скрывалась за горами, но свет ее отражался от склонов и затмевал вид. От снега и льда подставленных свету шел пар. Пока что навес Джимми держался, но ткань его выпячивалась и хлопала. Небо стало почти голубым; туман от тысяч тонн кипящих воды и воздуха превратил груду скал в комету.

И стал сильно искажать сигналы линии на Хаммерфест. Тринли дернул антенну. Потеря связи не может быть связана только с туманом. Что-то сдвинулось. Ага, вот. Он снова поймал разговоры Хаммерфеста. Через пару секунд шифровальная система поймала синхронизацию, и он снова стал слушать, но одним глазом поглядывал на бушующую вокруг бурю. Новое солнце оказалось еще более впечатляющим спектаклем, чем можно было ожидать.

Сетевые сенсоры Тринли уже были внутри Хаммерфеста. У каждой программы бывают исключительные обстоятельства – те, которые авторы программ посчитали вне области своей ответственности. Есть обходные пути, которые должны открыться в таких крайних ситуациях…

Странно. Кажется, в системе работали десятки внутренних пользователей. И в системе эмергентов оказались большие разделы, которых Тринли не узнал – они были построены на иных основах. Но ведь эмергенты, как предполагалось, – обычные Невежды, только недавно вернувшиеся к высоким технологиям благодаря сетям вещания Кенг Хо. А здесь было слишком много странного. Тринли углубился в речевые переговоры. Низский язык эмергентов был понятен, хотя и отрывочен и напичкан жаргоном.

– Дьем… обходит границу скал… по плану…

По плану?

Тринли просканировал сопровождающие потоки данных, увидел картинки, показывающие, какое оружие несет с собой группа Джимми, вход, через который они собирались проникнуть в «Далекое Сокровище». Таблицы имен… заговорщиков. Фам Тринли был указан среди мелких пособников. Еще таблицы. Тайный шифр Джимми Дьема. Первая версия была точна лишь частично, а следующие файлы точно давали используемый заговорщиками шифр. Значит, они как-то смогли проследить все задуманное. Нет, это не предательство – просто человеческая небрежность в деталях.

Фам резким движением свернул аппаратуру и прополз чуть дальше. Потом приподнялся, устремив направленную антенну чуть выше навеса крыши Хаммерфеста. Да, отсюда. Сейчас он достанет лучом до причала «Далекого сокровища».

– Джимми, Джимми! Слышишь меня?

Он вызывал по шифру Кенг Хо, но если противник перехватит, он определит местонахождение обоих.

Пределом мечтаний Джимми Дьема было одно: быть настолько хорошим командиром группы, чтобы его отметило руководство. Тогда они с Цуфе смогут пожениться, и это будет как раз в тот момент, когда путешествие к Мигающей начнет окупаться. Конечно, так было до прибытия эмергентов и до их нападения. А теперь? Теперь он был предводителем заговора и поставил все на мгновения адского риска. Ладно, наконец-то можно начать действовать…

Меньше чем за сорок секунд они пробежали четыре тысячи метров вокруг солнечной стороны нагромождения кораблей. Это был бы здоровенный кусок альпинистской работы в открытом космосе даже без пылающего нового солнца, даже без сковывающих движений оберток из серебряной фольги. Они чуть не потеряли Фама Патила. Быстрый спуск зависит от знания – куда точно вбить следующий крюк, какую силу он может выдержать, когда ты даешь ускорение вдоль по тросу. Но осмотреть скалы они могли только в соответствии с планами установки стабилизирующих электрореактивных двигателей. Повода для испытания точек закрепления крюков у них не было. Патил ускорялся примерно на половине g, когда у него вылетел крюк. И он улетел бы навсегда, если бы его не подстраховали Цуфе и Джимми. Еще несколько секунд – и прямое солнце их бы сожгло.

Но все равно получилось! Они обошли звездолеты с другой стороны, откуда эти гады не ждали гостей. Пока все пялились на солнце, группа Джимми заняла позицию.

Они затаились рядом с причалом «Далекого Сокровища». Корабль возвышался над ними шестисотметровой башней, так близко, что видна была часть сопла и передние баки главного горючего. Однако вся тщательная разведка показала только, что это наименее поврежденный корабль Кенг Хо из всех. А внутри была техника – и, что еще важнее, люди, – которые могли отвоевать свою свободу.

Все было в тени, но ореол газов уже поднялся вверх, и отраженный свет смягчал мрак. Джимми и его люди сбросили серебристые накидки и термокостюмы, и в скафандрах полного давления и шлемах их стал пробирать холодок. Перебегая от укрытия к укрытию, волоча за собой инструменты и самодельное оружие, они пытались укрыться от света, заполнившего сияющее небо. Ведь ярче уже быть не может? А дисплей говорил, что после Вспышки прошла только тысяча секунд. До максимальной яркости осталась примерно сотня.

Все трое поднялись по швартовым колоннам, и пасть сопла «Сокровища» нависла над ними. Хорошо хоть, что, когда проникаешь в конструкцию такую массивную, как звездолет – она не шелохнется, пока ты по ней лезешь. Да, на борту «Сокровища» должна быть команда техников. Но разве они будут ждать гостей в такой момент? Этот риск был обдуман и передуман много раз, и снизить его было невозможно. Но если удастся захватить корабль, в их руках будет лучшее из оставшегося оборудования, настоящее оружие и уцелевшие артиллеристы Кенг Хо. И шанс покончить с этим кошмаром.

Ну надо же, свет пробивается сквозь саму алмазную скалу! Джимми на секунду остановился, не в силах отвести глаз. Ведь между ним и светом Мигающей был трехсотметровый слой сплошного алмаза! Свет переливался бесчисленными радугами, тысячами солнечных дисков на самой скале. И становился ярче с каждой секундой, пока не стала видна структура самой скалы, плоскости разломов и скольжений, уходившие на сотни метров в толщу алмаза. А свет все разгорался.

Вот тебе и проскользнули в темноте.

Джимми подавил воображение и устремился вверх. С земли щель люка казалась тоненьким волоском, но все росла, росла, и нависла уже кругом над головой. Он махнул рукой До и Патилу подойти с разных сторон люка. Эмергенты, конечно, перепрограммировали крышку люка, но физический механизм не заменили, как это они сделали на времянке. Цуфе подглядела код пропуска в бинокль, и теперь их собственные перчатки будут восприняты как ключи. Сколько же там охраны?

Мы с ними справимся. Уверен, справимся!

Он потянулся к клавиатуре замка люка, и…

– Джимми, Джимми! Слышишь меня? – задребезжал тихий голосок в ухе.

Приемник утверждал, что это расшифровка лазерного импульса с крыши базы эмергентов. Но голос был Фама Тринли.

Джимми застыл. Худший вариант: враг с ним играет, как кошка с мышью. Лучший вариант: Фам Тринли угадал, что они собираются захватить «Далекое Сокровище» и сейчас пакостит им так, что и представить себе невозможно.

Не обращай внимания на этого дурака, а если останешься жив, вытрясешь из него душу.

Джимми глянул на небо над Хаммерфестом. Запятая стала бледно-фиолетовой и медленно клубилась в свете Мигающей. В космосе лазерную связь засечь почти невозможно. Но это уже не был пустой космос. Это скорее поверхность кометы при близком проходе. Если эмергенты знают, куда смотреть, они эту связь могут просто увидеть.

Ответ Джимми был сжатым до миллисекунды импульсом лазерного луча в обратном направлении.

– Отключись, старый кретин! Немедленно!

– Сейчас. Первое: они знают про твой план. Раскололи твой шифр. – Это был Тринли, но какой-то другой. И Тринли ничего не знал о шифре. – Это ловушка, Джимми. Но они знают не все. Отступи. Они что-то планируют на борту «Сокровища», и нам от этого будет только хуже.

Господь Всей Торговли!

Джимми на миг застыл. Мысли о крахе и смерти преследовали его во сне каждую ночь после нападения. Чтобы дойти сюда, они тысячу раз шли на смертельный риск. Он был готов к тому, что заговор раскроют. Но никогда не думал, что это может быть вот так. Что там нашел старый дурак – это может быть важно, а может ни черта не стоить. А отступить теперь – это почти что самый худший исход.

Да и просто поздно.

Джимми заставил рот открыться, а губы произнести:

– Отключи связь, тебе говорю!

Он повернулся к корпусу корабля и ввел код эмергентов. Прошла секунда – и створки разошлись. До и Патил нырнули вперед во тьму воздушного шлюза. Дьем на секунду задержался, прилепил что-то к корпусу под люком и нырнул за ними.

12

Фам Тринли отключил связь и быстро полез обратно по расщелине.

Значит, нас обдурили.

Томас Нау был слишком умен, и обладал каким-то странным чутьем. Тринли видал сотни операций, некоторые поменьше этой, другие тянулись столетиями. Но никогда он не видел такого фанатичного внимания к деталям, которое увидел в журналах подслушивания шифра Джимми у эмергентов. У Нау либо фантастические компьютерные программы, либо команда мономаньяков. И живущий в глубине его сознания стратег стал прикидывать, что же это может быть и как сможет когда-нибудь Фам Тринли этим воспользоваться.

Сейчас же стоял единственный вопрос – уцелеть. Если бы только Дьем отступил, поставленный Нау капкан мог бы и не захлопнуться или последствия были бы не так страшны.

Теперь светилась сама поверхность алмазной скалы – вокруг него сиял самый большой в истории драгоценный камень. Свет впереди был почти так же ярок – расплывчатый нимб там, где ледяные пики выходили в свет Мигающей. Навес от солнца вздулся вверх, привязанный теперь всего в трех местах.

Руки и колени Фама вдруг сорвались. Он вывернулся с тропы, успев зацепиться одной рукой. И рука эта дрожала от стона горы. Туман вырывался из расщелины по всей ее длине – и алмазная гора двигалась. Медленно, еле заметно – сантиметр, быть может, в секунду – но двигалась. И вся светилась. Он помнил карты, составленные скальной группой. Алмаз-1 и Алмаз-2 соприкасались по общей плоскости. Инженеры эмергентов использовали лежащую сейчас над ним долину как удобное хранилище для льда и снега с Арахны. Очень разумно… и недостаточно хорошо промоделировано. Часть летучих веществ попала в щель между горами. Преломленный и отраженный свет их там нашел. И теперь пар их кипения расталкивал горы в стороны. Стометровой толщины щит превратился в миллион зеркал. И пробивающийся свет был радугой из Геенны.

– Сто сорок пять киловатт на квадратный метр.

– Это пиковое значение, – сообщил кто-то.

Мигающая сияла в сотню с лишним раз ярче стандартного солнца. Почти как во время предыдущих вспышек, только эта была еще ярче. Такая яркость сохранится еще десять тысяч секунд, потом упадет примерно до двух солнечных и будет так держаться годами.

Триумфальных криков не было. Последние несколько сот секунд заполнившие времянку люди хранили молчание. Чиви первое время была полностью поглощена своей обидой за то, что ее загнали внутрь. Но успокоилась, когда увидела, как один, потом второй крепежный трос серебряного навеса порвался и лед попал под прямой солнечный свет.

– Я говорила Джимми, что они держаться не будут!

Но в голосе ее уже не было злости. Световое представление было захватывающе красивым, но повреждения оказались больше, чем планировалось. Повсюду виднелись гейзеры испаряющегося газа – и уж никак несчастные электронно-реактивные двигатели не могли учесть их тяги. Мегасекунды пройдут, пока удастся снова успокоить скалы.

Потом на четырехсотой секунде Вспышки навес оторвался. Он медленно поднялся, извиваясь в фиолетовом небе. И под ним не было видно рабочей команды, которой полагалось там укрываться. Поднялся обеспокоенный ропот. Нау коснулся чего-то у себя на манжете, и вдруг его голос достаточно громко прозвучал по всему залу.

– Не волнуйтесь. У них было несколько сот секунд, чтобы увидеть, как отрывается навес – достаточно времени, чтобы сместиться в тень.

Чиви кивнула, но тихо сказала Эзру:

– Если только они не упали в космос. И вообще я не понимаю, зачем они там оказались.

Если они сорвались в космос… Даже в термокостюмах они просто сварятся.

В его руку скользнула детская ручка.

Знает ли Зараза, что она сейчас сделала?

Но он только ласково пожал ей руку. Чиви уставилась на зону главных работ.

– Я должна была быть там.

Это она уже повторяла с тех пор, как вошла внутрь, но сейчас сказала совсем другим голосом.

Вдруг виды внешнего обзора дернулись, будто кто-то стукнул по всем камерам сразу. Проникавший от Алмаза-2 свет полыхнул зазубренной полосой. И теперь был слышен звук, стон, все громче и громче, то выше, то ниже.

– Предводитель! – Голос прозвучал громко и настойчиво, не роботоподобным рапортом эмергентского техника. Говорил Ритцер Брюгель. – Алмаз-2 сдвигается, отрывается…

Теперь это было очевидно. Горы шевелились. Миллиарды тонн летали на свободе.

А стон, заполнивший зал, наверняка издавался причальными канатами, извивающимися под времянкой.

– Мы не стоим у него на дороге, сэр.

Эзр теперь это видел. Громада двигалась медленно, но скользила, не задевая времянку, Хаммерфест и зачаленные звездолеты. Слегка повернувшийся наружный вид вернулся на место. Люди в зале нащупывали привязные ремни.

