книжный портал
  к н и ж н ы й   п о р т а л
ЖАНРЫ
КНИГИ ПО ГОДАМ
КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЯМ
правообладателям
Лотос-блюз

Кристина Ульсон

Лотос-блюз

Часть I

“Речь о моей сестре…”

РАСШИФРОВКА ИНТЕРВЬЮ

С МАРТИНОМ БЕННЕРОМ (М. Б.)

ИНТЕРВЬЮЕР: ФРЕДРИК УЛАНДЕР (Ф. У.), независимый журналист

МЕСТО ВСТРЕЧИ: номер 714, “Гранд-отель”, Стокгольм

М. Б.: Насчет истории, которую я собираюсь рассказать. Сразу предупреждаю: вы мне не поверите. Ясно? Только меня это, если честно, не колышет. Я просто должен рассказать, что со мной случилось. От начала и до конца. Должен выложить все.

Ф. У.: О'кей, я вас выслушаю. Ведь за это и платил. Я не полицейский и не судья. Буду молчать и слушать.

М. Б.: Надеюсь. Важно, чтобы вы все выслушали, а главное, записали. чтобы моя история сохранилась. Иначе весь наш разговор не стоит ломаного гроша. Понятно?

Ф. У.: Само собой. Потому я и здесь. чтобы выслушать вашу версию случившегося.

М. Б.: что значит – мою версию?

Ф. У.: Простите?

М. Б.: Вы сказали, что пришли выслушать мою версию случившегося. Стало быть, намекаете, что версий несколько. Моя и чьи-то еще. Но на самом деле других версий нет.

Ф. У.: О'кей.

М. Б.: Я ведь вижу, что́ вы думаете. что я либо глуповат, либо вообще псих. Но, уверяю вас, это не так.

Ф. У.: Может, не будем спорить о том, что я думаю и что не думаю. Давайте лучше начнем с самого начала. Итак, вы утверждаете, что стали жертвой заговора? что вас обвиняют в преступлениях, которых вы не совершали?

М. Б.: Вы слишком торопитесь.

Ф. У.: Вот как?

М. Б.: Вы сказали, надо начать с самого начала. А сами опережаете события. Ведь когда эта история началась, на скамье подсудимых сидел не я.

Ф. У.: Прошу прощения, тут вы, разумеется, правы. Но в таком случае рассказывайте. Как считаете нужным.

М. Б.: Извините, что я так придирчив к деталям. Но то, что вы напишете по окончании нашей беседы, будет самым важным за всю вашу жизнь.

Ф. У.: Не сомневаюсь.

(Молчание.)

М. Б.: Прежде чем мы начнем разговор, хочу предупредить еще об одном.

Ф. У.: Да?

М. Б.: Вы услышите самую что ни на есть шаблонную историю, шаблоннее просто не бывает.

Ф. У.: Правда?

М. Б.: Безусловно. Сплошные шаблоны. Нераскрытые убийства. Крупный наркобарон. Успешный адвокат, помешанный на сексе. И – барабанная дробь – очаровательный маленький ребенок. Словом, фильм хоть куда. Если бы не одна важная деталь.

Ф. У.: А именно?

М. Б.: Это не фильм. Все случилось на самом деле. здесь и сейчас. Прямо перед носом обыкновенных идиотов, которые ничегошеньки не заметили. И всё – да-да, всё! – было не тем, чем казалось на первый взгляд.

1

Ненастье принес с собой Бобби. Вообще-то дождь в Стокгольме – обычное дело. Но я точно помню: пока в моей жизни не воз ник Бобби, у нас светило солнце.

Так или иначе, шел дождь. Делать мне было почти нечего, да и не хотелось. Лето, скоро отпуск, и я запру контору. Мы с Люси поедем в Ниццу, будем купаться и загорать. Пить крепкие напитки и натирать друг друга кремом, чтоб не сгореть на солнце. Белла тем временем поживет у деда с бабушкой. Так что в дверь позвонили чертовски некстати. Наш с Люси ассистент Хельмер впустил посетителя и провел ко мне в кабинет. Он остановился на пороге.

Я чую проблему сразу, с первой секунды. Увидев Бобби, я мгновенно заподозрил неладное. И дело не в том, как он был одет. И не в том, что от него воняло как от старой табачной фабрики. Нет, его выдал взгляд. Глаза смахивали на две старые пистолетные пули. Черные, как уголья.

– Вы по какому вопросу? – спросил я, даже не потрудившись снять ноги со стола. – Я скоро закрываю.

– Не раньше, чем поговорите со мной. – С этими словами он вошел в кабинет.

Я поднял брови:

– Кажется, я не приглашал вас зайти.

– Странно, – отозвался он. – А по-моему, приглашали.

Тут я снял ноги со стола и сел как подобает.

Он протянул руку через стол:

– Бобби Т.

Я рассмеялся прямо ему в лицо. Отнюдь не дружелюбно.

– Бобби Т.? – Я пожал ему руку. – Любопытно.

Вообще-то я хотел сказать: чертовски смешно. Ну кто в Стокгольме представляется как Бобби Т.? Хреновое имя хренового гангстера из хренового американского фильма.

– Когда я был маленьким, в нашем классе учились два Бобби, – сказал он. – Вот нас и звали Бобби Л. и Бобби Т.

– Вот как? Стало быть, два Бобби? Редкий случай.

Наверняка не просто редкий, но уникальный. Я старался не смеяться, и без того хватит уже.

Бобби молча стоял у моего стола. Я смерил его взглядом с головы до ног.

– Что было, то было, – сказал он. – Но если вам неохота говорить Бобби Т., то и не надо. Просто Бобби тоже сойдет.

Мысленно я опять вернулся в мир американского кино. Там Бобби был бы здоровенным чернокожим парнем с мамашей в папильотках и папашей, который грабил банки. А сам Бобби Т., старший из четырнадцати мальчишек и кудлатых девчонок, кадрил бы девиц, рассказывая, как водил младших ребятишек в школу, пока мамаша пила. На женщин подобная дребедень всегда действует безотказно. Жалеют они таких мужиков.

Но вернемся к реальному Бобби. Белобрысый. Тощий и потрепанный. Волосы курчавые, жирные, кожа блестит. Что этому парню нужно?

– Давайте ближе к делу, – сказал я, поскольку посетитель начал мне надоедать. – Я, знаете ли, не лгал, когда сказал вам, что скоро закрываю. У меня сегодня вечером свидание с чертовски горячей штучкой, так что надо успеть принять душ и переодеться. Понимаете?

По-моему, он совершенно не понимал. Мы с Люси иной раз забавы ради гадаем, когда люди последний раз занимались сексом. Бобби, похоже, не занимался им уже несколько лет. Я даже насчет онанизма не был уверен. Люси куда лучше меня наторела в подобных догадках. Говорит, что по нижней части ладони сразу видно, много ли мужчина онанирует.

– Я пришел не ради себя, – сказал Бобби.

– Вот как, – вздохнул я. – А ради кого? Ради папаши? Или мамаши?

Или дружбана, который вовсе не хотел избивать тетку, ограбленную на прошлой неделе?

Этого я не сказал.

Научился держать язык за зубами, когда надо.

– Речь о моей сестре, – сказал Бобби.

Он беспокойно переступил с ноги на ногу, взгляд его впервые стал мягче. Я легонько хлопнул ладонями по столу и стал ждать, надеясь, что мой вид выражает терпеливость.

– Даю вам десять минут, Бобби Т., – сказал я.

Пусть не думает, будто времени у него сколько угодно.

Бобби несколько раз кивнул. Потом без приглашения уселся на один из стульев для посетителей.

– Я все расскажу, – начал он, будто я проявил интерес к его истории. – Я хочу, чтобы вы ей помогли. В смысле, моей сестре. Хочу, чтобы вы доказали ее невиновность.

Как же часто адвокат по уголовным делам слышит такое! Люди загоняют себя в самые что ни на есть сомнительные ситуации, а потом просят помощи, чтобы оттуда выбраться. Но все обстоит иначе. Роль адвоката – моя роль – заключается не в том, чтобы вместо ада отправлять народ в рай. Моя задача – проследить, чтобы те, кто выносит окончательное решение, выполнили свою работу как полагается. И чаще всего так и бывает.

– Вы имеете в виду, ее обвиняют в совершении преступления? – спросил я.

– Не одного. А нескольких.

– Ну хорошо, ее обвиняют в нескольких преступлениях. Но разве у нее нет защитника?

– Был. Только он свою работу не выполнил.

Я потер подбородок.

– Значит, она хочет нового адвоката?

Бобби покачал головой.

– Не она. Я.

– Простите, я что-то не понимаю. Вам самому нужен адвокат? Или вы полагаете, ей нужен новый?

– Последнее.

– Почему же вы хотите другого адвоката, а она нет? Лучше не навязывать людям, что именно им нужно. Большинство могут сами о себе позаботиться.

Бобби сглотнул, взгляд опять стал жестким, как раньше.

– Только не моя сестра. Она никогда не умела заботиться о себе. О ней всегда заботился я.

Стало быть, ответственный брат. Неплохо. В мире таких слишком мало. Или нету вообще.

– Послушайте, – сказал я. – Коль скоро ваша сестра дееспособна, вы не вправе вмешиваться и организовывать для нее защиту. Фактически вы оказываете ей медвежью услугу. Лучше пусть она сама решает.

Бобби наклонился вперед, облокотился о мой стол. Я не выдержал его дыхания и отодвинулся подальше. – Вы меня не слушаете, – вздохнул он. – Я сказал, моя сестра никогда не умела заботиться о себе. Не умела. Прошедшее время.

Я ждал, толком не зная, что будет дальше.

– Она умерла, – сказал Бобби Т. – Полгода назад.

Застать меня врасплох очень трудно, почти невозможно. Но Бобби Т. сумел. И от него не отмахнешься, он ведь не пьян и не под кайфом.

– Ваша сестра умерла? – осторожно переспросил я.

Бобби Т. кивнул, явно обрадованный, что я наконец-то понял.

– Тогда вы все-таки должны объяснить, зачем пришли сюда. Покойникам защитники не требуются.

– Моей сестре нужен защитник. – Голос у Бобби дрогнул. – Какая-то сволочь ложными обвинениями разрушила ее жизнь, и я хочу, чтобы вы помогли мне это доказать.

Настал мой черед покачать головой.

Тщательно подбирая слова, я сказал:

– Бобби, вам надо обратиться в полицию. Я адвокат и расследованием преступлений не занимаюсь. Я…

Бобби треснул кулаком по столу, и я невольно подскочил.

– Да мне по барабану, чем вы там, по-вашему, занимаетесь. Послушайте-ка меня. Я уверен, вы поможете моей сестре. Потому и пришел. Вы же сами говорили, я слышал. По радио.

Я удивился:

– Вы слышали, как я говорил по радио, что хочу помочь вашей сестре?

– Вот именно, вы сказали, что любой адвокат мечтает о такой подзащитной, как она.

Мало-помалу до меня дошло, о чем он толкует. И кто его сестра.

– Вы – брат Сары Техас, – сказал я.

– Телль! Ее фамилия Телль!

Горячность в его голосе заставила меня отпрянуть. Он поспешно сменил тон, повторил:

– Вы сказали, что хотите помочь ей. Сказали по радио. Значит, вправду так думали.

Ах ты черт.

– Это было интервью по поводу актуальных уголовных преступлений. – Теперь я старался держаться дружелюбно. – Просто я неловко выразился. Глупо получилось. Дело вашей сестры было весьма необычным. Потому я и сказал, что это мечта любого юриста.

Я и сам толком не верил, что это правда.

Передо мной сидел брат женщины, которая созналась ни много ни мало в пяти убийствах, а потом, получив увольнительную, за день до суда сбежала от конвоя и покончила с собой.

– Я помню ваши слова, – сказал Бобби, – потому что слушал это интервью не один раз. Оно выложено в интернете. Да и справки о вас я навел. Вы умелый адвокат.

Надо же, каков льстец.

Умелым меня назвал.

С этим я, понятно, не мог не согласиться.

Умелый, но не настолько, чтобы воскрешать мертвых.

– Боюсь, вам придется примириться с реальностью. Вашу сестру обвиняли в очень тяжких преступлениях. И она созналась, Бобби. Глядя прямо в глаза дознавателю и прокурору, сказала, что всех этих людей убила именно она. Сначала двоих, когда работала няней в Техасе, в Штатах. Потом еще троих здесь, на родине, в Швеции. Улики были веские и остались таковыми. Вы уже ничего не можете для нее сделать.

Он долго молча смотрел на меня, потом наконец проговорил:

– Она лгала. Не убивала она этих людей. И у меня есть доказательства.

Я устало развел руками. И только затем сообразил, что́ следовало сказать с самого начала:

– Если у вас есть информация, указывающая на невиновность вашей сестры, вам надо идти в полицию. Немедля. Ведь это означает, что убийца кто-то другой и его необходимо остановить.

Когда я сержусь или нервничаю, ноздри у меня раздуваются. Как у коня. Люси сказала мне об этом чуть ли не сразу после знакомства и, если б видела меня сейчас, наверняка бы расхохоталась.

– Вы понимаете, о чем я говорю, Бобби? Вам надо идти в полицию.

Окаянный дождь барабанил по окну у меня за спиной с такой яростью, что мне казалось, еще немного – и стекло не выдержит.

Бобби, видимо, тоже нервничал.

– Я там уже был. Они меня не слушали. Ни когда Сара была жива, ни потом.

– Сходите еще раз.

– Да им начхать.

– Возможно, так кажется, но поверьте: они слушают. И если решают оставить ваш рассказ без внимания, то потому, что считают его неинтересным. И с этим вы должны примириться.

Бобби стремительно вскочил, даже стул опрокинул. Лицо его, до сих пор бледное, побагровело.

– Я никогда не примирюсь с тем, как они поступили с Сарой. Никогда!

Я тоже встал.

– Откровенно говоря, тогда я не знаю, что вам делать. Ведь я вам помочь не могу.

На секунду мне показалось, что сейчас Бобби вмажет мне в челюсть, но, похоже, он сумел обуздать бешенство. Потом расстегнул пиджак, достал из внутреннего кармана сложенный листок бумаги, протянул мне:

– Вот.

Я нерешительно взял листок, развернул.

– И что это? – спросил я, прочитав, что там написано.

– Доказательство ее невиновности, – сказал Бобби.

Я перечитал бумагу еще раз.

Вроде как билет, автобусный или железнодорожный. С английским текстом:

Houston to San Antonio

5.30 PM

Friday 8 October 2007

Я отчаянно старался подавить досаду. Нет у меня времени на подобную чепуху.

– Автобусный билет, который кто-то купил, чтобы отправиться из Хьюстона в Сан-Антонио в полшестого вечера в пятницу восьмого октября две тысячи седьмого года. Это и есть доказательство, что ваша сестра невиновна?

– Билет не автобусный, а железнодорожный, – сердито поправил Бобби, будто разница была принципиальной. – Как я погляжу, дело моей сестры вам пока не очень знакомо. В пятницу восьмого октября две тысячи седьмого года произошло первое убийство, в котором обвиняли Сару. Жертва скончалась в восемь вечера. В городе Галвестон, в Техасе. Но моя сестра не могла совершить это убийство, потому что ехала тогда на поезде в Сан-Антонио. У вас в руках ее билет.

Я не знал, с чего начать. Ведь билет ничего не доказывал. Она вполне могла отказаться от поездки железной дорогой. Если билет вообще ее.

– Где вы его взяли? – спросил я, помахав билетом.

– У подружки Сары, у Дженни. Она тоже работала няней. В том же городе, что и Сара. Она ходила с этим билетом в техасскую полицию, но они его не взяли. И в конце концов она переправила его мне, а я показал его нерадивому сестрину адвокату.

Ну что тут скажешь?

Да, я действительно не вникал в подробности дела Сары Телль, ознакомился с ним лишь в общих чертах. Улики против нее были очень веские. Материалов у обвинения хватало с избытком. Билет совершенно ничего не доказывал.

Но я понимал, что с пустыми руками Бобби отсюда не уйдет. Ему нужна надежда. Как и всем, кто переступает порог моей конторы.

И я поступил так, как поступаю обычно, когда нет иного выхода.

Солгал:

– Ладно, Бобби. Вот что мы сделаем. Оставьте мне билет и номер вашего телефона, а я обещаю вникнуть в вашу проблему. В конце недели, скажем в воскресенье, я вам позвоню и сообщу, намерен ли я работать с делом вашей сестры. И если решу, что не намерен, вам придется это принять. Согласны?

Я протянул ему руку.

Он долго колебался, но все же пожал ее.

– Согласен.

Записав на листке свой телефон, он наконец убрался из моей конторы. А сам я так и сидел со старым железнодорожным билетом в руках. О невиновности Сары Техас речи быть никак не может. И даже если она невиновна, это уже не имеет значения, ведь она мертва, нет ее в живых.

Я выдвинул верхний ящик стола, сунул туда билет.

Через час у меня встреча с Люси, а она наверняка не ляжет со мной в постель, если я не приму душ. Так что лучше поспешить домой.

Тут дверь конторы снова открылась – опять Бобби.

– Еще две вещи, – сказал он. – Во-первых, как я уже говорил, у Сары был адвокат. Только он свою работу не выполнил. Будете читать дело, сами увидите. Подкачал он.

– Почему вы решили, что подкачал?

– Он кой-чего знал, но никому не говорил. Знал про билет, который я вам дал. Ну и всякие другие вещи.

Терпеть не могу людей, которые говорят загадками. Терпеть не могу игры. Я играю с одной только Беллой. Ей четыре года, и она пока что верит в гномов.

– И что же, по-вашему, он знал?

– Потолкуйте с ним. Тогда и поймете. Больше я ничего не скажу.

Его риторика действовала мне на нервы, но я не стал продолжать спор.

– А что еще? Вы сказали, что хотите сообщить две вещи.

Бобби сглотнул.

– Мой племянник Мио. Он пропал в тот же день, когда сестра покончила с собой. Я хочу, чтобы вы его нашли.

Сара Техас была матерью-одиночкой. Полиция подозревала, что Сара убила своего маленького сына, а тело спрятала. По крайней мере, я знал, что дознание не выявило ни малейшей зацепки, указывающей, куда девался ребенок.

– Тут я должен провести четкую границу, – сказал я. – Это адвокатская контора, а не добровольное общество по розыску пропавших людей. Извините. Я обещал посмотреть дело вашей сестры, но с поисками ее сына, увы, помочь не могу.

– Одно связано с другим, – сказал Бобби. – Вы сами увидите. Это части одной истории.

Он повернулся, вышел и на сей раз уже не вернулся.

2

– Чтоб ты знал: сегодня я с тобой спать не собираюсь.

Ну почему женщины всегда так? Только мы сели и заказали напитки, а Люси уже решила испортить вечер.

– Когда шел сюда, о сексе я думал в последнюю очередь.

– Ах, Мартин.

– А что? Это чистая правда.

Принесли заказ, и я пригубил горький напиток. Джин с тоником, нестареющая классика.

На мою простенькую ложь Люси, понятно, не купилась. Она меня знает. Знает мужчин, знает, что у нас вечно на уме секс. Такова природа, и ничего тут не поделаешь.

– О чем же ты думал, если не о сексе?

– О Саре Техас.

Люси фыркнула, даже расплескала свой коктейль. Для начала она всегда пьет “космополитен”, а потом вино.

– Классный напиток.

Я почувствовал, как она расслабилась, улыбка потеплела. Пожалуй, секс все-таки состоится. В таком случае я непременно скажу Бобби спасибо, когда буду с ним говорить.

При мысли о новой встрече с Бобби я помрачнел. Жадно хлебнул джину с тоником и ощутил на плече руку Люси.

– Что-то случилось? – спросила она.

– После твоего ухода в контору заявился посетитель.

Я рассказал про Бобби, Люси слушала, глядя на меня во все глаза.

– Странно, – сказала она, когда я закончил. – Стало быть, у Сары Техас есть брат, который считает, что она невиновна.

– Большей частью так и бывает, – сказал я. – У преступников есть родственники, уверенные, что они ничего дурного не делали. Но…

Люси подождала.

– Да?

– Черт, Люси, что-то с этим парнем не так. Мало того, что он брат Сары Техас. Он еще и весьма задиристый. И уверенный.

– В Сариной невиновности?

– Да, отчасти, но еще и в том, что я соглашусь заняться ее делом.

Люси нахмурила брови:

– Так ведь Сара Техас умерла?

– Ну да, конечно. Причем уже несколько месяцев назад.

Газеты взахлеб писали о ней. О ее детстве в стокгольмском пригороде Бандхаген, об отце-алкоголике, который продавал ее своим дружбанам. Выступали ее учителя, рассказывали, какое горькое у нее было детство. Даже слезы проливали. Сокрушались, что раньше не позвонили в социальную службу.

– Я плохо помню эту историю, – сказала Люси. – Как ее в Техас-то занесло?

– Она там няней работала.

– Господи, кто берет в няни таких, как она?

– Что значит “таких, как она”? На бумаге любой может выглядеть классно. Вопрос скорее в том, как можно брать в няни девчонок, едва оставивших родной дом. Ведь в этой возрастной категории вряд ли есть люди, от которых мы обычно ожидаем родительских чувств.

Люси отпила глоток коктейля.

– Должно быть, она испытала огромное облегчение. Когда вырвалась из своей безумной семейки.

– Наверняка. – Я подумал о том же. – Печально только, что она не нашла новообретенной свободе лучшего применения, кроме как убить уйму людей.

Люси усмехнулась:

– Сухарь ты, Мартин.

– Ты тоже, детка. Потому и не можешь без меня. Я обнял ее за плечи, и она вырываться не стала. Когда-то мы были парой. Кажется, никогда я так не задирал нос, как в ту пору. Я, Мартин Беннер, сумел завоевать самую крутую юристку в Стокгольме, а может, и во всей Швеции. Люсию “Люси” Миллер. Полный улет.

Да, улет, только не особо надолго. И виноват, понятно, я, а не она. Как обычно, я поддался панике и начал спать с другими. Какая-то частица меня считает, что я не могу иначе. У всех свои недостатки. Одни рыгают после еды, другие не могут быть моногамными.

– Где сегодня Белла? – спросила Люси.

– С няней, – коротко ответил я.

– Кстати, как насчет доверить воспитание ребенка другому?

– Когда этот другой сам уже не ребенок. Сигне пятьдесят пять, отличный возраст для няни.

– Чепуха, ты нанял пожилую няньку по одной-единственной причине: знал, что не соблазнишься на секс с нею.

Я допил остатки джина, делая вид, будто и не слышал.

– Будьте добры, еще один, – сказал я бармену.

– Ты по-прежнему не хочешь брать Беллу в Ниццу? – спросила Люси.

– Белла определенно в Ниццу не поедет. Побудет у бабушки с дедом. Самое милое дело.

Встречаясь со мной, люди в большинстве не подозревают, что у меня есть дети. Да у меня их и нет. По крайней мере биологических. И тем более запланированных. Белла – дочка моей сестры. Сестра и ее муж погибли в авиакатастрофе три с лишним года назад. Белле тогда было девять месяцев. Никто, включая меня самого, не помышлял о том, что Белла будет жить у меня. Все думали, ее возьмет в свою семью тетка по отцу. Но эта мерзавка сочла, что не сможет позаботиться о племяннице. У нее двое своих детей, и по отношению к ним будет несправедливо брать в семью еще одного ребенка. Муж ее думал так же: у них, мол, нет ни времени, ни средств воспитывать еще одного малыша. Осиротевшая девочка не вписывалась в их семейную идиллию. Дом слишком мал, машина слишком тесная.

На самом-то деле правду тогда сказала Люси: в сердце – вот где у них было слишком мало места.

И социальное ведомство решило отдать Беллу в приемную семью. Да не где-нибудь, а в Шёвде, у черта на куличках.

Помню, у меня аж пульс участился, когда я услышал об этом. Сам не знаю, как я добрался до социальной конторы – просто вдруг очутился там.

“Но мы же все обсудили, – сказала чиновница. – Тетя Беллы не хочет брать ее к себе. Вы тоже. А ваша мама, то есть бабушка Беллы, слишком стара. Как и дед и бабушка со стороны отца. Значит, придется доверить девочку кому-то другому. – Она ободряюще улыбнулась. – А у этой семьи многолетний опыт воспитания приемных детей. Они живут на превосходной ферме, где много домашних животных. Белле будет там хорошо”.

Перед моими глазами возникла яркая картина. Белла среди неотесанной деревенщины, учится доить коров. Черт побери, неужто тем все и кончится.

“Я передумал, – услыхал я собственный голос. – Она будет жить у меня”.

Тем вечером я плакал. Впервые за бог весть сколько лет. Ведь даже на похоронах сестры ни слезинки не уронил. Потом я пошел к себе в кабинет и вынес оттуда всю мебель. Покрасил стены в желтый цвет и нанял рабочих заново отшлифовать полы. Спустя четыре дня Белла переехала ко мне. До тех пор я ни разу в жизни не менял пеленки. Никогда не подогревал бутылочку с жидкой кашкой. Фактически никогда не держал на руках такого крохотного человечка.

Мне все еще снятся кошмарные сны о том, как Белла поначалу кричала. Если б не Люси и не моя мама, я бы не выдержал того первого года. Но теперь понимаю, что дело того стоило. Порой так здорово поступать правильно.

Люси заказала бокал вина.

– Как будет хорошо уехать отсюда, – сказала она.

– Согласен, – кивнул я.

Я притянул ее поближе, вдохнул запах ее волос. Ладно, не хочет она спать со мной, ну и не надо, главное, чтобы не спала с кем-нибудь другим.

– Что будешь делать? – спросила Люси.

– Ты о чем?

– О Саре Техас и ее братишке.

– Что буду делать? Ясное дело, ничего. В смысле, что там сделаешь-то? Сара мертва. И она созналась, Люси. That's it[1]. Дело закрыто, думать тут не о чем.

– Но как же билет?

– А что билет? Всего-навсего билет на поезд. Он ничего не доказывает. К тому же выяснять такие подробности вовсе не моя задача. Это прерогатива полиции.

Люси молчала. Знала, что я прав. Меня удивило, что она вообще заговорила об этом.

– О чем ты думаешь? – спросил я.

– Ни о чем. Глупости всякие. Она, разумеется, была виновата. А если и нет, ты все равно прав. Разбираться в обстоятельствах – дело полиции.

Она отпила глоток вина.

А я обратил внимание на женщину в другом конце ресторана. Красотка, которой явно прискучил собственный кавалер. Она держала бокал в ладонях. Кольца нет. Я бы наверняка сумел ее охмурить, меньше чем за полчаса.

Люси проследила за моим взглядом.

– Ох, Мартин, ты совершенно невозможный.

– Да ладно тебе, я же просто смотрю. – Я поцеловал ее в щеку. – Что тут такого?

Люси обиделась.

– Допивай свой джин.

– Ты хочешь домой?

– Да, а ты поедешь со мной. Я передумала. Пожалуй, займусь с тобой сексом.

3

Запомните: самый старый трюк – всегда самый действенный. Достаточно было посмотреть на другую женщину, и Люси немедля изъявила готовность заняться со мной сексом. Спустя час-другой, лежа нагишом рядом с Люси на полу в ее квартире, я опять поразился, до чего же легко всегда настоять на своем. В начале вечера она сказала “нет”, а потом все-таки согласилась.

Same old story[2].

Зазвонил мобильник. Мой.

– Мартин, ты должен приехать. У меня в подвале потоп.

Ну вот пожалуйста.

Мама звонит только затем, чтобы спросить, не надо ли ей присмотреть за Беллой, или когда ей нужна моя помощь. На ее просьбы у меня заготовлен стандартный ответ:

– Ты же знаешь, Марианна, я бы непременно помог тебе. Но никак не успеваю. Мне срочно надо к клиентке, я не могу бросить ее в беде. Позвони кому-нибудь еще, а я потом оплачу счет.

Чепуха, будто не становишься счастливее оттого, что богат. Деньги позволяют купить время, а значит, и свободу. Ну а кто свободен, тот и счастлив.

Кстати сказать, я никогда не называл свою маму мамой. Ее имя – Марианна, и называть ее иначе нет оснований.

Закончив разговор, я заметил, что Люси смотрит на меня.

– Не очень-то любезно.

– Поздновато уже. Пора домой, сменить няню на дежурстве.

Я встал с пола, потянулся.

– Если хочешь, могу поехать с тобой, – сказала Люси. – Переночую у тебя, а утром отвезу Беллу в садик.

Я натянул трусы и брюки.

– Детка, это неудачная идея.

Мы оба знали почему. Потому что Белла не должна видеть нас вместе слишком часто. Не хочу я, чтобы она подумала, будто мы на самом деле пара.

– В другой раз, ладно?

Люси ушла в ванную и закрыла за собой дверь. Потом пустила воду в умывальнике. Чтобы я не слышал, как она писает. Вот идиотизм.

Но куда больше идиотизма было в том, что я продолжал размышлять о Саре Техас. И о Бобби.

Она созналась в пяти убийствах. И ведь все это отнюдь не какое-нибудь дурацкое киношное реалити-шоу. Существовали улики. Сара назвала точное время и даты. Рассказала, где находятся орудия убийства, в тех случаях, когда они были. А в других случаях сообщила иные детали, о которых никто, кроме убийцы, знать не мог.

И все же во мне смутно шевелилось сомнение.

Этот чертов билет. Мог ли он что-то доказать? Он же анонимный, имя человека, который им пользовался, не указано.

Бобби сказал, что получил его от подружки сестры, от Дженни. Бобби. Опять же стрёмное имечко. Проблемное. По крайней мере в Швеции. Бобби и Сара. Я помню фотографии, которые видел в газетах. Она нисколько не походила на брата. Хотя это, конечно, никакой роли не играло. Я и сам не очень-то походил на мою сестру. Отцы у нас разные. Мой – чернокожий, родом из США. Из Техаса, если точно. А сестра была такая же белая, как мама. Ее отец родом из Селена[3]. Правда-правда. А я и не предполагал, что там кто-то живет.