Хаммерфест стоял на Алмазе-1. Большая скала не изменилась, не сдвинулась. Корабли вокруг… Они смотрелись пигмеями рядом с огромностью Алмазов, но каждый из них был длиннее шестисот метров и весил миллион тонн без горючего. И сейчас эти корабли покачивались у концов причалов на Алмазе-1. Танец левиафанов, и если он не прекратится, корабли развалятся.

– Предводитель! – снова позвал Брюгель. – Я принимаю голосовой вызов от командира группы Дьема.

– Давайте его сюда!

За шлюзом было темно. Свет не включился, и атмосферы не было. Дьем со своей группой выплыл из шлюза в туннель, светя во все стороны нашлемными фонарями. Они заглядывали из туннеля в пустые помещения, частично взорванные, выпотрошенные на сотни метров вдоль. И это, предполагалось, неповрежденный корабль. Дьем почувствовал холод под ложечкой. Противник пришел сюда после битвы и высосал корабль, оставив пустой корпус.

Голос Цуфе за спиной сказал:

– Джимми, корабль движется!

– Да, я здесь касаюсь стены. Похоже, что он вертится на причальной точке.

Дьем просунулся в лестничный колодец и коснулся шлемом наружной стены. Да. Если бы тут была атмосфера, она была бы полна грохотом разрушения. Значит, Вспышка вызвала больше подвижек, чем предполагалось. Еще вчера это знание внушало бы ужас. Сейчас…

– Это, я думаю, неважно, Цуфе. Пошли. – И он повел группу еще быстрее.

Значит, Фам Тринли был прав, и их план обречен. Но так или иначе, он собирался узнать, что с ними сделали. И, быть может, ему удастся сказать эту правду остальным.

Внутренние люки были сорваны, и вакуум был повсюду. Они плыли через бывшие ремонтные ангары и мастерские, мимо глубоких дыр, где должны бы были стоять стартовые инжекторы двигателей.

Дальше в корму, в защищенное броней сердце «Далекого Сокровища», где был лазарет, где должны быть анабиозные капсулы. Вот…

Джимми и его группа протиснулись боком сквозь щиты. Касаясь руками стен, они слышали треск корпуса, ощущали его медленное движение. Пока что близко привязанные корабли не столкнулись – хотя Джимми не знал, можно ли это сказать наверняка. Они такие большие, такие массивные, что если они столкнутся на скорости несколько сантиметров в секунду, корпуса скользнут друг по другу, едва вздрогнув.

Они дошли до входа в лазарет. Где, по утверждению эмергентов, находились уцелевшие артиллеристы.

Снова пусто? Еще одна ложь?

Джимми протиснулся в дверь. Нашлемные лампы осветили помещение.

Цуфе До заплакала.

Нет, не пусто. Тела.

Он повел нашлемной лампой и повсюду… Гибернаторов не было, но комната была наполнена… трупами. Дьем снял лампу со шлема и прилепил к стене. Все равно плясали и дергались тени, но сейчас было видно все.

– Они все мертвы?

Этот вопрос Фама Патила был всего лишь выражением ужаса.

Дьем пошел мимо мертвых. Они были аккуратно уложены в штабель. Сотни, но места занимали мало. Кое-кого из артиллеристов он узнал. Мама Чиви. У некоторых – у немногих – грубые повреждения от декомпрессии. Когда же погибли остальные? Некоторые лица были спокойны, но другие…

Он споткнулся, остановленный взглядом пары блестящих мертвых глаз. Изнуренное лицо и замерзшие синяки через весь лоб. Этот человек прожил какое-то время после нападения. И Джимми узнал его лицо.

Цуфе подошла к нему, и тень ее плясала по этому ужасу.

– Это трилендер?

– Ага. Кажется, один из геологов.

Из ученых, которые, как считалось, находятся в Хаммерфесте. Дьем вернулся к лампе, которую установил на стене. Сколько же их здесь? Тела тянулись во мрак туда, где раньше были стены.

Они убили всех?

К горлу подступила тошнота.

Патил после своего первого ненужного вопроса парил без движения. Но Цуфе тряслась, и голос ее дрожал.

– Мы думали, что здесь масса заложников. И все это время здесь были только мертвецы. – Она истерически рассмеялась. – Но это ведь неважно? Мы верили и мы служили своей вере.

– Может, и так.

И вдруг тошнота исчезла. Капкан захлопнулся. Нет сомнения, что скоро погибнет и он вместе с Фамом и Цуфе. Но если они проживут еще хоть несколько секунд, может быть, они смогут сорвать с чудовищ маску.

Он вытащил из комбинезона прибор звуковой связи и нашел чистый участок стены для контакта.

Запрещенное устройство ввода-вывода. Наказание за хранение – смертная казнь. Да-да.

Зато теперь он мог передавать по всей длине «Сокровища» к вещательному передатчику, который оставил у шлюза. Окрестность времянки будет облита его посланием. Встроенные устройства его обнаружат. И некоторые, распознав приоритет, передадут туда, где его услышат люди Кенг Хо.

И Джимми заговорил:

– Слушайте меня, люди Кенг Хо! Я на борту «Далекого Сокровища». Корабль вскрыт. Они убили всех, кого, как мы думали, здесь держат…

Эзр – и все в зале – в молчании ждали, пока Ритцер Брюгель установит связь. И послышался голос Джимми.

– Слушайте меня, люди Кенг Хо! Я…

– Командир группы! – перебил Томас Нау. – Что там у вас? Мы не видим вас снаружи.

Джимми засмеялся:

– Это потому, что я на борту «Далекого Сокровища».

На лице Нау отразилось недоумение.

– Не понимаю. Команда «Далекого Сокровища» не докладывала…

– Да уж конечно! – Эзр почти слышал улыбку в словах Джимми. – Понимаете, «Далекое Сокровище» – это корабль Кенг Хо, и мы его себе вернули.

Ошеломление и радость выразились на всех лицах, которые Эзр смог увидеть. Значит, вот каков был его план! Работающий звездолет, может быть, даже с оружием! Главный лазарет эмергентов, артиллеристы и командиры, пережившие нападение. Теперь у нас есть шанс!

Кажется, Томас Нау тоже это понял. Озадаченное выражение сменилось гримасой испуга и гнева.

– Брюгель? – сказал он в пространство.

– Предводитель, я думаю, он говорит правду. Он говорит по служебному каналу «Сокровища», и больше никого я не могу вызвать.

График наружной мощности в главном окне держался над уровнем 145 кВт/м2. Отраженный Алмазами один и два свет начал кипятить снег и лед в тени. Тысячетонные, стотысячетонные глыбы руд и летучего материала шевелились между огромными алмазами. Движение почти незаметное, сантиметры в секунду. Но некоторые глыбы вырвались на свободу. Как бы медленно они ни перемещались, но они вот-вот уничтожат все результаты людского труда, все что попадется им на пути.

Нау пару секунд глядел в окно. Когда он заговорил, голос его звучал скорее настойчиво, чем командно.

– Послушайте, Дьем. Это не получится. Вспышка вызвала такие повреждения, которых никто не предвидел…

С того конца донесся резкий смех.

– Никто? Ошибаетесь. Мы поставили аппаратуру стабилизации так, чтобы всех немного встряхнуло. Всем существовавшим нестабильностям мы дали дополнительный толчок.

Чиви стиснула руку Эзра. Глаза ее расширились от удивления. А у Эзра слегка закружилась голова. Сетка сохранения стационарности и так мало что могла дать, но зачем делать хуже?

Вокруг люди уже застегивали скафандры высокого давления и натягивали шлемы, некоторые выплывали в двери зала. Огромная рудная глыба дрейфовала всего в сотне метров от времянки. Она медленно поднималась, отсвечивая верхушкой в лучах прямого солнца. Она лишь чуть ли не задевает верх станции.

– Но… но… – Говорливый предводитель, казалось, лишился дара речи. – Ведь и ваши люди могут погибнуть! И мы забрали оружие с «Сокровища»! Ради Бога, это же госпитальное судно!

Сначала ответа не было, только доносились голоса приглушенного спора. Эзр заметил, что Цинь, эмергентский техник, не сказал ни слова. Он только смотрел на своего предводителя пораженными, расширенными глазами.

Потом Джимми вернулся на связь.

– Будь ты проклят! Значит, вы разоружили корабль. Но это тебе не поможет, коротышка. У нас с собой четыре кило «С-7». Ты и не знал, что мы добрались до взрывчатки? С электронно-реактивными двигателями там было много такого, о чем ты даже не подозревал.

– Нет, нет!

Нау почти бессмысленно затряс головой.

– Как ты и сказал, предводитель, это ваше госпитальное судно. Кроме наших артиллеристов в анабиозе, здесь и твои люди есть. И даже без корабельных орудий у нас есть позиция для переговоров.

Нау бросил на Эзра и Чиви умоляющий взгляд.

– Перемирие! Пока не успокоим скалы!

– Нет! – крикнул Джимми. – Ты выскользнешь, как только обстоятельства перестанут держать тебя за глотку!

– Черт тебя подери, парень, ведь на «Сокровище» твои люди!

– Не будь они в анабиозе, они согласились бы со мной, предводитель. Время кончать спектакль. У нас двадцать пять твоих людей в лазарете, плюс пятеро из обслуживающей команды. И играть в игру с заложниками мы тоже умеем. Я хочу, чтобы вы с Брюгелем оказались здесь. Если полетите на своем катере, все будет хорошо. У вас тысяча секунд.

Эзр всегда полагал, что Нау умеет быстро считать. И он уже оправился от первого шока. Он театрально поднял подбородок и полыхнул взглядом в сторону голоса Джимми:

– А если нет?

– Мы проиграем, но и вы тоже. Начнем с того, что погибнут ваши люди. Потом взорвем «С-7», оторвав корабль от причала. И стукнем ваш проклятый Хаммерфест.

Чиви слушала с бледным лицом и расширенными глазами. И вдруг зарыдала в голос:

– Нет, Джимми! Не надо!

На несколько секунд все повернулись к Чиви. Даже стихло лихорадочное надевание шлемов и перчаток, и слышно было только, как поскрипывают внизу, извиваясь, причальные канаты времянки. Мать Чиви была на «Далеком сокровище», ее отец – в Хаммерфесте с прочими жертвами мозговой гнили. В анабиозе или в «фокусе», большинство уцелевших людей из экспедиции Кенг Хо находились либо там, либо там. И Триксия.

Джимми, это слишком. Сбавь обороты!

Но эти слова замерли у Эзра в горле. Он поставил на Джимми все. Если эта речь убедила Эзра Винжа, может быть, она убедит и Томаса Нау.

Когда Джимми заговорил снова, на вопль Чиви он не отреагировал.

– У вас осталось девятьсот семьдесят пять секунд, предводитель. Советую вам с Брюгелем тащить сюда свои задницы поскорее.

Это было бы трудно сделать, даже если бы Нау пулей вылетел из времянки. Он повернулся к Циню и что-то тихо у него спросил.

– Да, я могу вас доставить. Это опасно, но свободные обломки движутся медленнее метра в секунду. Мы сможем уклониться.

– Тогда пойдем, – кивнул Нау. – Я хочу…

Он затянул комбинезон, и голос его стал не слышен.

Толпа эмергентов и людей Кенг Хо расступалась перед идущими к выходу Нау и Цинем.

Из громкоговорителя донесся грохот – и резко оборвался. Кто-то вскрикнул, показав на главное окно. Что-то мелькнуло возле «Далекого сокровища», что-то мелкое и быстро летящее. Фрагмент обшивки.

Нау остановился у дверей зала. Оглянулся на «Далекое сокровище».

– Системная диагностика сообщает, что «Далекое сокровище» разломилось, – доложил Брюгель. – Многочисленные взрывы на кормовой радиальной палубе пятнадцать.

Там, где лазарет и анабиозные капсулы. Эзр не мог шевельнуться, не мог отвернуться. Корпус «Сокровища» лопнул еще в двух местах, из пробоин вырвался бледный свет. Очень слабый по сравнению с бурей Вспышки. Неопытному глазу «Сокровище» показалось бы неповрежденным. Дыры в корпусе были всего пару метров в поперечнике. Но «С-7» – самая мощная взрывчатка Кенг Хо, и было похоже, что сработали все четыре килограмма. Радиальная палуба пятнадцать была за четырьмя переборками на двадцать метров ниже внешнего корпуса. Распространяющийся внутрь взрыв не мог не уничтожить межзвездный двигатель «Сокровища». Еще один погибший звездолет.

Чиви неподвижно плавала посреди зала, вне досягаемости для утешающих рук.

13

Пошли килосекунды такие загруженные, каких у Винжа еще никогда не было. И все время на заднем плане сознания маячил ужас провала Джимми. И некуда ему было уйти. Все были слишком заняты просто тем, что старались спасти все, что можно, после природной и рукотворной катастроф.

На следующий день Томас Нау обратился к уцелевшим во времянке и в Хаммерфесте. Он смотрел из окна, был заметно уставшим и обходился без своей обычной приятности в речах.

– Дамы и господа, поздравляю вас. Мы пережили вторую по мощности Вспышку за всю историю Мигающей. И мы ее пережили, несмотря на ужасное вероломство. – Он приблизил лицо к камере, будто вглядываясь в измотанных эмергентов и людей Кенг Хо. – Нашей главной работой на ближайшие мегасекунды станет поиск повреждений и попытка их устранения… но я буду с вами откровенен. Первоначальная битва между Кенг Хо и эмергентами имела разрушительные последствия для Кенг Хо; с сожалением должен сказать, что и для эмергентов тоже. Мы пытались часть повреждений скрыть. У нас было достаточно резервной аппаратуры, медицинских средств и приборов и материалов, поднятых нами с Арахны. Мы привлекли бы сотни экспертов Кенг Хо, как только был бы ослаблен режим безопасности. И тем не менее мы работали на грани риска. После вчерашних событий все запасы прочности исчерпаны. На данный момент у нас есть только один функционирующий звездолет – и неясно, сможем ли мы собрать еще один из обломков.