При мысли, насколько по-разному выглядели мы с сестрой, я улыбнулся. Когда я первый раз привез малышку Беллу в детский сад, воспитательницы обалдели. Я сразу заметил, хоть они и промолчали. Как у долговязого негра может быть такой крошечный белый ребенок?

Сара Техас. Ясное дело, фамилия у нее не Техас, а Телль, как и сказал ее брат. Прозвищем Техас ее наградили газетчики. Ведь именно в Техасе она убила своих первых жертв. Как охотник добычу.

Я вздохнул. Мне наверняка не устоять, знаю. Сяду и прочту все, что только смогу найти про Сару Техас, ночь напролет глаз не сомкну, если понадобится. А на рассвете буду тереть глаза и усну прямо за письменным столом. Чары разрушатся, как только проснется Белла. Злой и помятый, я повезу ее в садик, а потом буду ждать воскресенья, чтобы позвонить Бобби и сообщить о своем решении: дело его сестры, разумеется, интересное, но не для меня.

Потому что ее нет в живых.

Потому что я не частный детектив.

Потому что на дворе лето и у меня скоро отпуск.

Только одну сказанную Бобби фразу я не мог отбросить с такой же легкостью. Что адвокат Сары не выполнил свою работу. Что он “кой-чего знал”.

Люси вышла из ванной. Обнаженная и красивая. Непостижимо, что когда-то она вправду была моей. – Ты не помнишь, кто защищал Сару Техас? – спросил я.

Люси рассмеялась, подняла с полу свои трусики. – Так я и знала, что ты этого не оставишь.

– Да ладно, просто мне любопытно.

– Понятно. Ее делом занимался Тур Густавссон.

Я присвистнул. Старина Густавссон, а я-то напрочь запамятовал.

– Он вроде недавно вышел на пенсию?

– В декабре прошлого года, сразу после смерти Сары, – сказала Люси. – Ты пропустил его проводы, потому что вы с Беллой на те выходные ездили в Копенгаген.

Я поймал себя на том, что расплылся в улыбке, когда Люси напомнила о поездке в Копенгаген. Поездка была замечательная. Только мы вдвоем – Белла и я. Во второе воскресенье адвента мы с Беллой самолетом отправились в Данию и остановились в отеле на побережье. Пожалуй, именно тогда я впервые осознал, что дети со временем меняются. Постепенно подрастают. Глупо, но почему-то я удивился, когда за обедом в ресторане Белла ела по всем правилам. Могла сказать, что ей нравится, а что нет. Я пил вино, а Белла – лимонад. Когда мы возвращались в отель, она шла сама. Никаких колясок, никаких “на ручки”. Идти, конечно, было не особенно далеко, но я все равно испытывал гордость. И в то же время жутко загрустил. Потому что сестра умерла, когда Белла была совсем крошкой. Потому что тот, кто взял на себя заботу о Белле, то есть я, знать не знал, что она умеет есть сама.

После этого я дал себе слово проводить с девчушкой побольше времени. И сдержал обещание.

Воспоминания согрели меня, а затем на глаза едва не навернулись слезы, и я несколько раз моргнул.

– Проводы были донельзя унылые, – сказала Люси. – Густавссон произнес длиннющую речь, до бесконечности рассуждал о том, сколько всего он сделал за годы своей карьеры.

– И о Саре Техас упомянул?

– Нет, и это чертовски странно. Ведь фактически ее дело – самое крупное из всех, с какими он работал. Наверно, он считал его неудачей. Она же умерла.

Что правда, то правда. Помню, я удивился, увидев, что газеты цитируют Густавссона. Почему Сара выбрала себе в защитники одного из лучших столичных адвокатов, раз все равно решила сознаться, а потом, еще до суда, покончить с собой?

– Вызвать такси? – спросила Люси.

Я заправил рубашку в брюки.

Выглянул в окно – дождь. Что же, так теперь и будет? Дождливо и мокро.

– Да, пожалуй, – ответил я.

Немногим позже я сидел в такси. Позвонил маме и спросил, как там с потопом. Сантехник уже выехал.

4

Когда я приехал домой, няня Сигне сидела на кухне, пила кофе.

– Спокойный был вечер? – спросил я. Она улыбнулась.

– Вполне, никаких проблем.

Сигне делает все, чего не успеваю я, отец-одиночка, работающий полный день. Я отвожу Беллу в садик, а она забирает. Ходит в магазин и готовит. Когда Белла пойдет в школу, она и с уроками будет помогать. Убираться и гладить белье ей не нужно. Этим занимается уборщица.

Я уже говорил: деньги позволяют купить время, время же обеспечивает свободу. А свобода для человека – счастье.

Когда няня ушла, я заглянул в комнату к Белле. Девочка спала на спине, с открытым ртом. Розовое одеяло выглядело огромным, она словно потерялась под ним. Я тихо подкрался, немного откинул его. Так определенно лучше. Наклонился и легонько поцеловал Беллу в лобик.

Потом вернулся на кухню, достал бутылку виски. Пить виски меня научил дед, мамин отец. Всегда single malt[4], причем неохлажденный. Со льдом пьют только blended[5].

Деревянные половицы поскрипывали под ногами, когда я шел в библиотеку и закрывал за собой дверь. Нет лучшей сторожевой собаки, чем старые деревянные полы. Когда Белла прожила у меня год, я купил соседнюю квартиру и соединил ее со своей. Нам с малышкой требовалось пространство.

Я включил компьютер, плеснул себе виски.

Сара Техас.

Просмотрю кой-какие материалы, а потом лягу спать. Если Бобби нужен частный сыщик, пусть обращается к кому-нибудь другому.

Мысли перескочили на Тура Густавссона. Адвоката, который не выполнил свою работу. Который “кой-чего знал”.

Вот с этого и начну, подумал я. Завтра позвоню старине Густавссону. А потом звякну Бобби и скажу, что отказываюсь.

Вентилятор в компьютере тихонько урчал.

Пальцы пробежались по клавиатуре.

Сара Техас Телль.

Собственно говоря, какие секреты она унесла с собой в могилу?

Двадцать шесть. Столько лет было Саре Телль, когда она созналась в убийстве пяти человек. Трех женщин и двоих мужчин. В криминалистике ее назвали уникумом. После того как ее задержали и упрятали в СИЗО, начались долгие дебаты о том, считать ли ее серийным убийцей. Вот этого я не понимаю. Сара, безусловно, серийный убийца. Не будь она привлекательной молодой женщиной, никому бы в голову не пришло затевать эту дискуссию.

Мы, люди, очень не расположены верить в то, что выходит за рамки ожидаемого. Сара Телль не была красавицей, но в миловидности ей не откажешь. Черты лица тонкие, правильные, словно кукольные. Рост выше среднего женского, примерно метр восемьдесят. Если б не это, дело сочли бы еще более странным. Ведь было бы непонятно, как она сумела совершить свои преступления.

Объяснения убийствам она не дала. Во всяком случае в газетах я ничего не нашел. Минула полночь, в библиотеке становилось душновато. Виски казался мутным, спина занемела.

Я помнил то радиоинтервью, о котором говорил Бобби. Интервьюер, падкий до сенсаций репортер, спросил, что я думаю о Сариных шансах на оправдание. Иной раз мне задают подобные вопросы в связи с разными делами, потому что я – правда, очень недолго – служил в полиции. К тому же в Штатах. Насчет Сары Техас я сказал, что шансов на оправдание у нее нет, однако, как я полагаю, все люди, что бы они ни натворили, в ходе судебного разбирательства имеют право на защитника. На вопрос, мог ли бы я сам защищать Сару, я ответил именно так, как говорил Бобби: о деле Сары можно только мечтать. И я бы охотно ей помог.

Но чем, думал я сейчас, сидя за компьютером и читая одну за другой статьи о совершенных ею ужасных преступлениях. Сара Техас не выглядела как женщина в беде. Наоборот. Складывалось впечатление, что она была способна позаботиться о себе. На рисунках из зала суда она выглядела решительной. Бесстрашной и привлекательной. Невесть почему меня зацепило, что она носила очки. Серийная убийца с милым личиком, в очках и жакете. Одно с другим никак не вязалось. И не потому, что я страдал предвзятостью насчет того, кто в нашем мире совершает преступления. Сара Техас была парадоксом. И именно этим вызывала интерес. Именно из-за этого мне хотелось встретиться с нею.

Почти инстинктивно я потянулся за ручкой и бумагой. Быстро выписал несколько основополагающих фактов. Первое убийство она совершила в двадцать один год. Зарезала молодую женщину в Галвестоне, штат Техас. Годом позже она убила мужчину в Хьюстоне. Потом вернулась в Швецию. Третье убийство произошло вскоре после того, как у нее родился сын. Четвертое и пятое – когда мальчику было без малого три года.

Техасской полиции потребовалось около пяти лет, чтобы вычислить, что именно она убила женщину в Галвестоне и мужчину в Хьюстоне. Случай сдвинул тамошнее расследование с мертвой точки и заставил их обратиться к шведским властям с запросом о ее экстрадиции в США. Однако наши власти, разумеется, ответили отказом. Мы не экстрадируем людей в страны, где им грозит смертная казнь. Зато можем сами расследовать преступления, даже если они имели место за рубежом. Именно этим и занялась прокуратура.

Вот тогда и выяснилось, что Сара убила еще троих. Причем все три преступления числились в полиции нераскрытыми. И, вероятно, так бы и остались висяками, если бы о них не рассказала сама Сара.

Господи боже мой, ну почему люди так поступают?

Сознаются в трех убийствах, о которых никто даже не думал спрашивать. Это превосходило мое разумение.

Если не считать газетных статей, источник в принципе несерьезный, я, пожалуй, заметил еще несколько труднообъяснимых странностей.

Не было ни отпечатков пальцев.

Ни следов крови и слюны, ни волос, чтобы выделить ДНК.

Ни забытых предметов.

Ни свидетелей преступлений.

Однако она была знакома со всеми жертвами, пока они были живы. В подобных обстоятельствах такая деталь поневоле вызывает подозрения. А поскольку жертв оказалось ни много ни мало пятеро, причем убитых на двух континентах, обойти этот факт вниманием было просто невозможно. Вместе с тем речь шла отнюдь не о пяти близких друзьях Сары. Одна из жертв работала в гостинице, где она останавливалась. Другая была шофером такси, который ее подвозил. Такие отношения близкими не назовешь.

В итоге напрашивался один-единственный вывод: в шведском суде она избежала бы наказания, если бы не призналась и не представила вещдоки.

Я слегка покачал головой.

Почему люди так поступают? Потому что совесть нечиста? Потому что испытывают потребность рассказать?

Но Сара никогда не выказывала раскаяния. Никогда и ни у кого не просила прощения, не объясняла мотивы своих преступлений. Черт ее знает, что ею двигало.

Я устал, глаза щипало. Погасил настольную лампу, пошел в спальню и лег.

В деле Сары Техас что-то таилось.

Только я не знал, как к этому чему-то подступиться. Оно действовало мне на нервы.

Чертовски раздражало.

5

Снова лил дождь. Крупные, как черника, капли сыпались с неба прямо на мои волосы и на пиджак.

Люси улыбнулась, когда я появился на пороге.

– Ну и красавец! – Она быстро поцеловала меня. – Кстати, спасибо за вчерашний вечер.

– Тебе спасибо. Прекрасно, как всегда.

Адвокатскую контору мы с Люси открыли без малого десять лет назад. Оба мы были на рынке труда более или менее новичками, одинаково полными энтузиазма. Помнится, я видел в ней родственную душу. Она с увлечением делала все, за что бралась, да и сейчас такая же. Поначалу мы часто рассуждали о том, каких успехов достигнем и сколько сотрудников наймем. До найма сотрудников, правда, так и не дошло. Нас вполне удовлетворяла работа вдвоем, и привлекать новых людей мы не хотели. Исключением стал наш помощник Хельмер.

Кто-то из приятелей однажды спросил, как я умудряюсь работать бок о бок с женщиной, в которую некогда был так влюблен. Я вопроса не понял. И до сих пор не понимаю. Находиться рядом с Люси не составляло проблемы, ни раньше, ни сейчас. Больше того, для меня было бы настоящим ударом, если бы она собрала вещи и ушла.

– Ты выглядишь усталым, засиделся допоздна?

– Да нет. – Я подавил зевок.

– Ну-ну. Вокруг глаз круги – точь-в-точь как у панды. Признавайся: лежал в постели и читал про Сару Техас.

– Вовсе нет, – сухо ответил я. – Я читал сидя. Чертовски интересно, вообще-то.

– Могу себе представить, – сказала Люси. – Смазливая девчонка.

Я прошел к себе и едва успел закрыть дверь, как она снова открылась. Вошел наш помощник Хельмер.

– Какой-то сантехник звонил. Хотел перепроверить, на какой адрес прислать счет за ликвидацию потопа в подвале. Я сказал, что у нас нет подвала, и посоветовал посылать фиктивные счета кому-нибудь другому.

– В таком случае перезвони ему и извинись, – сказал я. – Потому что у нас, безусловно, есть подвал, где вчера случился потоп.

Хельмер недоуменно воззрился на меня. По-моему, такое с ним бывает слишком уж часто, но Люси он нравится.

– Не понимаю.

– А тебе и не надо понимать. Будь добр, перезвони. Пусть пришлет счет в контору.

Хельмер исчез, закрыв за собой дверь.

Не прошло и пяти минут, как я разыскал домашний телефон адвоката Тура Густавссона. Старикан был легендой. Пожалуй, не вполне заслуженно, но факт есть факт. Однажды ему довелось защищать очень успешного предпринимателя, которого обвиняли в убийстве жены. Как Густавссону удалось добиться его оправдания – загадка, но буквально за считаные секунды и суд первой инстанции, и верховный суд признали его невиновным. После этого всем захотелось работать с Густавссоном.

Но теперь он, стало быть, на пенсии. Сара Техас была его последним крупным делом. Надеюсь, на мой звонок он обижаться не станет. Нет на свете ничего хуже обиженных стариков, я так считаю.

Гудки, один за другим. Никто не отвечал. Я уже хотел положить трубку, когда послышался звонкий голос: – Алло?

Я прокашлялся от неожиданности, такая у меня дурацкая привычка.

– Мартин Беннер, – сказал я. – Из адвокатской конторы “Беннер и Миллер”. Мне бы Тура Густавссона.

Некоторое время царило молчание, потом голос произнес:

– Весьма сожалею, но Тур сейчас не может подойти к телефону.

Я разговаривал с женщиной. Эх, будь она передо мной, я бы наверняка заполучил Густавссона к телефону.

– Печально, – сказал я. – Ведь я звоню по довольно важному делу.

– Вы журналист?

Вопрос застал меня врасплох.

– Да нет, что вы, я не журналист. Адвокат, я ведь сказал. Простите, с кем имею честь?

– Гунилла Густавссон, невестка Тура. А какое у вас дело?

Я помедлил. Чутье подсказывало, что имя Сары Техас не откроет мне двери.

– Я звоню по поводу одного старого дела. С которым Тур работал… некоторое время назад.

На другом конце линии послышался вздох:

– По поводу Сары Техас?

Черт. Хочешь не хочешь, я подтвердил:

– Да.

– Ее дело совершенно измотало свекра, и я вовсе не желаю, чтобы вы говорили с ним об этом.

– Может быть, я, с вашего разрешения, позвоню, когда ему станет лучше? – спросил я.

– Думаю, не стоит. Видите ли, некоторое время назад у него случился тяжелый инсульт. А на прошлой неделе – инфаркт. Мало того, спустя два дня началось воспаление легких. Ему необходимо использовать буквально все свои силы, чтобы пойти на поправку. Иначе вообще неизвестно, выкарабкается ли он.

Голос у нее был ясный и сдержанный, но я отчетливо слышал скрытую тревогу. Неудивительно, учитывая то, что она рассказала.

– Конечно, – сказал я. – Передайте ему пожелания скорейшего выздоровления. Надеюсь, все обойдется.

Я встречал Тура Густавссона лишь несколько раз, но, возможно, он меня вспомнит.

– Спасибо, – сказала невестка. – Я передам, что вы звонили. А кстати, почему бы вам не позвонить Эйвор.

– Эйвор?

– Его помощнице. Вероятно, она сумеет ответить на вопросы о Саре Техас.

Я тотчас заинтересовался:

– А где мне найти Эйвор?

– Она вышла на пенсию одновременно со свекром. Живет в маленькой квартирке в Старом городе. – Невестка Тура продиктовала мне телефон. – Можете сказать ей, что номер вам дала я. Эйвор для нас почти член семьи. Она так восхищалась свекром.

Могу себе представить. Обыкновенная житейская история. За спиной любого успешного мужчины стоит женщина с мягкой улыбкой и тихонько предупреждает, что брюки у него коротковаты. В случае Тура Густавссона эту женщину звали Эйвор. В моем – она пока была безымянной. По крайней мере, ее точно звали не Люси.

Прежде чем связаться с Эйвор, я позвонил в детский сад Беллы. Утром, когда я уходил, малышка куксилась. И я хотел справиться, все ли спокойно.

– Сейчас она в полном порядке, – сообщила воспитательница. – Не забудьте завтра дать ей с собой еды. У нас экскурсия.

Экскурсия и еда – тут не соскучишься. Закончив разговор, я сразу же позвонил няне.

– Завтра Белле надо взять с собой в школу обед.

– Ты имеешь в виду что-нибудь поесть? И в детский сад, а не в школу.

– Ну да. Можешь сообразить вечером что-нибудь простенькое?

– Мартин, речь о том, чтобы сделать несколько бутербродов и купить воды.

– По-твоему, я должен сам?..

Няня молчала.

– Купи что-нибудь попить, а я приготовлю бутерброды, – сказал я.

Закончив и этот разговор, я сосредоточился на вещах поважнее дурацких бутербродов.

Эйвор. Давняя помощница Тура Густавссона. Сможет ли она помочь мне?

Она смогла. И – что куда важнее – хотела помочь. Встретились мы у нее дома. В маленькой, но сказочной квартирке. Словно из иллюстрированного еженедельника. Она наверняка не жалела сил, стараясь облагородить жалкие квадратные метры, на которых решила поселиться.

Эйвор провела меня на кухню и усадила на стул возле треугольного столика. Очевидно, здесь мы будем пить кофе.

– У вас, наверно, уйма дел, я ненадолго, – сказал я.

Имея в виду, понятно, что у меня самого дел выше крыши и мне недосуг распивать кофе с совершенно чужим человеком. Но Эйвор явно не понимала завуалированных намеков.

– Оставайтесь сколько нужно, – сказала она. – У меня времени предостаточно.

Господь даровал мне не то чтобы много талантов, однако наделил незаурядной способностью обаять женщин всех возрастов и культур. Вот и Эйвор не устояла. Сидя за столом, я внимательно слушал, а она дрожащим голосом рассказывала, как плохи дела с Туром Густавссоном и как все это печально.

– Видели бы вы его за работой, – сказала она. – Клянусь, время в суде останавливалось, когда он выступал с защитительными речами.

Я чуть не рассмеялся, но вовремя изобразил кашель.

– Я слыхал о Туре много хорошего. Он был рыцарь закона.

– Пока что он жив, – заметила Эйвор.

– Верно, Тур и сейчас рыцарь закона.

У них явно был роман. Вероятно, не один десяток лет. Эйвор с увлечением рассказывала обо всех тех годах, что работала у Густавссона помощницей. Осторожными маневрами я сумел ускорить ее рассказ, и мы наконец-то подошли к последнему большому делу Тура, к Саре Техас.

– Она ведь созналась, – сказала Эйвор. – Тур пытался ее урезонить, я точно помню. Но она уперлась. Мол, все должно быть по справедливости.

– Тур не сомневался, что она говорит правду?

– Нет, с какой стати? Улики были однозначны. Признания девушки подтвердились. Что ему было делать? Он оказывал ей необходимую поддержку, следил, чтобы в СИЗО с ней обращались по-хорошему. А… потом случилось то, что случилось.

– Она покончила с собой.

Эйвор легонько кивнула.

– Да. Тур очень сокрушался, когда узнал. Но это же не его вина. Я сто раз ему говорила.

Старинные мурские часы[6] тикали в углу. Дождь стучал по оконному стеклу, а я думал: чем я занимаюсь? Сижу, пью кофе у словоохотливой пожилой дамы. Что я, собственно, надеюсь от нее узнать? Эпохальную правду, которую она и Густавссон долгие месяцы утаивали?

Я гонялся за призраками.

Оттого что идиот, именовавший себя Бобби Т., приперся ко мне в контору и учинил переполох.

– Вы не знаете, Тур контактировал с братом Сары Телль?

Эйвор вздрогнула.

– С Бобби? О да. Он жутко злился на Тура, знаете ли. Кричал и ругался у него в кабинете.

– Почему?

– Парень втемяшил себе в голову, что его сестра невиновна.

– И у него были доказательства?

– Помню, как-то раз он явился в контору, размахивая билетом. Но Тур не желал слушать его бредни. И Сара тоже. Она запретила Туру разговаривать с ее братом, и потом Бобби к нам больше не приходил.

Вот это уже интересно. Значит, Сара прогнала брата, когда он попытался ей помочь.

– Как по-вашему, почему Саре было так важно, чтобы ее осудили за убийства? – спросил я.

– Она хотела обрести покой. – В глазах у Эйвор блеснули слезы. Она повертела в руках чашку. – Наверно, мы все этого хотим. Покоя.

Покой. Пожалуй, это самое странное, что я когда-либо слышал.

Кухня вдруг показалась мне холодной и промозглой. Кофе стал противным на вкус, и мне захотелось обратно в контору. Может, найдется повод еще раз навестить Эйвор, но сегодня я определенно потратил время зря.

– Спасибо, что согласились поговорить со мной. – Я поставил чашку в крошечную мойку.

– Это вам спасибо. Очень мило с вашей стороны заглянуть ко мне.

Будто я приходил ради нее.

Она проводила меня в переднюю, стояла и смотрела, как я обуваюсь. Вообще нам, шведам, пора с этим завязывать, незачем заставлять людей ходить в носках. Это же унизительно.

– Кстати, у меня на чердаке есть кой-какие материалы, которые вы, вероятно, были бы не прочь посмотреть, – сказала Эйвор.

Я вопросительно взглянул на нее.

– Насчет Сары Техас, – уточнила она. – Там всего одна коробка. Хотите взглянуть?

Я медлил. Неужели всерьез раздумываю, не потратить ли еще больше времени на это дохлое дело?

Хотя какого черта, раз уж я начал разматывать этот паршивый клубок, надо довести дело до конца.

– А что, с удовольствием, – сказал я.

Будто в ответ на мои слова, над крышей дома грянул громовой раскат.

– Тогда я сбегаю на чердак, принесу бумаги, – сказала Эйвор, надевая кофту. – Подождите здесь.

В ее отсутствие я ответил на несколько мейлов. Тоскливо сидеть одному в этой квартире.

Скоро Эйвор вернулась.

– Вот, давайте поглядим.

Тяжело дыша, она поставила коробку на пол и присела на корточки. Похоже, на чердак она поднималась пешком.

Руки у нее слегка дрожали, когда она открывала коробку.

Я стоял позади, заглядывая ей через плечо.

Бумаги, папки, какие-то блокноты. Многовато, чтобы просмотреть прямо здесь.

– Я бы охотно взял все это с собой, – решительно произнес я.

Она встала.

– Мне бы этого не хотелось.

– Я не смогу внимательно просмотреть и оценить такую уйму материала прямо сейчас, – сказал я и веско добавил: – А в чем проблема, если я возьму коробку с собой? Там ведь нет никаких секретов, неизвестных полиции?

Эйвор побледнела.

– Конечно, нет.

– Ну вот, – сказал я, нагнулся и поднял коробку. – Тогда я на время заберу ее.

6

– Слышь, Шерлок, что мы будем делать со всем этим?

Люси стояла на коленях возле картонной коробки, которую я привез от Эйвор.

– Понятия не имею. Завтра поглядим.

Сейчас у меня встреча с другим клиентом, а потом надо забрать Беллу из садика.

Иногда я сам заезжаю за Беллой. Чтобы унять нечистую совесть или под этим предлогом пораньше уйти из конторы. А иногда я просто-напросто скучаю по ней. Сегодня это был предлог уйти из конторы.

– Другой клиент? – сказала Люси, не глядя на меня. – У тебя что же, сейчас несколько клиентов?

Я прикусил язык.

Нет, не несколько. Клиент у меня только один, его-то я и собирался навестить в СИЗО. Или я всерьез подумывал заняться делом Сары Техас?

Я вполне отдавал себе отчет, что норовлю ввязаться в историю, которая мне не по зубам. И вместе с тем не мог остановиться. Люди думают, у нас, адвокатов, увлекательная работа, от которой постоянно зашкаливает адреналин. Ничего подобного. Интересные дела попадаются нечасто. А исключительные вообще такая редкость, что мы в принципе знать о них не знаем, пока они не попадают к кому-нибудь другому. Вот я и клюнул на визит Бобби. Волей-неволей.

– Завтра потолкуем, – сказал я.

Я отбросил мысли о коробке, привезенной от Эйвор. Все происходило чертовски быстро. Слишком быстро. Дело у меня сейчас только одно, а именно клиент, которого надо навестить в СИЗО, на нем-то и необходимо сосредоточиться.

– Вечером увидимся? – спросила Люси.

Странно. Вообще-то мы никогда не проводили вместе два вечера кряду. Это только сбивало с толку. Между нашими свиданиями сексуальную озабоченность приходилось удовлетворять с другими.

– Нет, – ответил я. – Надо поработать.

Вранье, и Люси это знала. Но мне не хотелось встречаться с нею. Достаточно того, что скоро мы вместе поедем в Ниццу. Марианна, моя мама, однажды попросила меня объяснить наши с Люси отношения. Я не сумел. Они такие, как есть. Марианна намекнула, что ей жаль Люси. Я рассердился: жалеть Люси – значит недооценивать ее. И сам я никогда так не поступал.

Из конторы в СИЗО я поехал на машине. Всего-то километра полтора, но погода – хуже некуда. Наша контора расположена у моста Санкт-Эриксбру, в одной из многоэтажных башен. Прекрасный вид из окон, высоченная аренда.

Я тогда ездил на “порше-911”. Потому что хотел и мог себе позволить.

“Быстрей!” – иногда говорила Белла, когда мы выезжали куда-нибудь за город.

Она знала, как быстро разгоняется “порше”, и любила, когда я газовал. С Беллой все будет хорошо, девочка знает, что важно в этой жизни.

Я неправильно припарковался на Бергсгатан и вбежал в дверь СИЗО с такой скоростью, словно удирал от погони.

Охранник хохотнул:

– Всю дорогу бегом, а?

– А что, рак свистнул?

Охранник снова усмехнулся и пропустил меня в помещение, где ждал клиент.

– Он целый день по вам скучал, – сказал охранник. – Вот и чудненько. – Я смахнул с плеч капли воды.

Дверь за мной захлопнулась.

Увидев меня, клиент явно вздохнул с облегчением. Мы поздоровались за руку и сели.

Поначалу мы решили, что этим красавцем займется Люси, но потом пришли к выводу, что он больше подходит для меня. Парень, ранее несудимый, признался, что неделю назад избил на Кунгсгатан другого парня. Избиение закончилось тяжкими телесными повреждениями. По словам клиента, в драку он полез спьяну, лучшего объяснения не придумал.

Все это я узнал от его прежнего адвоката. Обычно я терпеть не могу быть вторым, но на сей раз сделал исключение. Прежний адвокат – мой приятель, и от дела ему пришлось отказаться, так сказать, по причинам личного характера. Его дочка-подросток пыталась покончить с собой, и он взял отпуск, чтобы, как он выразился, разрулить проблемы. Жуткая история. Сам я с ужасом жду того дня, когда Белла станет взрослым человеком с настоящими проблемами. С настоящими проблемами, от которых мне никак не отвертеться.

– Я ознакомился с твоей историей, – сказал я. – Но охотно послушаю еще раз, из твоих уст.

Клиент начал рассказывать. Слова слетали с языка легко, будто он долго ждал возможности снова поговорить с кем-нибудь о том, как он все это себе подсудобил.

Они с дружками пошли в кабак. Решили отметить первое лето по окончании школы и собственную удачу: им всем посчастливилось найти работу. Мой клиент стал учеником паркетчика. Он оживился, рассказывая, какие возможности открывает такая профессия.

– Представляете, сколько денег можно заработать, – сказал он. – В перспективе я бы мог открыть свою фирму.

– Ну и как теперь? – спросил я. – Загремишь в тюрьму за тяжкие телесные, тем более что ты во всем признался и свидетели есть.

Парень сник.

– Да, теперь уж, понятно, ничего такого не светит. – Он сглотнул, поковырял заусенец на пальце. – Думаете, меня посадят?

Не голос, а едва внятный шепот.

Он был вконец перепуган.

Сколько раз я видел, как самые неисправимые юные преступники и те не могли держать фасон и ударялись в слезы, когда речь заходила о лишении свободы.

Но с этим парнем все было по-другому. Совсем по-другому.

Что-то в его истории не так.

– Расскажи-ка еще раз, – попросил я. – Вы, значит, с дружками вышли из кабака. Ты крепко поддал. Вот тут-то и появился приставучий малый, и тебе захотелось непременно его накостылять.

Клиент побледнел.

– Не просто приставучий. Он нас провоцировал.

– Как именно?

– Говорил всякое разное.

– А точнее?

– Не помню.

– Не помнишь? Но что сбил его с ног, помнишь?

– Ага.

Опять шепотом.