Столкнулись только два звездолета, но «Далекое сокровище», очевидно, раньше было в наиболее рабочем состоянии, а теперь, после действий Джимми, его двигатель и системы жизнеобеспечения превратились в металлолом.

– За последние килосекунды многие из вас рисковали жизнью, чтобы спасти запасы летучих веществ. Эта часть катастрофы – ничья вина. Никто из нас не предвидел такой ярости этой Вспышки или действия льда, зажатого между алмазными скалами. Как вам известно, мы удержали почти все большие блоки. Сейчас только три остались в свободном полете.

Бенни Вен и Дзау Цинь сейчас вместе старались притащить эти три и еще несколько меньших. Они были всего в тридцати километрах от скал, но большие блоки весили по сто тысяч тонн каждый – а тащить приходилось только катерами и одним поврежденным подъемником.

– Излучение Мигающей снижается до двух целых пяти десятых киловатта на квадратный метр. В таком световом потоке наши корабли могут работать. Команды с должным снаряжением тоже могут – короткое время. Но собранный воздушный снег, который испарился, нами потерян, и приходится опасаться, что будет потерян и водяной лед.

Нау развел руками и вздохнул:

– Как в бесчисленных историях, которые мы слышали от Кенг Хо. Мы дрались, дрались, и в конце концов чуть не истребили друг друга. С тем, что осталось, нам не вернуться домой – ни вам, ни нам. И можно только гадать, сколько удастся выжить с тем, что мы здесь наскребем. Пять лет? Сто лет? Все еще действует старое правило: без поддерживающей цивилизации ни один изолированный коллектив людей и кораблей основ технологии не восстановит.

Лицо его озарилось подобием улыбки.

– И все же надежда еще есть. В определенном смысле все эти катастрофы заставили нас вернуться к тому, что с самого начала было целью наших экспедиций. И это уже не вопрос академической любознательности, и даже не вопрос приобретения Кенг Хо новых Клиентов – само наше выживание зависит от софонтов Арахны. Они на самой грани Века Информации. По всему, что нам известно, они за следующий светлый период выработают правильную индустриальную экологию. Если мы продержимся еще несколько десятилетий, у пауков возникнет та промышленность, которая нам нужна. И наши экспедиции добьются успеха, пусть даже ценой тех людских потерь, которые мы себе и представить не могли.

Продержимся ли мы еще три-пять десятилетий? Может быть. Можем собирать обломки, экономить… Но вопрос в другом: можем ли мы сотрудничать? До сих пор история ничего утешительного нам об этом не говорит. В нападении или в обороне, но руки в крови у нас у всех. О Джимми Дьеме вы все знаете. В его заговоре участвовали как минимум еще трое. Может быть, были и еще – но погром только снизит наши общие шансы на выживание. И я обращаюсь к тем членам Кенг Хо, которые, быть может, входили в заговор, пусть даже участие их было минимальным. Помните, что сделали и что хотели сделать Джимми Дьем, Цуфе До и Фам Патил. Они хотели уничтожить все корабли и раздавить Хаммерфест. Вышло же так, что взрывчатка уничтожила их самих, уничтожила людей Кенг Хо, которых мы держали в анабиозе, и уничтожила лазарет, полный эмергентов и людей Кенг Хо.

– Итак, мы в Изгнании. В Изгнании, которое сами на себя навлекли. Я как руководитель сделаю все, что в моих силах, но без помощи наш провал неизбежен. Мы должны похоронить ненависть и различия. Мы, эмергенты, много знаем о вас, Кенг Хо. Мы сотни лет слушали ваши общедоступные сети. Без вашей информации мы никогда не восстановили бы технологий. – Снова та же усталая улыбка. – Я знаю, что вашей целью было заполучить побольше выгодных покупателей; но мы все равно благодарны. Только мы, эмергенты, стали не тем, что вы ожидали от нас. Я верю, что мы привнесем во вселенную людей свой вклад, свое новое, свое удивительное и мощное. Это – фокус. Это нечто, что будет для вас поначалу странным. Я прошу вас только об одном: дайте времени шанс. Изучите наши пути, как мы изучили ваши. Со всеобщей добровольной поддержкой мы можем выжить. И даже преуспеть.

Лицо Нау исчезло с экрана, оставив вид на фон из перегруппированных скал. По всему залу люди Кенг Хо переглядывались, тихо разговаривая. Торговцы горды чудовищно, особенно когда сравнивают себя с Клиентами. Для них даже величайшая цивилизация Клиентов, даже Намчен или Канберра похожи на яркие цветы, своей красотой и неподвижностью обреченные на увядание и гибель. И впервые Эзр увидал стыд на стольких лицах Кенг Хо сразу.

Я работал с Джимми. Я ему помогал.

И даже те, кто не помогали, наверняка обрадовались первым словам Джимми с «Далекого Сокровища».

Как же вышло, что это кончилось таким ужасом?

За ним пришли Кирет и Марли. «Несколько вопросов, связанных с расследованием». Охранники-эмергенты провели его внутрь и вверх, но не в ангар катеров. Нау находился в кабинете Винжа – «менеджера флота». С предводителем были Брюгель и Анне Рейнольт.

– Садитесь… менеджер флота, – спокойно предложил Нау, показав на место Эзра в середине стола.

Винж медленно подошел и сел. Смотреть Томасу Нау в глаза было трудно. Остальным же… Анне Рейнольт выглядела такой же нетерпеливой и раздраженной, как всегда. Избегать ее взгляда было нетрудно, поскольку она все равно не смотрела ему прямо в глаза. Ритцер Брюгель имел такой же усталый вид, как предводитель, но то и дело у него на лице мелькала странная улыбка. Этот человек тяжело смотрел на Винжа, и тот вдруг понял, что Брюгель до краев переполнен невысказанным триумфом. Все смерти, свои и чужие, этому садисту были нипочем.

– Менеджер флота, – вернул Винжа к действительности голос Нау. – О заговоре Дж. И. Дьема…

– Я знал, предводитель. – Слова эти прозвучали чем-то средним между вызовом и признанием. – Я…

Нау поднял руку.

– Мне это известно. Но вы были второстепенным участником. Мы определили еще нескольких. Этот старик, Фам Тринли. Он обеспечивал им прикрытие – и чуть не погиб за все свои хлопоты.

Брюгель коротко хохотнул:

– Ага, чуть не сварился заживо. Ручаюсь, он хнычет до сих пор.

Нау повернулся, посмотрел на Брюгеля. Он ничего не говорил, просто смотрел. Через секунду Брюгель кивнул, и его манера поведения стала унылой копией манеры Нау.

Предводитель снова повернулся к Винжу.

– Никто из нас не может себе позволить торжества или гнева по этому поводу. Нам нужен каждый, даже Фам Тринли.

Он со значением посмотрел на Эзра, и Эзр выдержал взгляд.

– Да, сэр. Я это понимаю.

– О заговоре вас допросят позже, менеджер флота. Мы желаем определить всех, за кем нужно специальное наблюдение. В данный же момент есть более серьезные вещи, чем копание в прошлом.

– Вы даже после этого хотите, чтобы я был менеджером флота?

Он так ненавидел эту должность! И сейчас ненавидел ее еще больше, хотя совсем по другим причинам.

А предводитель только кивнул.

– Вы подходили к этой работе раньше и подходите сейчас. Более того, нам нужна непрерывность в работе. Если вы открыто и чистосердечно примете мое руководство, у нашего общества в целом шансы повысятся.

– Да, сэр.

Иногда бывает возможно искупить вину. И это будет больше, чем в самом лучшем случае могли бы сделать Джимми, Цуфе и Фам Патил.

– Отлично. Насколько я понимаю, физическая ситуация стабилизировалась. Чрезвычайных событий не ожидается. Что там у Циня и Вена? Удастся им спасти те блоки льда, за которыми они погнались? Дополнительное топливо – задача самая приоритетная.

– Дистилляторы уже запущены, сэр. Подача сырья начнется через несколько килосекунд. – И можно будет заправить катера. – Я надеюсь, что последние блоки льда будут приземлены в тени в течение сорока килосекунд.

Нау глянул на Анне Рейнольт.

– Вполне разумная оценка, предводитель. Остальные проблемы под контролем.

– Тогда у нас есть время для самого важного вопроса – человеческого фактора. Мистер Винж, сегодня мы сделаем еще несколько объявлений. Я хочу, чтобы вы их поняли. Вы и Чиви Лизолет получите благодарность за помощь в раскрытии заговора.

– Но…

– Да, я понимаю, что здесь есть элемент… сфабрикованности. Но Чиви в заговоре не участвовала, и помогала нам от всей души. – Нау помолчал. – Бедная девочка рвется на части. В ней накопилось много злости. Ради нее, и ради всего нашего общества я хочу, чтобы вы придерживались этой версии. Мне это нужно, чтобы подчеркнуть: не все люди Кенг Хо неразумны, есть такие, кто откликнулся на мой призыв.

Он снова помолчал.

– А теперь – самое важное. Вы слышали сегодня мою речь? То, что я говорил об изучении путей эмергентов?

– О… фокусе?

И о том, что они на самом деле сделали с Триксией.

За спиной у Нау на лице Брюгеля снова мелькнула садистская усмешка.

– Это самое главное, – сказал Нау. – Может быть, нам следовало сказать об этом в открытую, но период обучения еще не был закончен. В настоящих обстоятельствах фокус может определить разницу между жизнью и смертью. Эзр, я хочу, чтобы Анне взяла вас с собой в Хаммерфест и все вам объяснила. Вы будете первым. Я хочу, чтобы вы поняли, чтобы вы примирились. После этого я хочу, чтобы вы объяснили своим людям, что такое фокус, так, чтобы они это приняли. Тогда то, что осталось от нашей экспедиции, получит шанс выжить.

И теперь тайна, к которой так рвался Винж, тайна, не отпускавшая его сны много мегасекунд, готова была открыться перед ним. Следом за Рейнольт он вышел в ангар катеров. И каждый метр для него был тяжел, как в бою. Фокус. Инфекция, которую они не умели лечить. Мозговая гниль. Были слухи, кошмары, но сейчас он узнает.

Рейнольт жестом велела ему влезть в катер.

– Сядьте туда, Винж.

Парадоксально, но он предпочитал иметь дело с Анне Рейнольт. Она не скрывала своего презрения, и в ней не было садистского триумфа, которым от Брюгеля просто разило.

Катер герметизировался и отчалил. Времянка Кенг Хо все еще была привязана к скале – солнце было слишком ярким, чтобы ее можно было отвязать. Пурпурное небо снова потемнело до черного, но кое-где к звездам устремлялись кометные хвосты – оторвавшиеся ледяные блоки, плававшие теперь в нескольких километрах отсюда. И где-то там были Вен с Цинем.

Хаммерфест был метрах в пятистах от времянки – простой свободный прыжок, если бы Рейнольт решила его сделать. Вместо этого они шли через космос в комфорте рукава. Если бы не видеть все это до Вспышки, ни за что бы не догадаться, что была катастрофа. Чудовищные скалы уже давно остановились. Оторвавшийся снег и лед снова распределили в тени, сначала большие куски, потом все меньше и меньше и меньше, фрактальным узором. Только теперь было меньше льда и намного меньше воздушного снега. Теперь теневая сторона нагромождения была освещена яркой луной – отраженным от Арахны светом. Катер прошел в пятидесяти метров над группами, устанавливающими заново электронно-реактивные двигатели. Когда он проверял последний раз, Чиви Лизолет была там и в какой-то степени руководила работами.

Рейнольт пристегнулась к сиденью напротив Винжа.

– Все успешно фокусированные находятся в Хаммерфесте. Вы сможете говорить почти с любым из них по вашему выбору.

Хаммерфест выглядел как изящное частное владение. Роскошный центр операций эмергентов. Это было для Эзра несколько утешительно. Он говорил себе, что с Триксией и другими здесь будут обращаться достойно. А могли ведь держать как заложников из истории Кенг Хо, как Сотню на Дальней Пьоре. Но ни один разумный торговец не построит обитаемую базу, закрепленную на груде щебня. Катер проплыл над башнями, красивыми странной красотой, над замком, восстававшим из хрустальной плоскости. Скоро он узнает, что прячет в себе этот замок… Но тут его внимание привлекли слова Рейнольт.

– Успешно фокусированные?

Рейнольт пожала плечами.

– Фокус – это укрощенная мозговая гниль. В первых обращениях мы потеряли до тридцати процентов, в грядущие годы можем потерять и еще. Самых больных мы переместили на «Далекое сокровище».

– Но что…

– Успокойтесь и дайте мне рассказать. – Ее внимание переключилось на что-то за плечом Винжа, и несколько секунд она молчала. – Вы помните, как во время нападения вам стало плохо. Вы догадались, что это искусственная болезнь нашего изготовления; ее инкубационный период был важной частью нашего плана. Чего вы не знаете – это то, что военное применение этого микроба имеет лишь второстепенное значение.

Мозговая гниль была вирусным заболеванием. Ее исходная, естественная форма убила миллионы людей в родной солнечной системе эмергентов, разрушила их цивилизацию… и создала базу для грядущих лет экспансии. Поскольку исходные штаммы вируса оказались новым кладом: это был склад нейротоксинов.

– За прошедшие после Чумы столетия эмергенты укротили мозговую гниль и поставили ее на службу цивилизации. Ее теперешняя форма требует специальной помощи для преодоления гемато-энцефального барьера и распространяется в мозгу почти безвредно, инфицируя около девяноста процентов клеток глии. И теперь мы контролируем высвобождение нейроактивных веществ.

Катер притормозил и повернулся точно к люку Хаммерфеста. Арахна скользила по небу – полная «луна» почти полградуса в диаметре. Планета сияла бело и ровно; облачный покров скрывал ее бешеное возрождение.

Эзр едва это заметил. Его воображение зацепилось за то, что пряталось за сухим профессиональным жаргоном Анне Рейнольт: дрессированный вирус эмергентов, проникающий в мозг, размножающийся десятками миллиардов, выделяющий яд в еще живой мозг. Он вспомнил невыносимое давление в голове при взлете посадочного модуля с Арахны. Это болезнь ударила в ворота его сознания. Эзр Винж и другие обитатели времянки Кенг Хо отбили атаку – или остались инфицированы, но болезнь затихла. А Триксия Бонсол и другие, отмеченные в списках значком «фокусированные», получали специальные процедуры. Вместо лечения люди Рейнольт выращивали болезнь в мозгах жертв, как плесень в толще фрукта. Будь в катере хоть какая-то сила тяжести, Эзра стошнило бы.

– Но зачем?

Рейнольт промолчала. Она открыла люк и повела Винжа в Хаммерфест. Когда она заговорила снова, в ее голосе слышалось что-то похожее на энтузиазм.

– Фокусирование облагораживает. Это ключ к успеху эмергентов, и он куда тоньше, чем вы можете себе представить. Это не то, что мы просто сделали психоактивного микроба. Он растет в мозгу, и его можно контролировать с миллиметровой точностью – а действиями установленного на местах ансамбля можно управлять с той же точностью.

Недоумение Винжа было так сильно, что даже пробило стену невнимания Рейнольт.

– Как вы не понимаете? Мы можем улучшить фокусировку внимания, мы можем взять человека и превратить его в аналитическую машину.

И она углубилась в омерзительные детали. В мирах эмергентов процесс фокусирования распространился за последние годы на обучение специалистов, позволяя постепенно формировать в школах гениев. Для Триксии и остальных процесс был по необходимости более резким. В течение многих дней Рейнольт и ее ассистенты дергали вирус, включая генетические последовательности, освобождавшие химикаты мысли – и все это управлялось медицинскими компьютерами эмергентов, собиравших информацию с приборов диагностики мозга…

– И теперь обучение закончено. Выжившие смогут вести свои исследования так, как никогда не смогли бы раньше.

Рейнольт провела его по комнатам с плюшевой мебелью и завешанными коврами стенами. Они шли по коридорам, которые становились все уже и уже, пока не превратились в туннели едва ли метровой ширины. Капиллярная архитектура, которую он видел в исторических книгах… картины из сердца какой-нибудь городской тирании. И наконец они остановились у простой двери. Как и на оставленных позади, на ней был номер и специализация. Они гласили: «Ф042, ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ЛИНГВИСТИКА».

Рейнольт остановилась и сказала:

– И последнее. Предводитель Нау считает, что вас может огорчить то, что вы увидите. Я знаю, что инопланетники, впервые встретившись с фокусом, могут реагировать крайне неадекватно. – Она склонила голову, будто сомневаясь в разумности Эзра Винжа. – И потому предводитель просил меня особо подчеркнуть: фокус обычно обратим, по крайней мере до определенной – очень высокой степени.

Она пожала плечами, будто закончила механически запомненную речь.

– Откройте дверь, – произнес Эзр севшим голосом.

Комнатка была крошечной, освещенной лишь сиянием дюжины активных окон. Свет образовывал гало над головой находившегося внутри человека: короткие волосы, изящная фигура в простой одежде.

– Триксия? – тихо сказал Винж.

Он протянул руку, чтобы коснуться ее плеча. Она не повернула головы. Винж подавил ужас и заглянул ей в лицо.

– Триксия?

Мгновение казалось, что она смотрит ему прямо в глаза. Потом она вывернулась из его руки и попыталась заглянуть ему за спину, в окна.

– Вы закрываете мне обзор. Я не вижу! – произнесла она нервным, почти паническим тоном.

Эзр наклонил голову и повернулся посмотреть, что же там такого важного. Стены вокруг Триксии были заполнены диаграммами структур и поколений. Целая секция была посвящена словарным вариантам. Слова низского языка в соотношении «n-к-одному» с непроизносимой абракадаброй. Типичная среда языкового анализа, хотя окон больше, чем включит любой разумный человек. Взгляд Триксии перебегал от точки к точке, пальцы вбивали варианты выбора. Время от времени она бормотала какие-то команды. На лице ее было выражение полной сосредоточенности. Это не был нечеловеческий вид, и сам по себе он Эзра не пугал: он уже видел такое, когда она целиком уходила в какую-нибудь языковую проблему.

Как только он отодвинулся, она тут же о нем забыла. Она была более… сфокусирована, чем он когда-либо раньше видел.

И Эзр Винж начал понимать.

Он несколько секунд наблюдал за ней, смотрел, как расширяются узоры в окнах, смотрел на выбранные варианты, на изменения структур. Потом он спросил спокойным и почти не заинтересованным голосом.

– И как оно идет, Триксия?

– Отлично, – немедленно раздался ответ в прежнем тоне Триксии, увлеченной работой. – Эти книги из библиотеки пауков – просто чудо. У меня теперь есть ключ к их графемам. Никто никогда ничего подобного не видел и не делал. Пауки видят не так, как мы, зрительные образы у них совсем другие. Если бы не книги по физике, я бы никогда не додумалась до понятия расщепленных графем.

В ее голосе звучало что-то похожее на восторг. Она не повернулась к нему, и пальцы ее продолжали что-то вводить. Глаза Винжа привыкли к полусвету, и он начал замечать пугающие мелочи. Рабочая одежда Триксии была свежей, но заляпанной спереди жирными пятнами. Волосы ее, хотя и коротко стриженные, были спутанными и немытыми. Над губой виднелся кусочек – еды? Носовой слизи?

Может ли она хоть сама себя вымыть?

Винж глянул в сторону двери. Комната была мала для троих, но Рейнольт просунула внутрь голову и плечи, опираясь на локти, и с напряженным интересом смотрела на Эзра и Триксию.

– Доктор Бонсол делает отличные успехи, даже лучше наших лингвистов, а они фокусированы еще со школы. Благодаря ей мы научились читать язык пауков даже раньше, чем они вернулись к жизни.

Эзр снова коснулся плеча Триксии, и снова она вывернулась. Это не был жест злобы или страха – так стряхивают надоедливую муху.

– Триксия, ты меня помнишь? – спросил он.

Ответа не было, но Эзр был уверен, что помнит – просто это было не настолько важно, чтобы еще и отвечать. Она стала зачарованной принцессой, и только злые колдуньи могли ее разбудить. Но этого бы не случилось, если бы он прислушался раньше к страхам принцессы, если бы согласился с Сумом Дотраном.

– Триксия, прости меня ради Бога!

– Для первого визита достаточно, менеджер флота.

Рейнольт жестом попросила его выйти из комнаты.

Винж выскользнул. Триксия не подняла головы от работы. Что-то вроде этой сосредоточенности и привлекло его к ней когда-то. Она была трилендером, одной из тех, кто попал в экспедицию Кенг Хо без близких друзей и без семьи. Она мечтала об изучении иных рас, хотела узнать то, чего никогда ни один человек не знал. Она преследовала эту мечту так целеустремленно, как ни один человек из Кенг Хо. И теперь она получила то, ради чего жертвовала… и ничего больше.

На полпути к двери он остановился и оглянулся на ее затылок.

– Ты счастлива? – спросил он тихо, не ожидая на самом деле ответа.

Она не повернулась, но пальцы ее прекратили свое движение. Ни его лицо, ни прикосновение впечатления не произвели, но слова глупого вопроса остановили ее работу. Где-то в этой любимой голове вопрос отфильтровался через слои Фокуса, был кратко рассмотрен.

– Да, очень.

И снова раздался стук клавиш.

Винж не помнил пути домой, да и потом остались только фрагменты воспоминаний. В районе ангаров он встретил Бенни Вена.

Бенни хотел поговорить.

– Мы вернулись раньше, чем я мог даже думать. Ты себе не представляешь, какие у Циня пилоты! – Он понизил голос: – Одна из них – Ай Сун. Ты знаешь, та, с «Невидимой Руки». Из штурманов. Из наших людей, Эзр. Но она вроде как мертвая внутри, как его другие пилоты и программисты эмергентов. Цинь сказал, что она фокусирована. Сказал, что ты это можешь объяснить. Слушай, ты знаешь, что мой отец в Хаммерфесте. Что…

И больше Эзр ничего не помнил. Может быть, он крикнул в лицо Бенни, может быть, просто оттолкнул его и прошел мимо.

Объясните своим людям, что такое фокус, и сделайте это так, чтобы они это приняли, и тогда то, что осталось от наших экспедиций, выживет.

Когда к нему вернулась способность соображать…

Винж обнаружил, что стоит в центральном парке времянки и совершенно не помнит, как туда попал. Парк окружал его со всех сторон, сверху нависали кроны деревьев. Есть старая пословица: без бактериальной база не прокормит обитателей, без парка обитатели потеряют душу. Даже на межзвездных кораблях всегда есть бонсай капитана. На больших времянках, на тысячелетних базах Канберры и Намчена парк – это самое большое место во всей конструкции, километр на километр природы. Но даже в самом маленьком парке чувствовались тысячелетия, вложенные Кенг Хо в его конструкцию. Этот создавал впечатление лесной чащи, наводил на мысль о тварях больших и малых, ждущих вот за этими кустами или за деревом. Поддержание жизненного баланса столь малого парка было, быть может, самой трудной задачей во всем проекте времянки.

Парк был погружен в наступающие сумерки, густеющие внизу. Справа между деревьями виднелась угасающая голубизна неба. Винж потянулся и, перебирая руками, спустился к земле. Путешествие было коротким: парк в любом направлении шел не больше, чем на двенадцать метров. Охватив себя руками, Эзр опустился на глубокий мох возле древесного ствола и стал слушать звуки остывающего лесного вечера. Мелькнула на фоне неба летучая мышь, где-то музыкально запело гнездо бабочек. Летучая мышь, скорее всего, поддельная. В малых парках больших животных держать невозможно, зато бабочки вполне могли быть настоящими.

И на блаженное время все мысли оставили его…

…и вернулись заточенными ножами. Джимми погиб. И Цуфе, и Фам Патил. Умирая, они убили сотни других, в том числе людей, которые, быть может, знали бы, что теперь делать.

А я еще жив.

Еще полдня назад он, узнав, что случилось с Триксией, впал бы в неописуемую ярость. Теперь эта ярость всего лишь заглушила стыд. Эзр Винж был соучастником смертей на «Далеком Сокровище». И если бы Джимми еще чуть «повезло», погибли бы и те, что в Хаммерфесте. Неужели быть дураком и дураков поддерживать – это такое же зло, как устроить вероломное нападение? Нет, нет и нет! Но в сухом остатке получается, что Джимми убил многих из тех, кто пережил нападение.

И я должен это загладить. Я должен как-то объяснить моему народу, что такое фокус, и сделать так, чтобы они это приняли, и тогда то, что осталось от экспедиции, будет жить.

Эзр подавил всхлип. Он должен был убедить других принять то, что сам готов был предотвратить ценою жизни. Вся учеба, все прочитанное, все девятнадцать прожитых лет не могли ему помочь даже представить себе что-либо настолько трудное.

Мелькнул близкий фонарик, раздвинулись ветви. Кто-то вошел в парк и неумело пробирался к центральной прогалине. Луч фонаря уперся Винжу в лицо и отодвинулся в сторону.

– Ага. Я так и подумал, что ты спустился на землю. – Это был Фам Тринли. Старик ухватился за низкую ветвь и устроился на мху рядом с Винжем. – Крепись, юный собрат. Сердце у Дьема было что надо. Я ему помогал, как только мог, но он был безоглядной горячей головой – помнишь, как он говорил? Никогда я не думал, что он будет таким дураком, и вот – сколько людей погибло. Что ж, случается всякое.

Винж повернулся на звук слов. Лицо собеседника виднелось в тусклом свете белым пятном.

Какое-то мгновение Эзр балансировал на грани применения силы. Так хотелось превратить в кашу эту морду! Но он только отодвинулся чуть глубже в темноту и медленно выдохнул.

– Да, случается.

И с тобой тоже может случиться.

Наверняка Нау поставил в парке «жучки».

– Кураж! Это я люблю. – Винж не видел в темноте, улыбается ли старик или этот дурацкий комплимент сказан серьезно. Тринли придвинулся чуть ближе и понизил голос до шепота. – Не принимай так близко к сердцу. Иногда, чтобы выжить, надо смириться. И кажется, я смогу манипулировать этим типом, Нау. Ты заметил, какая была у него речь? После всех смертей, случившихся по вине Джимми, Нау говорил примирительно. Могу поклясться, он надыбал эту речь в нашей собственной истории.