– Ладно, рассказывай дальше. Как ты его бил?

– Кулаком. По скуле. В висок. Он рухнул навзничь и треснулся головой.

То-то и скверно. Что малый упал и ударился затылком. С тех пор он лежит в больнице, да еще и эпилепсию заработал на всю оставшуюся жизнь. Н-да, невеселая история для кой-кого из участников.

Я заглянул в бумаги, которые прихватил с собой.

– Есть четверо свидетелей случившегося. Пять вместе с пострадавшим, но от травмы он потерял память. Первый свидетель – старикан, который толком не присматривался, но запомнил, что тот, кто свалил жертву, был в красной куртке. На тебе такой куртки не было. Второй и третий свидетели – твои собственные друганы. Оба утверждают, что не запомнили ни секунды происшедшего. Не помнят ни что было сказано, ни что ты ударил. А четвертый свидетель…

Мой клиент беспокойно заерзал.

– Тебе что, плохо? – спросил я, хотя спрашивать было глупо.

– Все о'кей.

– Ладно, тогда продолжим. Четвертый свидетель – твой дружок Расмус, и, в отличие от остальных, он помнит все, что слышал и видел. Его история полностью совпадает с твоей.

Я отложил бумаги в сторону.

– Он, должно быть, один из ближайших твоих друзей, – сказал я голосом, насквозь пропитанным иронией. – Горой за тебя стоит. Изо всех сил старается, чтобы ты угодил в тюрьму за серьезное преступление, которое может возыметь далеко идущие последствия на всю оставшуюся жизнь. Отличный парень.

Я наклонил голову набок и увидел в глазах клиента слезы.

– Давай сначала, – сказал я. – Рассказывай, как все было.

Он открыл рот, но я перебил:

– Хотя… хрен с ним. Расскажи, почему ты врешь.

Он хотел было ответить, но я снова перебил:

– И для ясности – не говори, что не врешь. Потому что ты врешь. Причем плохо.

Клиент выглядел усталым. Долго молча сидел на стуле, потом наконец заговорил. Я уже подумал, что победа за мной. Что он расскажет, как все случилось на самом деле. Но увы, этого не произошло.

– Я не вру, – сказал он.

Он словно бы вырос, произнося явную ложь.

– Не вру, – повторил он, на сей раз громче. – Я сбил этого чувака с ног. Но вовсе не собирался причинять ему такую травму.

Повисла тишина.

– Ну, тогда я не знаю, как тебе помочь. – Я развел руками.

Парень вызывающе смотрел на меня:

– Это не имеет значения. Так или иначе, я виноват. И теперь должен понести наказание.

Он заморгал и потупился, но я успел заметить страх в его глазах.

Однако страх был не тот, какого я ожидал. Не тот, что обуревает людей, которые боятся грядущего наказания. Совершенно другой. Не имеющий отношения к драке.

Я медленно собрал бумаги и сказал:

– Я еще вернусь.

Парень молча сидел на стуле, когда я уходил.

Страх в его взгляде не давал мне покоя.

Помоги мне, шептали его глаза. Помоги.

7

Я обещал Бобби связаться с ним самое позднее вечером в воскресенье на этой же неделе. Не знаю, почему я назвал именно вечер воскресенья, вообще-то я в эту пору не работаю.

Но как бы там ни было, надо решать.

В пятницу, закончив рабочий день, я взял под мышку полученную от Эйвор коробку и отправился домой. – Собираешься работать в выходные? – спросила Люси, увидев меня с коробкой.

– Хм, на неделе не нашлось времени поработать, как рассчитывал.

Что правда, то правда. Все свое время я ухлопал на клиента, взявшего на себя избиение, которого – я был совершенно уверен – он не совершал. Я тщетно перекопал весь доступный материал, пытаясь найти объяснение, почему он так поступил. Парень так и останется загадкой, пока не надумает изменить свою ситуацию. Надеюсь, он не станет тянуть с этим чересчур долго.

За коробку Эйвор я не брался намеренно. Я очень легко увлекаюсь. Действую слишком безрассудно и слишком торопливо. А так нельзя, если намерен провести серьезную работу. Потому-то я и отложил коробку. Чтобы посмотреть на эту историю более объективно. Минуло уже несколько дней, однако напряжение не отпускало. Что-то в деле Сары Техас требовало дальнейших раскопок. Железнодорожный билет, например. Вопрос только в одном: чем оправдать потраченное на Сару время. Бобби вряд ли сможет оплатить мои услуги, а уж государство тем паче.

– В случае чего звони, ладно? – сказала Люси.

– Разумеется, детка.

Снова лил дождь. Ну и погода! Мысли о Ницце уже не утешали. Я места себе не находил, история Сары Техас выбила меня из колеи. Дальше так продолжаться не может.

Белла ликовала, когда я пришел домой.

Сколько же любви способны подарить такие маленькие человечки. Подарить и одновременно потребовать взамен. Радость била через край, когда она повисла у меня на шее и, отчаянно болтая ногами, пыталась обхватить ими мою талию.

– Пятница! – распевала она. – Пятница!

Мы едва дождались, когда уйдет Сигне. А как только она ушла, сразу же включили громкую музыку и немножко расслабились перед ужином. Я плеснул себе виски, а Белла играла в куклы. Как и все ребятишки ее возраста, Белла не умеет бездельничать. Но мы над этим работаем. Уметь расслабиться очень важно. У мамы Беллы с этим обстояло не лучшим образом. Она считала, что достичь чего-то можно, только если работать как вол и вовсе не отдыхать. Видимо, так думают многие женщины. Вот почему мужчины вроде меня всегда их обходят. Ведь мы понимаем, что лучшая стратегия – пребывать в постоянном покое, чтобы развить титаническую энергию в тех крайне немногих случаях, когда есть возможность изменить свою жизнь.

Я хочу, чтобы Белла все это усвоила. Не желаю, чтобы, когда она вырастет, мужчины вроде меня могли ее обойти.

– Куда отправимся в воскресенье на поздний завтрак? – спросил я.

Детям нужны ритуалы. Взрослым тоже, но детям гораздо больше. И с тех пор, как Белла поселилась у меня, я старался их создавать. Одна из первых установленных мною традиций – каждое воскресенье завтракать в хорошем ресторане. Так повелось еще с тех пор, когда она была младенцем. Я человек разборчивый, и Белла со временем стала такой же. Следующая традиция сложилась сама собой, сразу после того, как Белла научилась говорить. Уже вечером в пятницу мы обсуждаем, куда пойдем в воскресенье. Что, кстати говоря, подводит нас к третьей традиции. Пятничный вечер мы с Беллой всегда коротаем вдвоем. А вот субботы проводим по отдельности. Я – со своими приятелями, Белла – с одной из бабушек или, в крайнем случае, с няней.

По крайней мере, такие у нас были традиции, пока все не пошло вразнос.

Короче говоря, Белла так сосредоточилась на кукле, которую усадила себе на колени, что сперва меня не услышала. Я повторил вопрос.

– Только не в “Бернс”, – ответила она.

Я согласился. “Бернс”, старое разбойничье логово, считался крутым лет двадцать назад. Но не теперь. А для людей, чутких к модным трендам, вроде нас с Беллой, такие моменты важны.

– Может, двинем в “Гранд-отель”? – предложил я.

– А может, лучше в “Хагу”? – сказала Белла. – Заодно и в парке погуляем.

Упомянув о прогулке, она просияла. У меня в груди потеплело. Девчушка явно была в восторге от своего замечательного предложения, и мне понравилось, как она радуется собственной блестящей идее.

– “Хага-Форум” – отличная идея, – кивнул я. – Ну а теперь я пойду готовить ужин.

Со стаканом виски я прошел на кухню.

Белла явилась следом, с куклой на руках.

– Что это за коробка? – Она показала пальчиком на картонку, которую я принес домой из конторы.

– Да так, ничего особенного, – ответил я.

Я не собирался открывать коробку, пока Белла не уснет. Не думаю, что маленьким детям надо приукрашивать жизнь, но есть пределы бедам, какие с ними можно делить. Белла отошла от коробки, придвинула стул к плите. Она любит смотреть, как я или няня готовим еду. – Бифштексы с картофелем, – сказал я. – Мясо куплено на Эстермальмском рынке. Здорово, да?

Белла весело улыбнулась. Она давно усвоила, что пережаренное мясо есть нельзя и что порошковые соусы – просто гадость.

– А Люси придет? – спросила она немного погодя.

Я оцепенел.

– Может, заглянет в воскресенье. Или завтра.

– Поедет с нами завтракать?

Я посерьезнел:

– Белла, мы же с тобой всегда завтракаем вдвоем. У нас такая традиция.

Белла кивнула и тоже посерьезнела.

– Вдвоем, ты и я, – сказала она, положив ручку мне на локоть.

Проснулся я, лежа на животе в кровати не по размеру. Ясное дело, в кровати Беллы. Читать на ночь сказки – затея никудышная. Негуманная по отношению к родителям. Она же обречена на провал. В этот раз я уснул, успев прочесть половину сказки. Сейчас только что минула полночь, и черт его знает, когда я вновь смогу заснуть.

Я осторожно выбрался из кровати. Даже не разбудил Беллу. Она что-то пролепетала во сне, я поправил одеяло и вышел из детской.

Чувствовал я себя слабым и одиноким. Вот так на меня действует ночь. Может, позвонить Люси?

Нет, не стану. Так будет лучше, и для нее, и для меня.

Я прошел на кухню, зажег верхний свет. Грязная посуда стояла на кухонном столе. Еда на тарелках засохла и уже припахивала. Я провел ладонью по волосам. Ладно, это подождет, нет у меня сил наводить порядок прямо сейчас.

Я уже собрался погасить свет, когда взгляд ненароком упал на коробку.

Сокровища Эйвор.

Well, а почему бы и нет? Кто сказал, будто надо дожидаться дня, чтобы приступить к разбору содержимого?

Я быстро составил посуду в мойку и водрузил коробку на стол. Невелика тяжесть, всего-то килограмм-другой. При мысли о том, что́ человек вроде Эйвор мог там прятать, я невольно улыбнулся. Наверно, ей ужасно недоставало прежней работы и жизни. Иначе зачем бы она стала хранить на чердаке старый хлам?

Сверху лежала до половины заполненная папка. На нее наклеен листок с надписью: “Остатки”.

Сердце у меня екнуло. Остатки? Я надеялся, что Эйвор не припрятала полицейские материалы. В противном случае все это совершенно не для меня.

В папке лежали разрозненные листы бумаги с рукописными заметками. Я со вздохом начал читать. Понадобится время, чтобы просмотреть все записи и осмыслить.

“Сара показала, какого примерно размера была клюшка для гольфа, которой она до смерти забила мужчину в Хьюстоне. Но какой формы и какой марки была клюшка, в точности сказать не могла”.

Одна из прелестных деталей, полный улет. Сара якобы до бесчувствия избила свою вторую жертву клюшкой для гольфа, а затем ею же размозжила ему голову. Отпечатков пальцев на клюшке не нашли. Их стерли.

Я стал читать дальше:

“Потом она сунула клюшку обратно в сумку. Примеч.: по всей вероятности, клюшка была деревянная, 3-а, марки “Пинг”. Принадлежала убитому. Чехол отсутствует. Сара говорит, что не помнит, снимала ли его, но криминалисты утверждают, что снимала. Почему она не хочет говорить, где он?”

Я отложил папку с ощущением беспокойства.

Такого рода детали – например, был ли снят после преступления чехол с клюшки, – это стандартные контрольные вопросы, на которые признавшийся в убийстве наверняка может дать ответ. Но Сара сказала, что “не помнит”. Это плохо. Очень плохо.

Под папкой я обнаружил пачку листочков для заметок, сколотых скрепкой. Их-то Эйвор зачем хранила?

На самом верхнем написано: “Купить печенья к кофе”.

На другом: “Розы для Мэрит”.

Мэрит – это жена Тура Густавссона. Значит, он велел своей помощнице, а попутно любовнице, покупать цветы для его жены. Очаровательно.

Лишь на последнем листочке я прочел кое-что интересное:

“Связаться с шерифом Стиллером, Хьюстон. Кто такой бойфренд Дженни?”

Я наморщил лоб. Имя Дженни не встречалось ни в одной из газетных заметок, какие я читал. Но откуда-то было мне знакомо.

Билет.

Бобби сказал, что получил билет от Дженни, подружки Сары. Может быть, речь о ней? Но почему тогда Густавссон интересовался ее бойфрендом?

Н-да, еще одной беседы с Эйвор не избежать, это ясно.

С любопытством я опять запустил руку в коробку. Пальцы нащупали тетрадь в твердом переплете. Кто-то перетянул ее резинкой и черкнул на листке: “Дневник Сары?” Не переставая удивляться, я снял резинку и открыл тетрадь. Почему же дневник Сары оказался у Эйвор? Он ведь должен лежать в полиции.

Кто бы ни вел дневник, этот человек явно стремился писать кратко. Всего несколько строчек за день. Во многих случаях даже даты не указаны. А большей частью записи, похоже, вообще делались два-три дня в неделю. Я выписал даты всех убийств. Ни одна из них в дневнике не встречалась.

Я положил дневник на кухонный стол и опять открыл папку.

Снова принялся читать заметки старика Густавссона.

И чем больше читал, тем сильнее горячился. Ведь совершенно очевидно, что Густавссон только отмечал неясности в рассказе Сары, но глубже в них не вникал. Пропавший чехол от клюшки – всего лишь одна из многих. Как он обошелся со своими сомнениями? Поговорил с прокурором? Или, может, с Эйвор?

Стоя с папкой в руках, я чувствовал, как во мне растет решимость. По всей вероятности, Бобби прав. Адвокат его сестры не выполнил свою работу. А ведь “кой-чего знал”.

Я решительно побросал все в коробку и пошел с ней к себе. Знал, что не смогу отложить дневник. Буду читать, пока не засну.

В субботу предстоит работа, а не отдых. Ведь, как я уже говорил, мне нужно принять решение.

Могу ли я в самом деле представлять покойного клиента?

8

Субботним утром я проснулся, лежа на спине, с Сариным дневником на груди. Белла молча стояла возле кровати. Проснувшись, она иной раз так делает: прокрадывается ко мне, стоит и смотрит на меня, пока я не открою глаза. Не очень-то приятно, не могу я привыкнуть к этой ее манере.

– Я хочу есть, – сказала она.

– И тебе доброе утро, – сказал я, отложив в сторону дневник.

Энергия вернулась ко мне в тот же миг, когда я коснулся переплета дневника. Перед тем как отрубился, я вычитал там много интересного. Уму непостижимо, почему полиция оставила дневник без внимания. – Голыш, – сказала Белла, когда я встал с кровати. – Сама такая, – отозвался я.

– Но я-то в пижамке. – Она подергала пижамную курточку.

– Не тяни, станет слишком большая.

Белла пожала плечами:

– Так и я тоже буду большая.

Я оделся и двинул на кухню.

– Фу, – сказала Белла, увидев вчерашнюю посуду.