Значит, шуты есть и в аду. Фам Тринли, стареющий службист, чье понятие о заговоре сводится к перешептыванию в центральном парке базы. Совершенно бесполезный. Хуже того, обуза…

Они посидели в почти полной темноте несколько секунд, и Фам Тринли милосердно молчал. Глупость этого типа была как тяжелый камень, брошенный в пруд отчаяния Винжа. Она все всколыхнула. Этот идиотизм дал ему возможность стукнуть еще что-то, кроме себя самого. Речь Нау… примирительно? В определенном смысле. Нау был здесь пострадавшей стороной. Но тут все были пострадавшими сторонами. И сотрудничество теперь – единственный выход.

Мысли Винжа вернулись к словам Нау. Ха! А ведь действительно некоторые фразы были заимствованы – из речи Фама Нювена у разлома Брисго. Это была сияющая вершина истории Кенг Хо, когда торговцы спасли высокоразвитую цивилизацию и миллиарды жизней. И если событие такого масштаба может быть привязано к единой точке пространства-времени, то разлом Брисго был началом современной Кенг Хо. Сходство с теперешней ситуацией было почти мнимым… если не считать того, что здесь тоже необходимость сотрудничества людей со всех концов вселенной превалирует над неслыханным вероломством.

За последние две тысячи лет речь Фама Нювена много раз транслировалась на весь людской космос. Неудивительно, что она известна Томасу Нау. И он вставил фразы из нее, нащупывая общую почву… да только понятие Томаса Нау о «сотрудничестве» включало в себя фокус и то, что сделали с Триксией Бонсол. Винж понял, что краем сознания ощутил это сходство, был тронут им. Но увиденные заимствования его охладили, и вещи стали выглядеть по другому. Его похлопали по спинке, погладили по головке, а в результате Эзр Винж должен помочь им внедрить… Фокус.

Два дня на нем лежали тяжким бременем вина и стыд. Теперь Эзр задумался. Джимми Дьем никогда не был другом Эзра. Он был на несколько лет старше, и когда они впервые встретились, Джимми был его командиром группы, довольно требовательным начальником. Эзр постарался вспомнить Джимми, подумать о нем, посмотреть со стороны. Сам по себе Эзр не имел особого значения, но он вырос возле оси Семьи Винж. 23. Среди его близких родственников – дядей, теток, двоюродных братьев и сестер были самые преуспевшие Торговцы на своем конце Людского Космоса. Эзр слушал их и играл с ними с самых своих юных лет… а Джимми Дьем просто не входил в эту лигу. Он был работягой, но воображением особо не отличался. Цели у него были скромные, и это было хорошо, потому что Джимми, при всей своей усердной работе еле справлялся с управлением группой. Ха! Я никогда о нем не думал в таком аспекте. Эзру стало грустно, потому что он понял: заносчивый командир Джимми был человеком, который мог бы быть другом.

И тут же он вдруг понял, как должно было быть Джимми противно вести с Томасом Нау игру в угрозы на столь высоких ставках. У него не было таланта интригана, необходимого для таких вещей, и в конце он просто просчитался. Этот человек ставил себе в жизни одну цель: жениться на Цуфе До и дослужиться до средней командной должности. Бессмыслица получается.

Эзр вдруг заметил окружившую его темноту, услышал гудение спящих в деревьях бабочек. Сквозь рубашку и брюки ощущалась прохладная влажность мха. Он попытался вспомнить точно слова, услышанные из громкоговорителя. Голос был Джимми, в этом нет сомнения. Акцент – точный диалект низского семьи Джимми. Но тон, но выбор слов – такая уверенность в себе, такая надменность, такая… почти радость. Такой энтузиазм Джимми Дьему ни за что не изобразить. И уж не ощутить – точно.

Оставался только один вывод. Подделать голос и акцент Джимми было бы трудно, но как-то это удалось. Так, что же еще тогда ложь? Джимми никого не убил. Руководство Кенг Хо убили до того, как Джимми, Цуфе и Фам Тринли вошли на «Далекое Сокровище». Томас Нау нагородил убийства на убийства, чтобы выказать свое моральное превосходство.

Я хочу, чтобы вы объяснили своим людям, что такое фокус, так, чтобы они это приняли. Тогда то, что осталось от наших экспедиций, получит шанс выжить.

Винж глядел на последний свет в небе. Поблескивали звезды между ветвей – поддельное небо, на самом деле за много световых лет отсюда. Фам Тринли пошевелился. Он потрепал Винжа по плечу, и его долговязая фигура всплыла с земли.

– Отлично, ты больше не скулишь. Я так и думал, что тебе нужно чуть-чуть крепости. Только помни: хочешь выжить – умей приспособиться. Нау в натуре слабак, мы им будем крутить, как захотим.

Эзр задрожал, подавляя рвущийся наружу рык злости. Он перехватил его, превратил во всхлип, сумел выдать дрожь ярости за трепет опустошенности.

– Д-да. Будем приспосабливаться.

– Хороший ты человек.

Тринли снова потрепал его по плечу, повернулся и стал пробираться среди верхушек деревьев. Эзр вспомнил, как охарактеризовал Фама Тринли после вспышки Ритцер Брюгель. Старик оказался иммунным к моральным манипуляциям Томаса Нау. Но это неважно, потому что Фам Тринли был еще трусом, обманывающим самого себя. Хочешь выжить – умей приспособиться.

Один Джимми Дьем стоил сколько угодно Фамов Тринли.

Как продуманно манипулировал ими Томас Нау! Он похитил разум Триксии и сотен других людей. Он убил всех, кто мог бы создать проблемы. И использовал эти убийства, чтобы превратить остальных в добросовестные орудия.

Эзр смотрел на фальшивые звезды, на ветки деревьев, коготками изгибавшиеся на фоне неба.

Может быть, возможно толкнуть человека слишком далеко, так, что он сломается и не сможет больше быть орудием.

Эзр глядел на темные коготки деревьев, и сознание его разбегалось в разные стороны. Часть его пассивно наблюдала, удивляясь, как мог настигнуть Эзра Винжа такой распад. Другая часть терзалась печалью, купалась в скорби: никогда не вернется Сум Дотран, и С. Дж. Парк тоже, и все обещания обратить фокус Триксии тоже могут быть ложью. Но был еще и третий фрагмент, хладнокровный, рассудительный, готовый на убийство.

Как для Кенг Хо, так и для эмергентов Изгнание продлится десятилетия. Большая их часть будет проведена вне Вахты, в анабиозе… но все равно впереди годы и годы. И Томасу Нау понадобятся все уцелевшие. Сейчас Кенг Хо разбита, изнасилована и – как должен думать Томас Нау – обманута. Хладнокровный Винж, тот, который был способен убить, вглядывался в будущее с мрачной сосредоточенностью. Эта не та жизнь, о которой мог бы мечтать для себя Эзр Винж. Не будет друзей, которым можно довериться. Вокруг будут только враги и глупцы. Он посмотрел туда, где исчез фонарь Фама Тринли. Глупцов вроде этого можно будет использовать. Поскольку речь не идет о компетентном работнике Кенг Хо, Тринли может быть той пешкой, которую жертвуют. Ему же Томас Нау дал роль на всю жизнь, и наградой может быть для него всего лишь месть. («Но шанс, – попытался шепнуть первый, наблюдающий, – может быть шанс, что Рейнольт не врала о Триксии и обратимости фокуса»).

Хладнокровный окинул последним взглядом предстоящие годы терпеливой работы… и отошел в сторону. Да, наверняка здесь есть камеры наблюдения. Лучше не быть слишком спокойным после всего, что случилось.

Винж свернулся в клубок и уступил тому, который мог плакать.

Часть вторая

14

Только совсем уж буквально все понимающие кобберы могут оспаривать старую поговорку: «Новое солнце – новый мир». Конечно, ядро планеты от нового солнца не меняется, да и линии континентов остаются, в общем, теми же. Но кипящие штормы первого года солнца выжигают все, что остается на поверхности от прежней жизни. Леса и джунгли, прерии и болота – все должно возникать заново. Из произведений труда пауков остаются только каменные дома в закрытых долинах.

Рожденная спорами жизнь растекается быстро, ее сметают шторма, но она снова и снова пускает ростки. В первые годы большие животные, бывает, высовывают рыло из норы, пытаясь освоить территории пораньше к своей выгоде, но это риск смертельный. «Рождение нового мира» происходит так яростно, что это даже почти и не метафора.

…Но где-то после третьего-четвертого года в бурях появляются просветы. Реже становятся оползни и гейзеры, растения иногда выживают из года в год. В зимнее время, когда тише становятся ветра и шторм бушует не все время, бывают моменты, когда можно выглянуть наружу, оглядеть землю и представить себе эту фазу солнца как буйство жизни.

Гордость Аккорда еще раз стала готовым шоссе – еще лучшим, чем раньше. На прямых участках Виктория Смит выдавала на спортивном автомобиле за шестьдесят миль в час, сбрасывая скорость на поворотах серпантина аж до тридцати. Сидящему на заднем насесте Хранкнеру Аннерби открывался захватывающий дух вид на каждую новую пропасть. Всеми руками и ногами он вцепился в насест. И был уверен, что если бы не эта мертвая хватка, последний поворот выбросил бы его за борт.

– Вы уверены, что не хотите пустить меня за руль, мэм? – спросил он.

– А мне сесть туда, где ты? – рассмеялась Смит. – Ни за что! Я знаю, как страшно бывает на заднем насесте.

Шерканер Андерхилл наклонил голову к боковому окну.

– Хм! Никогда не думал, что поездка – такое острое ощущение для пассажира.

– Ладно, я все поняла.

Смит сбавила скорость и поехала очень осторожно. На самом деле дорожные условия были прекрасны. Шторм унесло горячим напряженным ветром, и бетонная поверхность осталась чистой и сухой. Еще через час они опять окажутся в вареве бури. Над горной дорогой неслись разорванные облака, на юге пейзаж был скрыт темной завесой дождя. Вид был открыт далеко, как бывало только на Гордости Аккорда. Лесу было только два года, шишки с твердой корой выбрасывали рвущиеся наружу листья. Вообще-то деревца вряд ли достигали ярда в высоту, хотя кое-где выбросы кустов поднимались на шесть и даже на десять футов. Зелень тянулась на мили, прерываемая только коричневыми оползнями или сеткой водопадов. В этой фазе солнца Западный Лес казался личной лужайкой Господа Бога, и почти с любой точки Гордости был виден океан.

Хранкнер чуть ослабил хватку на насесте. За спиной появилась охрана Смит, выходящая из последнего поворота. Почти всю дорогу эскорту без труда удавалось держаться вплотную. Сначала буря с дождем заставляла Викторию ехать очень медленно, теперь же им пришлось догонять, и Хранкнер не поставил бы им в вину, если бы они вскипели. К несчастью, они могли жаловаться только непосредственному начальнику, а это была сама Виктория Смит. Одета она была мундир майора Квартирмейстерского корпуса Аккорда. Это не было полной ложью, поскольку разведка всегда выступала как филиал Квартирмейстерского корпуса (для удобства). Зато майором Смит не была. Аннерби уже четыре года был в отставке, но у него оставались старые приятели… и он знал, как была выиграна Великая Война. В общем, если Виктория Смит не была бы новым начальником разведки Аккорда, Аннерби был бы очень и очень удивлен.

Хотя были для него и другие сюрпризы – по крайней мере до тех пор, пока он не сообразил, что к чему. Два дня назад Смит ему позвонила и пригласила опять поступить на службу. Когда сегодня она появилась в его мастерской в Принстоне, он наполовину ожидал увидеть соответствующую охрану, но вот присутствие Шерканера Андерхилла было совершенно неожиданным. Хотя он не удивился, что ему было очень приятно снова увидеть этих двоих. Хранкнер Аннерби на своей роли в сокращении Великой Войны славы себе не заработал – еще лет десять пройдет, пока записи об их прогулке во Тьме будут рассекречены. Зато премия, которую он получил, оказалась в двадцать раз больше всех его накоплений. Появилась наконец возможность оставить службу и использовать свое инженерное образование для чего-то конструктивного.

В первые годы Нового Солнца работы было, как всегда, невпроворот, и в условиях не менее опасных, чем боевые. Иногда и на самом деле в боевых. Даже в современной цивилизации эта фаза солнца отличалась тем, что любое вероломство – от убийства до захвата земли – было обычным делом. Хранкнер Аннерби преуспевал, и потому самым, быть может, большим сюрпризом было то, как легко Виктория Смит уговорила его подписать тридцатидневный контракт.

– Как раз хватит времени разобраться, чем мы занимаемся, и решить, хочешь ли ты вернуться к службе на больший срок.

Потому и пришлось ехать в Ставку. Пока что это был желанный отпуск, встреча со старыми друзьями (к тому же нечасто бывает, что у сержанта шофером оказывается старший офицер или даже генерал). Шерканер Андерхилл был все тем же гением без пары винтиков в голове, хотя от поражения нервов, которое он подцепил в импровизированной глубине, он теперь выглядел старше своего возраста. Смит же была куда более открытой и жизнерадостной, чем он ее помнил. Отъехав пятнадцать миль от Принстона, миновав стоящие вплотную временные дома, при въезде в холмы, они посвятили его в свою личную тайну.

– Вы – что? – выговорил Аннерби, чуть не соскользнув с насеста. Вокруг шумел горячий дождь, и, быть может, он не так расслышал.

– Ты слышал, Хранкнер. Мы с генералом – муж и жена.

Андерхилл улыбался улыбкой кретина.

Виктория Смит подняла острую руку:

– Поправка. Не называй меня генералом.

Обычно Аннерби лучше умел скрывать удивление. Но сейчас даже Андерхилл заметил, что он потрясен, и его идиотская улыбка стала еще шире.

– Да ты же наверняка еще перед Большой Тьмой догадывался, что между нами что-то есть.