Я согласился. Позавтракали мы перед телевизором. Белла смотрела детскую передачу, а я дочитывал последние страницы дневника Сары. Если дневник вообще ее. Что мне и предстояло выяснить в течение дня, как и многое другое.

– Давай одеваться – и в путь. К сожалению, сегодня мне надо немножко поработать.

– А где буду я? – спросила Белла.

Я улыбнулся:

– У бабушки, у маминой мамы.

Примерно через час мы были у Марианны.

– Что это шумит? – спросила Белла, когда мы стояли в маминой прихожей.

Поскольку Белла теперь моя дочка, а не сестры, я иной раз думал о том, не надо ли ей называть Марианну папиной мамой. Хотя, наверно, это только все запутает, а не упростит.

– Это вентилятор в подвале, солнышко, – сказала Марианна. – Понимаешь, тут на днях случился ужасный потоп, пришлось вызывать крепких ребят и вскрывать полы. Теперь они установили там вентилятор, чтобы все просушить.

– Наверно, можно оплатить за счет страховки дома? – спросил я, вспомнив про звонок по поводу счета.

– Наверно, – ответила Марианна. – По крайней мере я так думаю.

Она помогла Белле снять курточку.

– Чем сегодня займемся? – спросила Белла.

– Я думала, можно что-нибудь испечь, – сказала Марианна.

Иногда для Беллы совсем неплохо побыть у бабушки. Сам-то я вообще никогда не пеку. И няня тоже. Люси утверждала, что печет, когда включала вафельницу, но меня не проведешь: вафли – это не печенье и не пироги. Белла со мной согласна.

– Когда заедешь? – спросила у меня Марианна.

– Часиков в пять.

По моим прикидкам, времени хватит, чтобы сделать все запланированное.

– Поужинаете со мной? – спросила Марианна.

Об этом я как-то не подумал. Возможно, рассчитывал позвать к нам Люси, но больше никого.

– Вряд ли получится, – сказал я.

Марианна явно была разочарована.

– Мы видимся слишком редко, Мартин.

С этим я совершенно не согласен.

– Спасибо, что согласилась присмотреть за Беллой, – сказал я и ушел.

Садясь в машину, я видел, что Белла с Марианной стоят у окна и глядят на меня. Но только Белла помахала рукой, когда я завел мотор и поехал прочь.

Как я и подозревал, назначить новую встречу с Эйвор не составило труда. Я намекнул, что содержимое коробки вызвало новые вопросы, и она сразу же согласилась принять меня.

– Вы привезете коробку? – спросила она.

– Она мне потребуется еще некоторое время, – ответил я.

Эйвор ждала иного ответа, но, увы, случается и так. – Сегодня вы выглядите совершенно по-другому, – сказала она, открыв дверь.

Я был в зеленой рубашке и коричневых брюках. И когда заходил к ней в прошлый раз, само собой, выглядел совершенно по-другому.

– Сегодня суббота, – сказал я. – На досуге я выгляжу вот так.

Мы опять устроились за ее кухонным столиком.

Я сразу заговорил о деле, рассчитывая сэкономить время.

– Прошлый раз я спросил, не возникало ли у вас с Туром мысли, что Сара Телль невиновна. И вы ответили “нет”.

Эйвор посерьезнела:

– Разумеется.

– Разумеется, – повторил я. – И тем не менее в коробке, которую вы мне дали, обнаружилась папка с надписью “Остатки”. Если прочитать собранные там заметки Густавссона, становится ясно, что многое в Сариных признаниях вызывало у него сомнения. То, что она, по идее, должна была знать, но не знала. Например, куда подевался чехол от клюшки для гольфа, которой было совершено убийство в Хьюстоне.

Ох уж это красноречивое молчание, возникающее, когда собеседник не может дать вразумительного ответа. Эйвор долго обдумывала, что́ сказать. В глубине души я даже сочувствовал ей. Ведь защищать работу Густавссона вовсе не ее задача. При желании она может послать меня куда подальше. Но она этого не сделала, лояльность к старому шефу не позволяла.

– Я и не знала, что эта папка тоже там, в коробке, – сказала она. – Глупо, конечно. Поймите, рассказ Сары не во всем был таким подробным, как хотелось бы. Но… она сказала достаточно. Да и кто помнит случившееся несколько лет назад во всех подробностях?

Конечно, что верно, то верно, однако речь идет не о будничных происшествиях, а о серии умышленных убийств. В таких случаях память, по идее, должна бы работать иначе.

– В коробке есть еще и тетрадь, – сказал я, – на которой вы или кто-то другой написали “Дневник Сары?”. Как он оказался у вас?

– Мы получили его от Сариной подруги. Точнее, от Бобби, а он – от этой подруги.

– От Дженни?

Эйвор оживилась:

– Вы ее знаете?

Я покачал головой:

– Просто предположил. Потому что в расследовании фигурировала некая Дженни, которая утверждала, что у нее есть билет, доказывающий, что Сара не могла убить ту женщину в Галвестоне.

По лицу Эйвор никак не скажешь, о чем она думает. А сам я удивлялся, почему Бобби не упомянул про дневник.

– Значит, Дженни передала Бобби и дневник, и билет, – осторожно сказал я. – И что же вы думали насчет этих вещей?

Эйвор пожала плечами:

– Тур считал, думать там особо не о чем. Билет сам по себе ничего не доказывал, Дженни могла взять его где угодно. А дневник… Сара его своим не признала. Кстати, и билет тоже. Вы читали дневник?

Я кивнул:

– Кто бы ни вел этот дневник, он, по всей видимости, неврастеник. Записи короткие и едва ли не эпизодические. Большей частью без даты. Но, судя по почерку, сделаны одним лицом, так мне кажется. Вы не проводили почерковедческую экспертизу?

Эйвор рассердилась:

– А с какой стати? Совершенно без надобности, она же сказала, что дневник не ее.

– Верно, но, учитывая содержание записей, я бы просто из любопытства проверил, на всякий случай.

Эйвор дневник не читала, ежу понятно. Неловкая ситуация: мы оба украдкой прощупывали друг друга, и это плохо. Она ушла в защиту, слышать не хотела, что они где-то напортачили или могли что-то сделать иначе. Лично я вообще-то хотел поговорить напрямик, без обиняков.

– В частности, из записей ясно, что у их автора раньше был бойфренд, который, когда они расстались, повел себя весьма агрессивно, – сказал я. – Автор дневника боялась его. Хотя он жил вроде бы в Швеции, а она – в Хьюстоне. Кроме того, несколько раз упоминается некто по имени Люцифер. Он тоже как будто бы не поленился отправиться в США, чтобы устраивать ей проблемы. Или, может, он американец и все время жил в Штатах, тут ясности нет.

Ножки стула скрежетнули по полу, когда Эйвор встала.

– Я помню, Тур говорил об этом. Но опять же… что это доказывает? Ничего. А что до Люцифера… Нельзя же принимать такие вещи всерьез. Сара отнеслась к этим записям с пренебрежением. И мы последовали ее примеру. Вдобавок весьма любопытно, почему дневник Сары оказался у Дженни.

Важный вопрос. И разумного ответа на него у меня не было.

– Сара и Дженни были близкими подругами?

– Если спросить Дженни, она скажет “да”. А вот Сара сказала бы, что нет. Обе они работали нянями в одном районе Хьюстона. Хайтс, так он вроде бы называется. По словам Сары, Дженни всегда больше стремилась дружить с нею, чем сама Сара – с Дженни.

– Где Дженни теперь?

– Осталась в Техасе. Вышла замуж за какого-то предпринимателя. Теперь у нее свой ребенок и своя няня.

В голосе Эйвор сквозила снисходительность, которая не вызвала у меня симпатии, но я промолчал. Для меня это прозвучало так, будто из двух девчонок именно Дженни сумела выбиться в люди.

– Давайте поглядим, правильно ли я все понял. Сара и Дженни познакомились в Техасе шесть лет назад. В прошлом году Саре предъявили обвинение в пяти убийствах, и вдруг с другой стороны Атлантики примчалась Дженни со старым билетом и дневником, которые свидетельствуют, что Сара может быть невиновна.

– Она не примчалась, – сказала Эйвор. – Она позвонила. И с кем-то прислала эти вещи. Прислала их Бобби, а он принес нам.

– Но вы с Туром показывали полиции билет и дневник?

Эйвор беспокойно поерзала на стуле.

– Конечно, показывали. Но они не заинтересовались.

Зато заинтересовался я. Бобби не ошибся. В деле Сары действительно хватало разрозненных нитей, которыми не мешало бы заняться. Только вот полиция явно на них наплевала. В дневнике упоминались кое-какие вещи, почему-то оставленные ими без внимания.

– Последний вопрос. – Я достал из кармана “памятную” записочку, найденную вчера вечером. – Почему вы собирались звонить хьюстонскому шерифу насчет бойфренда Дженни?

Эйвор потянулась за листком, сосредоточенно всмотрелась в него – так археологи всматриваются в древние черепки, которые могут оказаться остатками чего-то интересного, что существовало в незапамятные времена. Для Эйвор проблема заключалась в том, что перед ней были не допотопные черепки, а листок бумаги с ее собственными заметками.

– Н-да-а-а, – нерешительно протянула она. – Почему мы собирались звонить Эстебану насчет ее бойфренда?

– Эстебану?

– Эстебану Стиллеру, хьюстонскому шерифу. Очень симпатичный человек, всегда отвечал на все наши вопросы.

Очаровашка этот Эстебан, подумал я.

– Что же он сказал о бойфренде Дженни?

Эйвор не сводила глаз с листка и наконец воскликнула:

– Вспомнила! Понимаете, в одной американской газете Туру попалась заметка о том, что бывший бойфренд Дженни некоторое время сидел в СИЗО за хьюстонское убийство, но за недостатком улик был отпущен. Тур хотел проверить, почему бывшего бойфренда изначально арестовали.

– И что ответил Эстебан?

– Что изначально они, увы, ошиблись. Но что именно ему предъявляли, он не сказал.

– Вы говорите “бывший бойфренд”, хотя в записке стоит просто “бойфренд”. Значит, это не тот парень, за которого Дженни вышла?

Эйвор фыркнула:

– Думаю, не тот. Мисс Дженни – порядочная дама. Такая за негра не пойдет.

Негр. В мире не так много слов, которые я не выношу, и одно из них – “негр”. Она что, не заметила, что говорит с чернокожим?

– Значит, парень, которого первоначально посадили в СИЗО за это убийство, был афроамериканцем? – Я подчеркнул последнее слово.

Эйвор захлопала глазами.

– Афро? Нет, если не ошибаюсь, он был из Китая. Вы же знаете, от них всего можно ожидать. Но, по-моему, он не убийца.

И оказывается, не негр. Негрокитаец, это что-то новенькое. Дуреха необразованная.

Я резко встал, поблагодарил ее за то, что позволила мне зайти.

– Когда я получу свою коробку? – с тревогой спросила она.

Я уже на пороге обернулся:

– Когда я закончу свое расследование.

Все, решение принято. Я рискну. Постараюсь реабилитировать Сару Телль.

Кто бы знал, как оно пойдет.

Часть II

“Такая, черт побери… непорочная”

РАСШИФРОВКА ИНТЕРВЬЮ

С МАРТИНОМ БЕННЕРОМ (М. Б.)

ИНТЕРВЬЮЕР: ФРЕДРИК УЛАНДЕР (Ф. У.), независимый журналист

МЕСТО ВСТРЕЧИ: номер 714, “Гранд-отель”, Стокгольм

Ф. У.: Не знаю, что и сказать по поводу услышанного. Лучше вас самого не скажешь. черт побери, история в самом деле шаблонная.

М. Б.: Именно. И поверьте, будет еще хуже.

Ф. У.: Неужели?

М. Б.: Увы. Взять хотя бы погоду. Помните эти нескончаемые дожди в начале лета? Помните, как было мокро и противно? Временами я думаю, уж не погода ли тут постаралась. Жизнь стала словно скользкое мыло, потому я и упустил ее.

Ф. У.: Вы хотите сказать, что контролировали свою жизнь, пока… ну, пока все это не случилось.

М. Б.: Да, контролировал. Уверяю вас, я человек ответственный. С виду не скажешь, но так оно и есть. Пока не грянула эта дьявольская свистопляска, я держал жизнь под контролем. Полностью. А теперь… все переменилось. Все.

(Молчание.)

М. Б.: Но вы же хотели услышать все, с самого начала, верно?

Ф. У.: Верно.

М. Б.: А началось все с дождя. Да, можно так сказать. Если бы не дождь, я бы вряд ли затеял этот проект.

Ф. У.: Проект?

М. Б.: Посмертно оправдать Сару. Не могу объяснить, почему это стало для меня так важно. Ведь ее уже не было в живых. Хотя в известном смысле все началось отчасти и с этого тоже. Со смерти Сары. Ах, будь она жива. Тогда бы я мог обратиться прямо к ней. Но такой возможности не было.

Ф. У.: Вы жалеете?

М. Б.: О чем?

Ф. У.: что решили помочь ей.

(Молчание.)

М. Б.: Как вам сказать? С одной стороны, на этот вопрос есть только один ответ: конечно, жалею, черт побери. С другой стороны… существует ли что-то более никчемное? чем сожаление? По-моему, едва ли. что было, то прошло.

Ф. У.: Поэтично сказано.

М. Б. (беззвучно смеясь): Поэтично, но верно. Сейчас все это кажется таким далеким. Даже дождь и тот кончился.

Ф. У.: И что же случилось дальше? Вы позвонили Бобби Т. и сказали, что поможете ему?

М. Б.: Позвонил. Потом мы снова встретились. А дальше…

Ф. У.: Дальше?

М. Б. (шепотом): Дальше я, сам того не зная, начал копать себе могилу.

9

Поздний завтрак с Беллой. Священный элемент среди весьма сумбурной повседневности. Было воскресенье, и мне нужно было встретиться с Бобби, сообщить, что́ я намерен предпринять по делу его сестры. Утром я позвонил ему и сказал, что нам надо повидаться.

– Значит, вы поможете Саре?

Словно она по-прежнему жива.

Голос был ровный – ни радости, ни энергии. Бобби Т. выдохся, как пиво, слишком долго простоявшее открытым.

– Расскажу при встрече, – сказал я. – Приходите ко мне в контору после обеда, в четыре.

Затем я позвонил Люси, спросил, нельзя ли Белле побыть у нее, пока я встречаюсь с Бобби. Она сказала, что можно.

Перед воскресным завтраком Белла тщательно выбирала одежду. Я старался выработать у нее такую привычку, старался развить ее чисто женскую сторону. Бог весть, сколько раз я получал за это по шее. Считать одни вещи женскими, а другие мужскими, разумеется, неправильно. Но только не для меня. И довольно об этом, ведь Беллу воспитываю я и никто другой.

– Что ты наденешь? – спросила Белла, прокравшись в ванную, где я брился.

Она была в одних трусиках.

– Пожалуй, черные чиносы и голубую рубашку, – ответил я.

Я говорил с серьезным видом, чтобы она понимала: одежда – штука важная, и в два счета такие вопросы решать нельзя.