– Ну…

Да, конечно, хотя из этого ничего не могло тогда выйти, поскольку Шерканеру предстояла прогулка во Тьму с совершенно неясным исходом. Хранкнеру было тогда жаль этих двоих.

На самом деле команда получилась отличная. У Шерканера Андерхилла всегда было блестящих идей больше, чем у любой дюжины из всех, кого сержант знал, но большая часть этих идей была совершенно нереализуема – по крайней мере за время одной жизни. С другой стороны, Виктория Смит всегда умела видеть практические результаты. Чего там, если бы она не оказалась на месте в тот далекий день, Аннерби дал бы Шерканеру такого пенделя, что тот катился бы всю дорогу обратно до Принстона – и сумасшедший план выигрыша Великой Войны пропал бы начисто. Так что, в общем, ничего удивительного, кроме времени. А если Виктория Смит теперь еще и шеф разведки Аккорда, страна будет в большом выигрыше. В глубине сознания сержанта зашевелилась неприятная мысль и вдруг выскочила сама по себе.

– А дети? Конечно, не теперь…

– Ага. Генерал-то у нас беременная! И полгода не пройдет, как у меня уже будут два детских рубца.

Хранкнер поймал себя на том, что озадаченно сосет пищевые руки. И пробормотал что-то нечленораздельное. Полминуты прошло в молчании, только горячий дождь шипел на ветровом стекле.

Как они могут так поступать с собственными детьми?

Потом генерал спокойно спросила:

– Хранкнер, тебе трудно это воспринять?

Аннерби снова захотелось проглотить собственные руки. Он знал Викторию Смит с того дня, как она появилась в Ставке – новоиспеченный младший лейтенант, дама с неподходящим именем и юностью, которую трудно скрыть. На военной службе навидаешься всякого и все говоришь прямо. Эта младший лейтенант была по-настоящему новичком; и родилась она вне фазы. Хотя почему-то оказалась достаточно образованной, чтобы попасть в офицерскую школу. Ходили слухи, что Виктория Смит произошла от одного богатого извращенца с Восточного побережья. Семья этого типа в конце концов отказалась от него и от дочери, которой не следовало существовать. Аннерби помнил грязные намеки и еще худшее, что тянулись следом за ней первые примерно четверть года. На самом деле первый проблеск мысли, что ее ждет великая судьба, возник у него при виде того, как она вынесла этот остракизм; при виде разума и храбрости, с которыми она несла стыд своего несвоевременного рождения.

Наконец он обрел голос.

– Да, мэм. Я знаю. Я не хотел никого оскорбить. Но я был воспитан в определенных убеждениях.

Убеждениях насчет того, как должны жить достойные кобберы. Достойные кобберы зачинают детей в годы Увядания и рожают их при Новом Солнце.

Генерал ничего не ответила, но Андерхилл похлопал его по панцирю тыльной стороной руки.

– Ничего страшного, сержант. Видел бы ты, как среагировал мой двоюродный братец! Но погоди, обстоятельства меняются. Когда выпадет время, я тебе объясню, почему старые правила больше не имеют смысла.

Вот что больше всего бесило народ в Шерканере Андерхилле: он может объяснить такое безобразное поведение – и блаженно не заметить ярости, которую это вызовет в других.

Но неловкая минута прошла. Если эти двое могут примириться с чопорной природой Хранкнера, то и он постарается не обращать внимания на их… странности. Видит небо, во время войны приходилось сносить еще и не такое. Кроме того, Виктория Смит была из тех, кто вырабатывает собственные правила приличия – а когда выработает, то уже не отступит.

А вот Андерхилл… его внимание всегда где-то там. Хотя нервная дрожь и старила его, но ум был таким же острым – или чокнутым – как и прежде. Он порхал от идеи к идее, никогда не отдыхая, как нормальный коббер.

Дождь прекратился, и ветер задул горячий и сухой. Когда въехали на горную дорогу, Аннерби быстро глянул на часы и начал считать, сколько сумасшедших мыслей выскажет Шерканер в следующие несколько минут.

1) Указав на бронированные первые ростки леса, Шерканер пустился в рассуждения, на что была бы похожа раса пауков, если бы восстанавливалась после каждой Тьмы из спор, а не возрождалась в виде взрослых с детьми.

2) Впереди в облаках появился просвет, к счастью, на несколько миль к северу от дороги. Несколько минут их заливало пылающим светом, отраженным от облаков так ярко, что пришлось затенить эту сторону машины. Наверху в горах прямое солнце подожгло горный склон. Шерканер Андерхилл стал думать вслух, что можно бы построить на склоне «тепловые фермы» и за счет разности температур снабжать электричеством расположенные ниже города.

3) Что-то зеленое проползло через дорогу, едва не попав под колеса. Шерканер и это заметил и стал говорить насчет эволюции и автомобиля (Виктория прокомментировала, что такая эволюция может действовать в обе стороны).

4) А у Шерканера появилась идея насчет транспорта куда более быстрого и безопасного, чем автомобиль или даже аэроплан. «Десять минут от Принстона до Ставки и двадцать минут через весь континент. Понимаете, копаем эти туннели по дуге наименьшего времени, выкачиваем воздух, а дальше работает гравитация». По наблюдениям Аннерби, дальше была пятисекундная пауза. «Ой, здесь есть проблемочка. Дуга минимального времени между Принстоном и Ставкой выйдет глубоковатой… миль этак шесть. Вряд ли я даже генерала уговорю это финансировать».

– Вот тут ты прав.

И они пустились в спор о туннелях, отклоненных от оптимальных, и преимуществах и недостатках по сравнению с полетами по воздуху. Идея о глубоких туннелях была признана действительно дурацкой и отброшена.

Аннерби перестал следить. К тому же Шерканер очень заинтересовался строительным бизнесом Аннерби. Он отлично умел слушать, а его вопросы наводили Аннерби на мысли, которые иначе никогда бы не пришли ему в голову. Некоторые из них могут действительно дать деньги. И много денег. Хм!

– Слушай, мне нужно, чтобы этот сержант был беден и потому желал получить щедрый бонус за вступление в службу! – вставила Смит. – Ты мне его в сторону не уводи!

– Прости, дорогая. – Но Андерхилл явно извинялся не от души. – Долго мы не виделись, Хранкнер. Мне тебя эти годы не хватало. Ты помнишь, тогда была у меня, хм…

– Великая идея?

– Ага, точно!

– Помню, как перед самым погружением в глубину тиферов ты что-то бубнил насчет того, что это последняя Тьма, когда цивилизация будет спать. Потом, в госпитале, ты еще эту тему развивал. Тебе бы научную фантастику писать, Шерканер.

Андерхилл взмахнул рукой, будто благодаря за комплимент.

– На самом деле в фантастике все это уже есть. Но если серьезно, Хранкнер, сейчас первая эра, когда мы можем добиться этого на самом деле.

Хранкнер пожал плечами. Он ходил через Великую Тьму, и до сих пор у него при воспоминании об этом сводило живот.

– Я уверен, что будут еще экспедиции в Глубокую Тьму, больше нашей и лучше снаряженные. Идея заманчивая, и я уверен, что у ген… у майора Смит тоже есть на этот счет разные планы. Я могу себе даже представить серьезные битвы среди Тьмы. Наступил новый век, Хранк. Ты посмотри, как преобразует мир наука.

Они проехали последний поворот сухой дороги и врубились в сплошную стену горячего дождя, в тот самый шторм, который они видели на севере. Смит не была захвачена врасплох. Окна были подняты заранее почти до конца, и машина шла не быстрее двадцати миль в час, когда их накрыло. И тем не менее условия вождения немедленно стали ужасными, окна запотевали так, что вентиляторы автомобиля не успевали их очищать, и дождь был так силен, что даже красные дождевые фары еле доставали до края дороги. Пробивающийся сквозь щели в окнах дождь был горяч, как плевок младенца. За спиной маячили два тусклых красных огня – охрана Смит подъехала поближе.

Отвлечься от бушующей снаружи бури и вернуться к словам Андерхилла потребовало усилий.

– Шерк, я знаю насчет «века науки». На это я и делаю упор в своем строительном бизнесе. К последнему Увяданию у нас было радио, самолеты, телефоны, звукозапись. Даже в восстановлении после Нового Солнца продолжается прогресс. Твой автомобиль куда лучше того «Релмайтха», что был у тебя до Тьмы – а это была тогда дорогая машина. – Когда-нибудь Аннерби спросит, как Шерканеру удалось купить такой автомобиль на аспирантскую стипендию. – Нет сомнения, что это самая интересная эпоха, в которую я мог даже надеяться жить. Скоро самолеты возьмут звуковой барьер. Корона строит национальную систему дорог. Кстати, не вы за этим стоите, майор?

Виктория улыбнулась:

– В этом нет необходимости. В Квартирмейстерском корпусе и без меня достаточно людей. Система дорог возникла бы и без помощи правительства, но так мы сохраним за собой контроль.

– В общем, происходят большие события. Через тридцать лет – к следующей Тьме – я не удивлюсь появлению всемирной сети воздушных сообщений, видеотелефонам, может быть, даже ретрансляторам, вращающимся вокруг планеты, как она вокруг солнца. Если не будет новой войны, я рассчитываю увидеть все это при жизни. Но твоя идея, что вся цивилизация может продолжать действовать во время Тьмы – прости меня, старый капрал, мне кажется, ты не все рассчитал. Для этого нам надо было бы фактически воссоздать солнце. Ты себе представляешь, сколько нужно энергии? Я помню, сколько ее нужно было для копателей после Тьмы во время войны. Горючего ушло столько, сколько на всю остальную войну.

Ха! Впервые в жизни у Шерканера Андерхилла не нашлось готового ответа. Потом до Аннерби дошло, что Шерканер ждет, пока заговорит генерал. Виктория Смит подняла руку.

– Пока что все было очень мило, сержант. Я понимаю, что вы сейчас узнали кое-что, что было бы полезно противнику – вы вычислили мою теперешнюю должность.

– Да, мои поздравления, мэм. После Струта Гринвела вы для этой работы самая лучшая кандидатура.

– Ну… спасибо за комплимент, Хранкнер. Но я к тому, что болтовня Шерканера привела нас к самой сути того, почему я просила тебя завербоваться на тридцать дней. То, что ты услышишь сейчас, уже формально считается военной тайной стратегического значения.

– Да, мэм.

Он не думал, что инструктаж по заданию начнется так неожиданно. Шторм снаружи заревел сильнее. Смит вела машину не быстрее двадцати миль в час даже на прямых участках. В первые годы Нового Солнца даже пасмурные дни были угрожающе яркими, но сейчас буря была так сильна, что небо потемнело до сумерек. Ветер трепал машину, пытаясь сбросить ее с дороги. Внутри было как в парной.

Смит жестом руки попросила Шерканера продолжать. Тот откинулся на насесте и заговорил громче, перекрывая шум бури.

– На самом деле я «все рассчитал». После войны я толкал свои идеи многим коллегам Виктории. И чуть не загубил ее карьеру. Эти кобберы умеют считать почти так же хорошо, как ты. Но обстоятельства изменились.

– Поправка, – вставила Смит. – Обстоятельства могут измениться.

Ветер сдул их к обрыву, который Аннерби еле разглядел. Смит вывернула руль, возвращаясь на середину дороги.

– Понимаешь, – продолжал Андерхилл, даже этого не заметив, – есть по-настоящему мощные источники, которые могут поддерживать во тьме целую цивилизацию. Ты сказал, что нам придется создать свое солнце. Это почти точно, хотя никто не знает, как солнце работает. Но существуют теоретические и практические доказательства мощи атома.

Еще несколько минут назад Аннерби расхохотался бы. И даже сейчас не смог скрыть в голосе насмешки:

– Радиоактивность? Собираешься всех согреть очищенным радием?

Может быть, самый большой секрет состоит в том, что в Ставке читают «Занимательную науку».

И тут заговорила генерал:

– Ты, значит, понял, сержант. У меня действительно есть сомнения. Но тут вещи, которые мы не имеем права прозевать. Даже если план не сработает, эта неудача может дать нам оружие в тысячи раз более грозное, чем все, использованное в Великую Войну.

– Смертельнее ядовитого газа в глубинах?

И шторм снаружи вдруг показался менее мрачным, чем слова Виктории Смит. Аннерби понял, что все ее внимание направлено на него.

– Да, сержант, и более того. Самые большие наши города могут быть разрушены за несколько часов.

Андерхилл аж подпрыгнул на насесте.

– Худший исход, худший исход! Вы, военные, вообще больше ни о чем думать не можете! Послушай, Аннерби, если мы поработаем над этим еще тридцать лет, у нас будут источники энергии, способные поддержать укрытые города – не глубины, а бодрствующие города – в течение всей Тьмы. Мы очистим дороги от льда и воздушного снега – и сохраним их такими через все годы Тьмы. Перевозки по поверхности будут куда проще, чем в Светлое Время. – Он повел рукой, показывая на шипящий на ветровых стеклах дождь.

– Ага, и так же упростятся полеты по воздуху. – Когда весь воздух будет лежать на земле, замерзнув.

Но сарказм Аннерби показался неуместным даже ему самому.

Вообще-то с источником энергии это было бы возможно.

Очевидно, Аннерби выразил перемену своего настроения: Андерхилл улыбнулся.

– Вот, ты понял! Через пятьдесят лет мы оглянемся и удивимся, как этого раньше не видели. Тьма – это фаза самая благоприятная.