– А ты сама что выбрала?

Она склонила голову набок.

– Розовое лондонское платье.

Я улыбнулся. Лондонское платье вообще-то куплено в Копенгагене, но в английском магазине.

– Отлично, – сказал я. – Надевай.

Белла выбежала из ванной. Я слышал, как она возится в своей комнате, а немного погодя она опять вернулась.

– Помоги мне. – Она показала рукой себе на спину.

Я отложил бритву, застегнул платьице.

– Может, сделаем прическу?

Она покачала головой.

– Нет, спасибо, пусть останутся длинные.

– Ты имеешь в виду распущенные.

– Нет, длинные. Ну что, идем?

– Сейчас.

Немногим позже мы, держась за руки, вышли из дома. И пока ехали на такси в “Хага-Форум”, Белла взахлеб рассуждала о том, что видит за окошком. – На детский праздник едете? – спросил шофер. – У нас поздний завтрак, – ответила Белла.

Говорят, что дети не способны усидеть на месте. А еще – что их не интересует еда. А вот я говорю, что все дело в правильном планировании и реалистических ожиданиях. Я, конечно, не рассчитываю, что она просидит за завтраком два часа, как маленький взрослый. Столько еды в ее тельце не влезет, да и непонятно ей, как много значит медленно наслаждаться едой. Вот я и позволяю Белле есть так быстро, как ей хочется, а потом она может порисовать или послушать сказку по моему телефону. Просмотр фильмов исключен. В ресторане это под запретом.

Сам я ем не торопясь и много. Потом читаю газеты, которые выбрал дома и захватил с собой. Иногда Белла ищет моего внимания, и я ей не отказываю. А в остальном позволяю ей заниматься чем угодно на ее стороне стола.

Как раз в это воскресенье я никак не мог сосредоточиться на газетах. Встреча с Бобби не давала мне покоя. Я чувствовал себя незащищенным и неподготовленным. Знал, что, прежде чем начинать работу, надо было обсудить это дело с кем-нибудь еще. Ну с какой стати тратить время на оправдание умершей женщины? Спасибо мне никто не скажет. И денег никто не заплатит.

Однако что-то в этом деле действовало на меня едва ли не магнетически. Я словно глядел в темный пруд, где спрятано сокровище.

– Ныряй, – шептал призрачный голос у меня в голове. – Ныряй, черт побери.

Ясное дело, я нырну.

Разве могу не нырнуть?

Стокгольм – город притягательный. Вода – вот что придает ему благородный шарм. Вода, гигантским зеркалом лежащая у подножия фасадов. Венеция ему в подметки не годится. Именно Стокгольм показывает, как украшают город водой.

Квартира Люси расположена на узкой улочке в Биркастане[7]. Там ни воды не увидишь, ни зелени. Когда мы шли от машины к дому, Белла крепко держала меня за руку.

– Почему она живет в таком темном месте? – спросила она.

Я и сам удивлялся, а потому ответил:

– Спроси у нее.

Когда я привел Беллу, Люси выглядела встревоженной.

– Мартин, что ты собираешься ему сказать?

Люси не Марианна, от нее так легко не отделаешься.

– Давай поговорим позднее, когда я вернусь. – Я уже был на лестничной площадке.

– Нет, мы поговорим прямо сейчас.

Я со вздохом вернулся в квартиру.

– Скажу, что не умею воскрешать мертвых, но, возможно, сумею подарить им покой.

Люси смотрела на меня с таким видом, словно не знала, плакать ей или смеяться.

– Я так и думала, что ты не сможешь отказаться.

Я замялся, как первоклашка перед учительницей.

– Но это же так здорово, Люси. Просто замечательно.

– А что он предлагает тебе взамен?

– Ничего. Денег, по крайней мере, не предлагает.

– Не нравится мне все это, – сказала Люси. – Ты же толком не знаешь, кто такой этот Бобби.

– Да ладно тебе! – рассмеялся я. – Всё, ухожу, скоро увидимся.

Я снова открыл входную дверь. Беллы уже и след простыл, она убежала в квартиру.

– Я серьезно, Мартин. Люди подумают, что тебя нанял псих.

На секунду я задумался о том, нет ли в ее словах доли истины. Хотя кому какое дело, если я немножко покопаюсь в уже закрытом полицейском расследовании? Да и вообще, я вовсе не собираюсь посвящать СМИ в свои проблемы.

– Скоро вернусь и заберу Беллу.

– Обещай, что в случае чего позвонишь.

– Само собой.

Войдя в контору, я призадумался, что́ она имела в виду. Скорее всего, инцидент насильственного характера, но тогда Люси последняя, к кому я обращусь. Несколько крепких полицейских куда надежнее.

Или Борис, неожиданно подумал я.

Однажды Борис пришел ко мне в контору и попросил о помощи. Этот Борис не одной, а обеими ногами стоял по ту сторону закона. Был из тех, кто не выносит дневного света. Человек тьмы, который хоронился в царстве теней, чтобы не попасть в лапы полиции или иных заклятых врагов. Мы оба прекрасно понимали, что полученную от меня помощь он вряд ли мог получить где-то еще. Нет-нет, я не совершил ничего противозаконного. На это я бы никогда не пошел. Но можно, пожалуй, сказать, что я сделал для него все возможное. Отчасти из любопытства, а отчасти и от страха. Не рискнул надеяться, что буду в безопасности, если откажу субъекту вроде Бориса. Короче говоря, я ему помог. И теперь нас связывал непогашенный долг благодарности. Его номер до сих пор был у меня в телефоне. Это давало ощущение защищенности.

Я пришел на десять минут раньше. Дважды вставал с кресла, регулировал освещение в комнате. На дворе хоть и было лето, однако по тусклому свету из окна этого никак не скажешь. Потемки, как в ноябре.

Следовало бы посвятить эти десять минут другим занятиям, а не играть с лампами. Еще раз обдумать свое решение, хорошенько его взвесить. Но я ничего такого не сделал. Соблазн был слишком велик, а вот осторожности явно недоставало.

Он явился точно в назначенное время. Допотопные джинсы, грязная футболка. И табачным дымом от него разило еще сильнее, чем при первой встрече, если такое вообще возможно.

На сей раз я встал, когда Бобби вошел в комнату. Поздоровался с ним за руку, предложил посетительский стул. Один из черных деревянных стульев, которые, по моему заказу, обтянули шкурой зебры. Сувениром из Танзании.

– Вы приняли решение? – спросил Бобби, когда его грязная джинсовая задница второй раз на этой неделе плюхнулась на зебру.

– Принял, – сказал я.

И сделал нарочитую паузу. И в переговорах, и в обычных спорах важно обеспечить себе превосходство. Иначе ничего не достигнешь.

Бобби нервно поерзал на стуле, и я забеспокоился, как бы заклепки на его джинсах не испортили мой красивый стул. Пожалуй, не стоит разводить канитель. – Я решил помочь вашей сестре.

Бобби даже бровью не повел.

Я ждал.

Бобби по-прежнему молчал.

Он что, пропустил мои слова мимо ушей?

– Я посмотрю, что можно сделать, – сказал я. – В смысле, никаких обещаний дать не могу. Вообще никаких, если честно. Но у меня есть немного свободного времени, и, похоже, вы правы, защитник Сары поработал не очень-то добросовестно.

Бобби медленно кивнул.

– Ладно, – сказал он, не выказывая ни намека на энтузиазм, которого я ожидал. – Пожалуй, я понял, что вы хотели сказать. Вы посмотрите дело, но ничего не обещаете. Согласен. Когда начнете?

Его реакция слегка смутила меня и сбила с толку. Почему он не рад? Да и чуток благодарности не помешал бы.

– Вообще-то я уже начал, – ответил я. – Постараюсь завтра получить полицейские протоколы и свяжусь с кем-нибудь из тогдашних дознавателей.

– Техас, – сказал Бобби.

– Простите?

– Вам надо съездить в Техас.

Я удивился:

– Прошу прощения, но, по-моему, это неактуально. Техас. Парень сбрендил? Что мне там делать?

– Тогда вы не сможете помочь Саре, – просто сказал Бобби.

Я кашлянул. Все кончалось, даже не успев начаться.

– Важно, чтобы вы реалистично оценивали мои возможности, – резко бросил я. – Я намерен заниматься вашим делом на досуге, то есть в свободное время. Поверьте, очень сочувствую вашей сестре, правда сочувствую, но ведь де-факто ее нет в живых и… н-да… скорее всего, будет нелегко привлечь людей к сотрудничеству, чтобы вернуть ей доброе имя. А что до поездки в Техас, well. Думаю, она вообще не стоит на повестке дня.

В Техасе я побывал дважды. Оба раза встречался с отцом. Но предпочитал о нем не вспоминать. Жил он в Хьюстоне. В городе, где Сара работала нянькой.

Темные глаза Бобби смотрели на меня. А я подумал, что глаза этого молодого парня видели слишком много мерзости.

– Я вам заплачу, само собой, – сказал он.

Я недоверчиво взглянул на него. Интересно, из каких же средств? Бобби не показался мне человеком, у которого на банковском счету много бабла.

– Я наследство получил. От бабушки. Так что могу заплатить. Если у вас будут расходы. Например, когда поедете в Техас.

Я наклонился над письменным столом. Сцепил руки и склонил голову набок.

– Бобби, read my lips[8]. Техаса не будет.

Я ошибся, или он вправду ехидно ухмыльнулся?

– Поживем – увидим, – пробормотал он.

Мы оба замолчали. Я украдкой посмотрел на свои часы. Кстати, чертовски шикарные. “Брайтлинг Бентли” 2010 года. Нашел в Швейцарии, в бутике, там и купил последний экземпляр за 85 тысяч крон.

– Как бы то ни было, – сказал я, пытаясь вернуть себе инициативу в разговоре. – Я работаю в том ритме, в каком получится, и дам знать, когда будет результат, которым я захочу поделиться. Или когда мне понадобится ваша помощь.

Я выдавил улыбку.

– Договорились?

Бобби покачал головой.

– Похоже, вы думаете, что все это просто игра, – сказал он. – Но это не игра. Для меня не игра. И для Сары тоже. Если вы не примете это всерьез, то… Он осекся, и я перехватил инициативу.

– Продолжайте, Бобби, – мягко сказал я. – Если я не приму это всерьез, по вашему примеру, то что вы сделаете? Пойдете в другую контору? Да пожалуйста. Вы же понимаете, я вовсе не горю желанием заниматься вашим делом. Фактически его и делом-то не назовешь. Вообще. Объяснить еще раз? Ваша сестра созналась в пяти убийствах. И помогла полиции отыскать вещдоки, достаточные для пяти смертных приговоров. А за день до начала судебного процесса сбежала. По всей вероятности, отправилась за своим сыном Мио и похитила его. После чего сперва убила сына, а затем себя. Это, друг мой, не дело, а жуткое дьявольское месиво.

На последних словах я повысил голос, и прозвучали они весьма злобно.

Бобби с жаром подхватил:

– И все же отказаться вы не можете. Так? Потому как знаете: я прав. Знаете, что Сара не совершала этих убийств. И хотите устроить судебный скандал. Очень вам охота показать всем границу между правдой и неправдой. – Он кивнул как бы сам себе. – Я знаю таких, как вы. Потому и пришел сюда. Знаю, что вы не сможете отказаться.

Обожаю мериться силами. И почти всегда побеждаю. Кроме тех случаев, когда сцепляюсь с Люси или с Беллой. Что до Бобби, я не знал, стоит ли с ним состязаться. Ведь я с самого начала отчетливо чувствовал, что он на шаг впереди, что он знает что-то мне неизвестное. Причем очень важное. Может быть, он считал это проверкой. Хотел выяснить, как быстро я сам добуду эту неизвестную информацию. Или играл в игру, которой я не понимал. Если так, плохи мои дела.

Я потер подбородок.

Ему, черт бы его побрал, надо уразуметь одно. Если он вообразил, будто я задумал нелепую забаву, пусть ищет другого адвоката. Как игрок, я руководствуюсь четким принципом и никогда от него не отступаю: играю только в игры, где правила заранее известны и согласованы.

– Послушайте, Бобби, – сказал я. – Кажется, вы неверно истолковали весьма важную деталь.

Он внимательно, прямо-таки с любопытством посмотрел на меня.

– Вот это, – широким жестом я обвел помещение, – контора. А не киностудия в Голливуде. И у нас с вами происходит сейчас самое обыкновенное совещание. А не итальянская стрелка, когда мужики рассаживаются вокруг стола и для начала выкладывают на стол пушки. Если вам нужен товарищ по играм, ступайте в другое место, потому что здесь вы его не найдете. Ни в каком смысле. Ясно?

Если б меня слышала Люси, она бы рассердилась. Она не терпит, когда я заносчиво разговариваю с людьми, стоящими ниже меня. Она говорит, все дело в том, что я так и не покончил со своим трудным детством. И не выношу людей, напоминающих тех, кто окружал меня в те годы. Наверно, она права. Как бы то ни было, Бобби, кажется, понял, о чем я толкую.

– Ясно, – сказал он. – Я просто хочу убедиться, что вы сделаете свою работу добросовестно. По-настоящему. Потому и готов заплатить. Чтобы знать: у нас договор.

– Не сочтите меня нахалом, но вы понимаете, сколько стоят мои услуги? Не знаю, какое наследство досталось вам от бабушки, только…

Тут Бобби перебил меня:

– Конечно, не знаете. Зато я знаю. Унаследовал я достаточно. Вы получите хорошие деньги. Лишь бы сделали то, о чем я прошу.

Волей-неволей я призадумался. О чем же он меня просил? Оправдать его сестру. Доказать, что она невиновна в убийствах, которые взяла на себя. А кроме того, была еще одна просьба.

– Мальчик, – сказал я. – Мио. Ваш племянник. К сожалению, я вынужден повторить то, что говорил прошлый раз. Я не найду его, потому что не стану искать. Увы. Разве только у меня появятся веские причины подозревать, что его смерть связана с этими пятью убийствами. Но сейчас я таких причин не вижу.

Бобби резко сглотнул. Провел пятерней по сальным волосам.

– Что ж, ваше право. Но вы наверняка передумаете. Потому что, как я говорил, все это взаимосвязано.

Пора прекращать дискуссию. Ведь я уже сказал все, что нужно, и знал, что он меня понял. Пока достаточно.

А Бобби впервые за все время вдруг потерял уверенность.

– Ну так как? – спросил он. – С чего начнете?

– Начну так, как говорил. Свяжусь с полицией, проработаю их материалы. Если удастся, потолкую с теми, кто вел допросы.

– Хорошо, – сказал Бобби, просто чтобы не молчать. – Хорошо.

Я вспомнил кое-что еще:

– Сами-то вы ничего не предпринимали по делу сестры? Если да, то лучше сообщите о результатах прямо сейчас. Чтобы нам не делать дважды одно и то же.

Бобби посмотрел на меня из-под опущенных век. Невозможно сказать, какие мысли крутились у него в голове в этот миг.