– Если это вообще возможно будет сделать, то с большим трудом, – сказала Смит. – У нас лет тридцать осталось до следующей Тьмы. Есть физики, которые считают, что – в теории – атомная энергия будет работать. Но видит Бог подземный, до десятого пятьдесят восьмого вообще никто ничего про атомы не знал! На этом я и впарила идею Верховному Командованию; учитывая, какие тут вложения, я бы хотела быть подальше от работы, когда она лопнет. Но ты же знаешь – уж прости, Шерканер – я бы предпочла, чтобы все это вообще не сработало.

Забавно, что здесь она придерживается традиционных взглядов.

Шерканер:

– Это будет как открыть новый мир!

– А вот и нет! Это будет как колонизировать заново тот, что есть. Шерк, рассмотрим сценарий «наилучшего исхода», который, как ты говоришь, мы, узколобые вояки, никогда в упор не видим. Положим, что ученые во всем разберутся. Положим, что через десять лет, или в двадцатом шестидесятого мы начнем строить атомные электростанции для твоих гипотетических «городов во Тьме». Если даже никто в мире больше не откроет атомную энергию, такое строительство в тайне не сохранишь. И если даже это не послужит причиной новой войны, начнется гонка вооружений. И такая, что будет похлеще Великой Войны.

Аннерби:

– Гм, да. Первый, кто колонизирует Тьму, завладеет миром.

– Именно, – подтвердила Смит. – Я не слишком верю, что в этих обстоятельствах Корона будет уважать право собственности. И я знаю, что если Тьму завоюет какая-нибудь группа вроде Братства, мир проснется в рабстве.

Это и был тот самоиндуцированный кошмар, который заставил Аннерби уйти с военной службы.

– Надеюсь, это не прозвучит нелояльно, но я спрошу: вы не думали насчет того, чтобы похоронить эту идею? – Он иронически указал рукой на Андерхилла: – Ты же можешь и о чем-нибудь другом подумать?

– Ты вроде бы утратил военный подход? Но я скажу: да, я рассматривала возможность свернуть исследования. Может быть – всего лишь «может быть», если наш милый Шерканер будет держать рот на замке, это окажется достаточным. Если никто в этом деле не получит преимущества на старте, то никак никто не сможет захватить Тьму в этот раз. А быть может, нас от реализации идеи отделяют много поколений – по крайней мере, так считают некоторые физики.

– Я вам скажу, – возразил Шерканер, – что все это очень скоро станет делом инженеров. Если даже мы этого не тронем, атомная энергия станет очень важным вопросом в ближайшие пятнадцать-двадцать лет. Только уже поздно будет строить электростанции и герметические города. Поздно будет завоевывать Тьму. Атомная энергия сгодится только как оружие. Ты говорил о радии, Хранкнер? Так представь себе, что такое вещество может наделать как боевое ОВ. А это ведь то, что лежит на поверхности. По самой сути выходит: что бы мы ни делали, а цивилизация окажется в опасности. По крайней мере если мы хоть попробуем, выход может быть колоссальным: цивилизация, существующая все время Тьмы.

Смит с несчастным видом махнула рукой, соглашаясь. У Аннерби сложилось впечатление, что он был свидетелем уже много раз повторенного спора. Виктория Смит приняла план Андерхилла – и смогла пробить его в Верховном Командовании. Следующие тридцать лет будут куда интереснее, чем думал раньше Хранкнер Аннерби.

До горной деревушки они добрались к концу дня, сделав за последние три часа всего двадцать миль сквозь бурю. Погода прояснилась всего за пару миль до деревни.

За пять лет Нового Солнца Глубинную Ночь почти полностью перестроили. Каменные фундаменты выдержали и вспышку, и последовавшие бурные наводнения. Как делали после каждой Тьмы многие поколения, из бронированных ростков свежего леса сельчане построили первые этажи домов, учреждений и начальной школы. Где-нибудь к году 60//10 появятся бревна получше, и поставят вторые этажи, а в церкви – и третий. А пока что все было низким и зеленым, и конические короткие бревна казались чешуей.

Андерхилл настоял, чтобы заправиться керосином не на главной дороге.

– Я знаю место получше, – сказал он и велел Смит ехать по старой дороге.

Окна уже можно было опустить. Дождь перестал. В машину задувал сухой, почти холодный ветер. В облачной пелене появился просвет, и несколько минут был виден свет солнца на тучах, но этот свет уже не был пылающей печью начала дня. Солнце близилось к закату. Сгрудившиеся облака пылали в красную, оранжевую и альфа клетку – а вокруг светилось синим и ультрафиолетовым чистое небо. Яркий блеск заливал улицы, дома и подножья холмов. Бог-сюрреалист.

И конечно, скоро в конце гравийного шоссе показался низенький сарай и единственная керосинокачалка.

– Это и есть «место получше», Шерк? – спросил Аннерби.

– Ну… во всяком случае, поинтереснее. – Шерканер открыл дверь и спрыгнул с насеста. – Посмотрим, помнит ли меня этот старый коббер.

Он прошелся вдоль машины, вытаскивая новшества наружу. После долгой поездки его нервный тремор стал заметнее обычного.

Смит и Аннерби тоже вылезли, и вскоре из сарая появился владелец – грузный мужчина в комбинезоне с карманами для инструментов. За ним шла пара ребятишек.

– Залить, старина? – спросил владелец.

– А то как же, – отозвался Шерканер, не пытаясь исправить неверную оценку своего возраста. Он пошел за владельцем к насосу. Небо стало еще ярче, голубизна и краснота заката лились на землю. – Вы меня помните? Я тут проезжал на большом красном «Релмайтхе», перед самой Тьмой. Вы тогда были тут кузнецом.

Хозяин остановился, посмотрел на Андерхилла долгим взглядом.

– «Релмайтх» помню.

Двое двухлеток теснились за его спиной, разглядывая любопытного гостя.

– Забавно, как все меняется, правда?

Хозяин не знал, что имеет в виду Андерхилл, но через несколько времени они уже болтали, как два старых приятеля. Да, хозяин любит автомобили, за ними будущее, и хватит с него кузницы. Шерканер похвалил работу, которую тот для него когда-то сделал, и сказал, что это стыд и позор – вот эта новая керосинозаправка на шоссе. Он спорить готов, что там и близко так хорошо не починят автомобиль, как здесь, и не думал ли кузнец насчет рекламы, как делается теперь на улицах Принстона? Охрана Смит подъехала и остановилась на поляне возле дороги, но владелец едва ли заметил. Забавно, как Андерхилл умеет поладить с кем угодно, подстраивая свои мании подо все, что волна вынесет.

Тем временем Смит перешла через дорогу и теперь говорила с капитаном, который занимался ее охраной. Она подошла, когда Шерк уже расплатился за керосин.

– Черт побери, Ставка сообщает, что около полуночи разразится шторм еще похуже. Стоило мне первый раз поехать на своей машине, и тут вот такое.

Смит говорила сердито, как бывало всегда, когда она была недовольна сама собой. Они залезли в машину, Смит ткнула стартер. Второй раз. Третий. Машина завелась.

– Придется заночевать здесь бивуаком. – Она минуту посидела, почти в нерешительности. Или просто рассматривала небо на юге. – Я тут знаю к западу от города землю, принадлежащую Короне.

Смит крутила руль по гравийным дорогам, потом по грязевым колеям. Аннерби почти решил, что она заблудилась, да только она ни разу не задумалась и ни разу ей не пришлось возвращаться. За ними шли машины охраны, и процессия выглядела почти так же невинно, как череда оспрехов. Грязевая дорога вывела на мыс, откуда открывался обзор на океан. По обе стороны уходили вниз обрывистые склоны. Когда-нибудь здесь снова поднимется высокий лес, но сейчас даже миллионы бронированных ростков не могли скрыть голые скалы.

Смит остановилась в тупике и откинулась на насесте.

– Прошу прощения. Я… я не там свернула.

Она махнула первой из машин охраны, подъехавшей следом.

Аннерби глядел на океан и на небо. Иногда не тот поворот оказывается лучшим из всех.

– Ничего страшного. Боже, какой отсюда вид!

Просветы в облаках нависали глубокими каньонами. Спускающийся по ним свет поджигал их красным и около-красным – отражение заката. В каплях на листве горели миллионы рубинов. Аннерби вылез из машины и чуть отошел среди ростков к оконечности мыса. Лесная подстилка глубоко и влажно чавкала под ногами. Вскоре к нему присоединился Шерканер.

С океана тянул влажный и прохладный бриз. И без бюро прогнозов было ясно, что идет шторм. Аннерби поглядел на воду. Они стояли в трех милях от волноломов – настолько близко, насколько можно без риска в этой фазе солнца. Отсюда были видны турбулентности и слышен грохот перемалываемых камней. В прибое возвышались три севших на мель айсберга. Но их были еще сотни и сотни, тянущиеся до горизонта. Вечная битва – огонь Нового Солнца против льда доброй земли. И никто не мог одержать окончательную победу. Только через двадцать лет остаток ледяных мелей растает, но тогда и солнце начнет увядать. Эта сцена, кажется, подействовала даже на Шерканера.

Виктория Смит вышла из машины, но за ними не пошла, а отошла обратно по южной стороне мыса.

Бедняжка генерал. Она никак не решит, это деловая поездка или развлекательная.

А сам Аннерби был очень доволен, что не доехал до Ставки за один перегон.

Они с Шерканером вернулись к Смит. На этом краю мыса рельеф падал в небольшую долину. Дальше на возвышении стоял какой-то дом, может быть, маленькая гостиница. Смит стояла там, где была выбоина в скальном ложе долины и склон был не так смертельно крут. Когда-то, быть может, дорога здесь уходила в долину и выходила с другой стороны.

Шерканер остановился рядом с женой и обнял ее за плечи левыми руками. Она обвила его руки двумя своими, не говоря ни слова. Аннерби подошел к краю долины и опустил голову ниже обрыва. Здесь были следы срезанной дороги, до самого дна. Но штормы и наводнения Раннего Света выбили новые обрывы. Сама же долина была чарующей, нетронутой и чистой.

– Хе! Никак туда не съехать, мэм. Дорогу смыло начисто.

Виктория Смит минуту помолчала.

– Да, смыло начисто. Это и к лучшему.

– Знаешь, мы могли бы перейти ее и выйти с той стороны, – сказал Шерк. Он ткнул рукой в сторону гостиницы и добавил: – Можно было бы посмотреть, как там леди Энкл…

Виктория обняла его резко и порывисто.

– Нет. Там все равно больше чем троим не поместиться. Поставим лагерь с моей охраной.

Спустя секунду Шерк тихо засмеялся.

– Меня устраивает. Интересно будет увидеть современный моторизованный бивуак.

Они вернулись на колею следом за Смит. Когда они подходили к машине, Шерканер был уже в полной форме и нес что-то насчет легких палаток, которые могут выдержать даже шторма Первого Света.

15

Томас Нау стоял у окна своей спальни и глядел наружу. На самом деле его комната была на глубине пятидесяти метров в Алмазе-1, но окно показывало вид с самого высокого шпиля Хаммерфеста. Его владения расширились после Вспышки. Из вырезанных алмазных блоков построили адекватные стены, и выжившие искусники проведут всю свою жизнь за полировкой и огранкой, вырезанием фризов столь же изящных, как бывали во всех местах, которыми Нау владел в качестве своего дома.

Местность возле Хаммерфеста планировалась гладкой, выложенной плитами металла с рудной свалки на Алмазе-2. Нау старался держать такую ориентацию группы скал, чтобы лишь флагшток Хаммерфеста выходил на прямое солнце. Примерно последний год эта предосторожность перестала быть необходимой, но сохранение тени означало, что водяной лед можно использовать как экраны и как некоторое сцепление. В небе уже прошла половину пути вверх Арахна, яркий бело-голубой диск почти полградуса в диаметре. Это спокойствие было резким контрастом с адом первых мегасекунд, адом Вспышки. Пять лет Нау создавал теперешний вид, спокойствие и красоту.

Пять лет. И сколько еще лет придется здесь проторчать? По самым оптимистичным оценкам специалистов – от тридцати до сорока, столько, сколько понадобится паукам на создание промышленной экологии. Забавно, как все обернулось. Это и в самом деле получилось Изгнание, хотя совсем не похожее на то, которое он планировал тогда на Балакрее. Исходная задача была рассчитанным риском совсем другого рода: пара столетий вдали от все более опасных политиков, правящих на родине, возможность создать ресурсы подальше от всех, кто сует свой нос – а сверх того, золотой шанс научиться чему-то от нечеловеческой расы звездных странников. Он не учел, что Кенг Хо может прибыть раньше.

Знания Кенг Хо были сердцем цивилизации эмергентов Балакреи. Всю свою жизнь Томас Нау изучал Кенг Хо, но пока не встретился с ними лицом к лицу, не понимал, насколько они иные, эти коробейники. Флот у них был безголовый и наивный. Инфицировать их задержанной в развитии мозговой гнилью было тривиально, устроить внезапное нападение – почти так же просто. Но после атаки коробейники дрались как дьяволы, умные дьяволы с тысячей сюрпризов, которые наверняка подготовили заранее. Их флагман был уничтожен в первые сто секунд битвы – а они стали только еще более умелыми убийцами. Когда мозговая гниль наконец их заглушила, разбиты были обе стороны. А после битвы сказалась вторая серьезная недооценка коробейников Томасом Нау. Мозговая гниль могла убить людей Кенг Хо, но многие из них не поддавались ни промывке мозгов, ни фокусу. Полевые допросы дали очень плохие результаты, хотя в конце концов он обратил это поражение в средство объединения выживших.

Так что обиталище Хаммерфеста, клиника фокуса и роскошная мебель – все это было срезано с разбитых звездолетов. Тут и там среди руин все еще функционировала высокая технология. А остальное будет взято из сырья скал – и из окончательной цивилизации пауков.

Тридцать-сорок лет. Это вполне возможно. Анабиозных гробов хватит на всех выживших. Сейчас главное – изучить пауков, узнать их языки, их историю и культуру. На протяжении десятилетий эта работа будет разделена между тремя Вахтами, по нескольку мегасекунд работы, по году или два вне Вахты в анабиозе. Некоторые – ученые и переводчики – проведут на Вахтах куда больше времени. Другие – пилоты и тактики – поначалу в основном использоваться не будут, затем будут все время живыми до окончательного выполнения задачи. Все это Нау объяснил на собрании своих людей и Кенг Хо. И то, что он обещал, в основном было правдой. У Кенг Хо был огромный опыт подобных операций; если повезет, каждый в среднем переживет Изгнание, прожив лишь десять-пятнадцать активных лет. Он же тем временем прочешет библиотеку коробейников и узнает все, что когда-либо узнала Кенг Хо.

Нау оперся рукой о поверхность окна. Она была теплой, как настенный ковер. Чума их побери, хорошие обои у этих Кенг Хо. Даже если смотреть сбоку, все равно нет искажений. Он усмехнулся про себя. В конце концов, работать с коробейниками – это может оказаться самой простой частью Изгнания. Это у них есть опыт работы с таким расписанием, как предложил Нау.

А вот он сам… Нау на секунду дал волю жалости к себе. До окончательного восстановления на Вахте должен оставаться кто-то умелый и доверенный. Такой человек есть только один, и его имя – Томас Нау. Ритцер Брюгель, дай ему волю, по-дурацки перебьет людские ресурсы, которые неоткуда восстановить, или попытается убить самого Нау. Анне Рейнольт можно доверять годы и годы, но если случится что-нибудь неожиданное… Ну, Кенг Хо, кажется, задрала лапки кверху, и после допросов Нау был уверен, что серьезных секретов не осталось. Но если Кенг Хо снова составит заговор, Анне Рейнольт с ним не справиться.

Так что к моменту триумфа Томасу Нау будет уже лет сто. Средний возраст по стандартам Балакреи. Нау вздохнул. Что ж, так тому и быть. Медицина Кенг Хо поможет восстановить потерянное время. А потом…

Комната вздрогнула в почти неслышимом стоне. Нау коснулся стены, и по костям его пробежала вибрация. Уже третье скалотрясение за последние 40 Ксек.

На той стороне комнаты девчонка-коробейник завозилась в их общей постели.

– Чего…

Чиви Лин Лизолет вынырнула из сна, и от собственного движения всплыла с кровати. Наверное, она даже не знала, что ее разбудило. Глаза ее остановились на стоящем у окна Нау, и губы разошлись в сочувственной улыбке.

– Ой, Томас, ты опять не спишь и волнуешься за нас?

Она протянула руки, чтобы его утешить. Нау застенчиво улыбнулся и кивнул. Черт побери, то, что она сказала, было даже близко к правде. Он поплыл через комнату и остановился, взявшись рукой за стену у нее за головой. Она обвила его руками, и они поплыли, медленно опускаясь на кровать. Его руки скользнули ниже, к ее талии, сильные ноги обвились вокруг него.

– Ты и так делаешь все, что можешь, Томас. Не пытайся сделать больше. Все будет хорошо.

Ее руки нежно погладили волосы у него на затылке, и он ощутил ее дрожь. Это Чиви Лизолет беспокоилась, это она загнала бы себя в работе до смерти, если бы считала, что это добавит хоть процент к общему шансу выжить.

Они медленно дрейфовали вниз, пока гравитация не опустила их в пену кружев, которая была их ложем.

Нау опустил руки, поглаживая ее по бокам, и почувствовал, как ее беспокойство отступает. В этой экспедиции многое пошло не так, как хотелось, но Чиви Лин Лизолет была его маленьким триумфом. Когда Нау опрокинул флот Кенг Хо, она была четырнадцатилетней девчонкой, преждевременно развившейся, наивной, своенравной. Девочку должным образом заразили мозговой гнилью. Ее можно было фокусировать, одно время Нау подумывал сделать ее игрушкой для тела.

Слава Чуме, что я этого не сделал.

Первые два года она много времени проводила в этой самой комнате и плакала. «Убийство» ее матери, совершенное Дьемом, сделало ее первым чистосердечным перебежчиком. Нау мегасекунды проводил, утешая ее. Поначалу это были просто упражнения в искусстве убеждения, с тем побочным эффектом, что Чиви могла повысить доверие к нему среди других коробейников. Но шло время, и Нау стал замечать, что девчонка куда опаснее и куда полезнее, чем ему поначалу думалось. Чиви большую часть своей жизни прожила на Вахте во время перелета от Триленда. Это время она использовала почти с фокусированной целеустремленностью, изучая механику конструкций, технологию жизнеобеспечения и практику торговли. Это было непонятно. Зачем какому-то ребенку давали столь специальную подготовку? Как и многие фракции Кенг Хо, Семья Лизолет имела свои секреты, свою собственную, внутреннюю культуру. На допросах он выжал вероятное объяснение из матери девочки. В Семье Лизолет время межзвездного перелета использовали для формирования тех девочек, которым предстоит править Семьей. Если бы все пошло по планам Киры Пен Лизолет, девочка уже была бы готова здесь, в системе, к новым инструктажам, и доминантой была бы полная ее преданность матери.

Оказалось, что таким образом девочка стала для Томаса Нау идеальным материалом. Молодая, талантливая и отчаянно ищущая, на кого обратить свою преданность. Он мог заставить ее работать Вахту за Вахтой без анабиоза, как приходилось заставлять самого себя. Она была отличным компаньоном на предстоящее время – и еще таким, который был постоянным испытательным стендом для его планов. Чиви была умна, и во многом ее личность все еще оставалась очень независимой. Даже и сейчас, когда улики насчет того, что на самом деле случилось с ее матерью и другими, были надежно уничтожены, можно было еще поскользнуться. Использовать Чиви – это было как опасный полет, как постоянное испытание нервов. Но здесь он, по крайней мере, понимал опасность и принимал меры заранее.

– Томас! – повернулась она прямо к нему. – Как ты думаешь, я когда-нибудь стабилизирую эти скалы?

Да, для нее естественно было об этом волноваться. Ритцер Брюгель – и даже более молодой Томас Нау – не поняли бы, что правильным ответом будет не угроза и даже не неверие.

– Да, ты что-нибудь придумаешь. Мы что-нибудь придумаем. Ты отдохни несколько дней, хорошо? На этой Вахте выходит из анабиоза старый Тринли. Пусть какое-то время скалы побалансирует он.

Смех Чиви звучал еще моложе, чем она выглядела.

– Ой, не могу! Фам Тринли! – Это был единственный участник заговора Дьема, который вызывал у нее больше презрения, чем гнева. – Помнишь, как он последний раз их уравновешивал? Говорит он громко, но начал очень робко. И раньше, чем он сообразил, скалы ушли на три метра от точки L1. Тогда он ускорился слишком сильно, и…

Она снова расхохоталась. Самые странные вещи могли вызывать смех у этой юной коробейницы. Еще одна ее загадка, которая его до сих пор занимала.

Лизолет на секунду замолчала, а когда она заговорила, то удивила предводителя.

– Да, может, ты и прав. Всего четыре дня. Я так организую, что даже Тринли много вреда принести не сможет. Мне надо отойти в сторону и обдумать все заново. Может быть, все же можно сварить блоки водой. К тому же на этой Вахте папа проснется. Я хочу немного с ним побыть.

Она вопросительно посмотрела на Нау, неявно прося освобождения от обязанностей.

Хм. Иногда манипулирование оборачивается не так, как ожидалось. Он бы поставил тридцать против одного, что она не примет его предложение. Я могу еще переиграть. Можно согласиться с такой неохотой, что она устыдится. Нет. Не стоит, по крайней мере, не в этот раз. А если не запрещаешь, то будь чистосердечно щедр, давая разрешение.

Он притянул ее к себе.

– Да! Даже тебе надо научиться отдыхать.

Она вздохнула и улыбнулась чуть-чуть лукаво.

– О да, но я уже научилась.

Она опустила руки вниз, и какое-то время никто из них не говорил ни слова. Чиви Лизолет все еще была неуклюжим подростком, но она училась. А у Томаса Нау на ее обучение были впереди еще годы и годы. У Киры Пен Лизолет столько времени не было, и она была взрослой и сопротивляющейся. Нау улыбнулся, когда вспомнил. О да. Хоть и по-разному, но и мать, и дочь хорошо ему послужили.

Али Лин не родился в Семье Лизолет. Он был внешним приобретением Киры Пен Лизолет. Он был один из триллиона, гений во всем, что касалось парков и живых существ. И он был отцом Чиви. И Кира, и Чиви очень его любили, хотя он никогда не мог бы быть тем, чем была Кира и чем стала бы когда-нибудь Чиви.

Для эмергентов Али Лин был очень важен, может быть, так важен, как мало кто из фокусированных. Он был один из немногих, имевших лабораторию за пределами Хаммерфеста. Он был один из немногих, за кем не было неусыпного надзора Анне Рейнольт или одного из младших менеджеров.

Сейчас они с Чиви сидели на верхушках деревьев в парке Кенг Хо, играя в медленную и терпеливую игру с «жучками». Она была здесь уже 10 Ксек, а папа чуть дольше. Он поручил ей найти отличия ДНК в штамме мусорных пауков, выведением которого был занят. И даже сейчас он доверял ей эту работу, лишь проверяя результаты примерно раз в килосекунду. Остальное время он был занят осмотром листьев и мечтательным размышлением о том, как выполнить проекты, порученные ему Анне Рейнольт.

Чиви посмотрела под ноги, на парковую подстилку. Деревья – это были цветущие амандоры, выведенные для микрогравитации тысячи лет назад людьми, подобными Али Лину. Листья уходили вниз так густо, что орлиное гнездо Чиви с отцом было почти не видно из теней внизу. Даже без гравитации направление ветвей и голубое небо придавали парку ориентацию. Самыми большими настоящими животными здесь были бабочки и пчелы. Чиви слышала пчел, видела время от времени ломаную траекторию их стремительного полета. Бабочки были повсюду. Вариации микротяготения были ориентированы по искусственному солнцу, и потому полет бабочек давал посетителю еще одно психологическое подтверждение понятий верха и низа. Сейчас в парке, формально закрытом на обслуживание, других людей не было. Вообще-то насчет обслуживания было неправда, но Томас Нау ее на этом не ловил. На самом деле парк стал просто слишком популярным, и эмергенты любили его не меньше людей Кенг Хо. Настолько много бывало здесь народа, что Чиви стала обнаруживать отказы системы; мусорные паучки не успевали всюду.

Она посмотрела на лицо отца (мысли его были не здесь) и улыбнулась. В определенном смысле действительно идут работы по обслуживанию.

– Вот тебе последние различия; это то, что ты ищешь, па?

– А? – Отец не поднял глаз от работы. Потом вдруг, кажется, до него дошло. – В самом деле? Давай посмотрим, Чиви.

Она передала ему список.

– Видишь? Здесь и вот здесь. Соответствие кода, которое мы ищем. Воображаемые диски изменятся именно так, как ты хочешь.

Папа хотел усилить метаболизм, не теряя границ популяции. В парке у насекомых не было бактериальных врагов; борьба за существование велась среди геномов.

Али взял у нее список. Ласково улыбнулся, почти поглядев на нее, почти заметив.

– Хорошо, ты очень правильно проделала фокус с мультипликатором.

Эти слова были ближе всего к тому, что могла Чиви Лин Лизолет вспомнить из прошлого. В возрасте от девяти до четырнадцати Чиви проходила обучение Лизолетов. Одинокое это было время, но мама была права. Чиви прошла долгий путь взросления, научилась быть одна в великой тьме. Она изучила системы жизнеобеспечения, которые были специальностью ее отца, узнала небесную механику, на которой держались все конструкции ее матери, а больше всего узнала, как она любит быть возле других, когда они бодрствуют. Ее родители несколько из этих лет провели в анабиозе, разделяя обязанности по поддержке систем между ней и техниками Вахты.

Теперь мамы нет, а папа фокусирован, и его душа поглощена только одним: биологическим управлением экосистемами. Но в пределах фокуса он и она могли общаться. За годы после нападения они мегасекунды проводили в общих Вахтах. Чиви продолжала у него учиться. И иногда, когда они углублялись в тонкости устойчивости видов, иногда это бывало как раньше, в детстве, когда папу так захватывала его страсть к живым существам, что он, казалось, забывал о том, что дочь его – человеческая личность, и их обоих поглощали чудеса, значащие больше, чем они сами.

Чиви изучала различия – но в основном наблюдала за отцом. Она знала, что он уже близок к окончанию работы с мусорными пауками – по крайней мере, своей части проекта. Долгий опыт подсказывал ей, что тогда будет несколько мгновений, когда Али будет доступен общению, когда его фокус будет искать, на что новое себя направить. Чиви про себя улыбнулась. У нее такой проект есть. Это почти то, что Нау и Рейнольт хотят для папы, так что перенаправить его будет можно, если правильно сыграть.

Реклама: erid: 2VtzqwH2Yru, OOO "Литрес"
Конец ознакомительного фрагмента. Купить полную версию книги.