– Ясное дело, я поразнюхал вокруг. Разузнал кое-что. Был там один перец, который меня маленько заинтересовал.

– Перец?

– Сестрин бойфренд. Парень, с которым она долго тусила, но бросила его, когда слиняла в Техас. Он все никак не мог с этим примириться. По-моему, он и в Хьюстон поперся, чтобы вернуть ее.

Интересно. В дневнике упоминался какой-то надоедливый экс-ухажер. Одновременно у меня забрезжило предчувствие, что́, собственно, мне предстоит. Я всем твердил, что не намерен делать работу полиции. И все же упорно двигался именно в этом направлении. – Как его звали? – Я потянулся за ручкой.

– Эд, кажись.

– Фамилия?

– Понятия не имею.

Я поднял брови:

– Вы что же, никогда с ним не встречались?

– Не-а.

Я размышлял, чуя в его словах какой-то подвох.

– Вы с Сарой были близкими друзьями?

Глаза у Бобби блеснули.

– Да, – хрипло сказал он.

– Почему же она тогда настаивала, чтобы вы прекратили попытки доказать ее невиновность? Я точно знаю, что она настаивала.

Лицо Бобби стало непроницаемым.

– Просто ничего лучше не придумала. А еще боялась. Чего-то.

– Ей угрожали?

Он пожал плечами.

– Я не видел ее, поэтому не знаю.

Я бросил взгляд на свой блокнот, где записал одно-единственное слово: Эд.

– Моя работа упростится, если я буду знать имена Сариных друзей, – сказал я. – Если они у нее, конечно, были. Тогда я смогу двигаться дальше.

Бобби задумался.

– Ладно, – наконец сказал он. – Постараюсь выяснить, что смогу.

Я вспомнил кое-что еще:

– Прошлый раз вы забыли упомянуть одну вещь. Сарин дневник, который переправила сюда Дженни и который находился у Эйвор. Впредь избегайте подобных упущений – я смогу успешно вести расследование, только имея полную информацию.

– Я же не знал, что дневник такой важный, – неуверенно проговорил Бобби. – У меня тогда и без него мозги распухли – столько всего пришлось держать в голове.

– Еще какой важный. Там упомянуты события и люди, насчет которых мне хотелось бы иметь ясность. Вам известно, кто такой Люцифер?

Бобби коротко хохотнул:

– Люцифер? Так это папаша. Сволочь. Хотя…

От удивления я сперва не заметил, что он осекся. Но в итоге я понял. Люцифер – вполне подходящее прозвище для отца, который продавал родную дочь. – Ну? Что “хотя”?

– Да Люцифер. Отцовы кореша так его называли, когда напивались. Я и не знал, что Сара тоже использовала это прозвище.

– Вы уверены, что Люцифер – именно он, а не кто-то другой? Если я правильно понял из дневника, то он последовал примеру Эда: чтобы насолить Саре, рванул самолетом в Хьюстон.

– Может, и так. Я точно не помню. – Бобби опустил глаза. – Так или иначе, я не знаю никого другого, кого зовут или звали Люцифером.

Меня раздражало, что он настолько не осведомлен. Парень явно очень любил сестру. И все же ничегошеньки не знал о ее будничной жизни.

Я чувствовал, что надо закругляться. Пора Бобби отправиться домой.

– Отлично, – сказал я. – Я дам знать, когда что-нибудь раскопаю.

Бобби встал.

– И что же вы думаете? – спросил он. – Ну, о деле Сары.

– Ничего не думаю, – отрезал я. – Поймите, я пока только ковырнул по поверхности, но, как и вы, уверен, что с признаниями вашей сестры дело нечисто. Чтобы это доказать, надо поставить вопрос иначе: почему она взяла на себя пять убийств, которых не совершала? Что может толкнуть человека на такой идиотский поступок?

Бобби стиснул зубы.

– Именно это я и хочу выяснить, – сказал он. – Как она могла сознаться в пяти убийствах? И откуда знала все то, что вывалила на полицейских допросах? Про орудия убийства и все такое.

Вот и мне тоже интересно.

10

Рёрстрандсгатан – васастанская[9] Мекка, куда совершает паломничество помешанный на покупках средний класс. Забавно, сколько там толчется тридцати-сорокалетних людей, у которых кредитов выше крыши. Улица эта проходит от площади Санкт-Эриксплан до Карлбергсвеген. А следовательно, расположена поблизости от башни, где мы с Люси арендуем контору, и там много отличных ресторанов, куда можно пойти после работы. К тому же Люси, по непонятной причине, живет в Биркастане. И когда мы собираемся к ней домой, всегда есть лишний повод кутнуть именно на Рёрстрандсгатан.

Там-то мы и очутились, когда я расстался с Бобби и забирал Беллу.

– Как прошла встреча? – спросила Люси, помогая Белле уложить вещи в рюкзачок.

– Замечательно, – ответил я.

– Правда?

– А ты как думаешь? Парень чудной, но за сестру всей душой болеет.

– А ты за что болеешь душой? – спросила Люси.

Я пожал плечами:

– Не знаю. Что-то такое гложет внутри.

Люси вздохнула:

– Он тебе не угрожал?

– Ни капельки.

– Точно? Помнишь, что́ я сказала? Чтобы в случае чего звонил мне.

Я рассмеялся:

– Люси, угомонись. Ни один нормальный человек не додумался бы звонить тебе, если бы ему понадобился телохранитель. В случае чего я бы скорее позвонил Борису.

Настал черед Люси рассмеяться. Наконец-то. – Борису? Господи, я уж и думать о нем забыла. – Черт, непременно сообщу тебе, когда в следующий раз о нем услышу.

Наверняка очень многие люди не чертыхаются при детях. Увы, я не из таких.

Люси предложила пойти перекусить. Белла просияла и взяла меня за руку.

– С удовольствием, – сказала она.

Я смотрел на нее. Пытаясь представить себе, какой бы она стала, если бы моя сестра не умерла. Наверняка бы не ходила ни на поздний завтрак в “Хага-Форум”, ни на воскресный обед в ресторан. При мысли об этом голова у меня пошла кругом: что, если жизнь после смерти и правда существует? Ведь именно сейчас я был отнюдь не уверен, что хочу держать ответ перед родителями Беллы, когда умру.

Я стараюсь как могу, думал я. Она сыта, одета-обута, спит ночью в отличной кроватке. Первая в детском саду распрощалась с памперсами и вот-вот научится сама вытирать попку. Так что, в общем, я, пожалуй, заслуживаю одобрения, верно?

– Двинем в “Бебе”, – сказал я, имея в виду ресторанчик, который поначалу назывался индийским, а потом превратился в заведение, где подавали самую обычную еду.

– Сейчас, только губы подкрашу, – сказала Люси и скрылась в туалете.

Белла с интересом проводила ее взглядом.

А я размышлял о встрече с Бобби и о его непонятной связи с покойной сестрой. Сара решительно настояла, чтобы адвокат не общался с ее братом. И все же он продолжал думать о ней. Потому что когда-то они были очень дружны.

– Вообще-то никакого сходства, но чем-то их отношения слегка напоминают тебя и твоего брата, – сказал я Люси, когда мы уже сидели в “Бебе”. – Вы тоже дружны.

– Я пока что людей не убивала, – сказала Люси.

– Сказал же: в целом никакого сходства.

Люси промолчала, внимательно изучая меню.

– Что тебе взять? – спросил я у Беллы. – Тут есть… – Гамбургер и молочный коктейль.

В итоге мы все трое заказали одно и то же. Молочный коктейль в “Бебе” – обалденный. Мы с Люси попросили добавить капельку бурбона.

Пока ждали заказ, Белла рисовала.

– Ты не одобряешь, что я копаюсь в деле Сары Техас, – в конце концов сказал я, просто чтобы нарушить молчание.

– Да, – сказала Люси. – Не одобряю.

– Почему?

– Потому что не могу отделаться от ощущения, что тебя используют.

– Кто? Бобби?

– Оба. – Люси скривилась.

– Да ладно тебе, Сары нет в живых.

– И все равно она, черт побери, командует своим братом. Из могилы. Держит его железной хваткой, из которой он не может вырваться. Она умерла полгода назад, Мартин. Почему он не может просто жить дальше?

– Ему недостает сестры. Не говоря уже о ее сыне Мио, который, скорей всего, тоже мертв. Есть тут какая-то странность.

Люси легонько постукивала по столу длинными ногтями. Ногти у нее ярко-красные. Красивые. Отлично подойдут к черному бикини, когда мы будем в Ницце.

Принесли молочные коктейли. Белла сразу же схватила стакан. У меня язык не повернулся сказать, что если выпить перед едой слишком много коктейля, то никакого гамбургера уже не захочется.

– Думаешь, Сара виновна в убийствах?

– Несомненно.

– Почему раньше-то не сказала?

– Я говорила. Еще после твоей первой встречи с Бобби. Но позднее не напоминала, это правда. Наивно полагала, что ты придешь к такому же выводу.

Она вздохнула, отпила глоток коктейля.

– Пожалуй, так оно и есть. Но кое-какие детали фактически оставлены без внимания, и надо их проверить, прежде чем бросать это дело.

– Может быть, стоит сперва прочесть полицейские протоколы? То, что кажется оставленным без внимания, на самом деле, вероятно, всего лишь проверенный и отброшенный дознанием след.

– Будто я не понимаю. Но в таком случае мне нужно это услышать. Услышать непосредственно от полиции, что они проверили и ее бывшего бойфренда, и папашу, что нет альтернативных подозреваемых, которые уходят от ответа только потому, что, по мнению полиции, очень круто признать виновной хорошенькую девчонку.

Люси закатила глаза.

– Ну конечно же, именно так все и работает. Полиция выбирает, кто виноват, по размеру бюста подозреваемых.

– Детка, я не совсем это сказал. Точнее, совсем не это.

– Но имел в виду.

Я невольно улыбнулся. Муторно, конечно, когда рядом люди, которые знают тебя как облупленного. Муторно, но и приятно.

Принесли еду. Белла коршуном налетела на свой гамбургер, а мы с Люси начали тщательно препарировать содержимое своих тарелок. Подсолить, поперчить, поменьше хлеба и уж точно вон противные консервированные огурцы. Почему-то всегда забываешь заранее предупредить, чтобы их не клали.

– Как будешь распутывать этот клубок? – спросила Люси, проглотив кусочек-другой.

– Ты прямо как Бобби, – сказал я.

– Кто такой Бобби? – заинтересовалась Белла.

– Брат одной бедовой девчонки, – ответила Люси. Я захохотал.

– А мне нельзя братика? – спросила Белла, и смех застрял у меня в горле, даже больно стало.

Люси мило улыбнулась:

– Замечательная идея. Как по-твоему, Мартин?

– Белла, это не так просто. Брата в подарок не получают.

– Расскажи-ка подробнее. – Люси отложила нож и вилку.

Ох и заноза.

– Ты к чему клонишь? Не знал, что ты хочешь детей. Прости, не догадался.

На секунду время остановилось. Ведь прежде чем Люси совладала со своим лицом и оно опять стало непроницаемым, я успел заметить грусть в ее глазах. И вот тут до меня дошло, что она все еще не разобралась, хочет иметь детей или нет.

– Мы живем в несправедливом мире, – сказал я, просто чтобы не молчать. – Я-то могу стать отцом и в девяносто, а вот для вас, женщин, срок истекает, когда вы вдвое моложе.

Такое ощущение, будто во всем этом виноват я. Будто я – Бог, который взмахнул волшебной палочкой и сделал так, что женщины теряют фертильность, не дожив и до пятидесяти. Люси молчала, и я поневоле продолжил:

– Нет, я, конечно, читал про ту итальянскую клинику. Судя по всему, они помогали забеременеть дамам под семьдесят. А затеял все это наверняка старый греховодник Берлускони. Хью Хефнер от европейской политики.

Когда нервничаю, я смеюсь над собственными шутками. Непростительно, но так уж выходит. Я попробовал унять восторг по поводу собственных заявлений, отпив еще глоток-другой молочного коктейля. В результате бурбон с молоком попал в нос. И в носу жутко засвербело.

– Ты нездоров, – устало сказала Люси, когда белая жижа закапала из носа на тарелку. – Хью Хефнер.

Она вдруг рассмеялась, совершенно непринужденно. Белла тоже засмеялась, и на долю секунды у меня вдруг мелькнула мысль.

Вот она.

Вот она, семья, которой не было рядом, когда я рос.

Вот семья, которой я не заслуживаю.

Я посерьезнел, утер салфеткой рот. Белла и Люси продолжали болтать чепуху, а я погрузился в размышления о Саре Техас. О молодой женщине, которая однажды в юности не иначе как съехала с катушек и стала убийцей. Да какой – отнимала жизни одну за другой, без малейшего сожаления.

Люси считала ее виновной, но я не разделял ее уверенности. Бобби сказал, что я увижу: все взаимосвязано. Что пропажа Сариного сына связана с убийствами. Я не понимал, что он имеет в виду. Независимо от того, виновна Сара в пяти убийствах или нет, логично было бы предположить, что она забрала сына с собой в могилу. Спрашивается только, что она сделала с его телом. Круг ее общения тщательно проверили, фактически невероятно, что у нее есть близкий человек, которому она могла бы передать мальчика так, чтобы полиция ничего не узнала. Стало быть, мальчик мертв. Но почему она спрятала тело где-то в другом месте? Этого я понять не мог.

Я вполне отдавал себе отчет, что пока знаю об этом деле недостаточно. В первую очередь надо прояснить две вещи.

Что Сара делала в последние часы на свободе?

И кто отец ее сына Мио?

11

Началась новая рабочая неделя. По большому счету настало лето. Дождь лил без перерыва, а наш помощник Хельмер ушел в отпуск. Еще две недели – и мы махнем в Ниццу. Только вот тоски по солнцу и коктейлям на пляже, одолевавшей меня еще неделю назад, как не бывало. Теперь меня обуревало неуемное желание хорошенько разобраться в судьбе Сары Техас.

Долгими часами я молча сидел за письменным столом, рассматривая ее фотографию. Скользил взглядом по длинным волнистым волосам, по настороженным и все же грустным глазам, устремленным прямо в объектив. Фото лежало в картонке Эйвор, с пометкой “Снимал Бобби, 2010 г.”. Тогда она жила своей жизнью и была обычным человеком, а вовсе не наводящей страх преступницей.

Догадывался ли я тогда, сидя с этой фотографией в руке, во что ввязался? На этот вопрос я, безусловно, должен ответить отрицательно. Если бы знал – или хотя бы догадывался, – то, конечно, бросил бы свою затею, пока не поздно. Однако я был донельзя мало осведомлен обо всей этой истории, а потому продолжал рыть себе могилу. Снова и снова с силой вонзал в землю лопату. Всякий раз в полной уверенности, что на шаг приблизился к разгадке.

С одним из вопросов я разобрался в первый же понедельник после того, как решил протянуть покойной Саре руку помощи. Хватит играть в детектива, пора заняться делом более профессионально. Больше никаких кофепитий на кухне у Эйвор, никаких игр в угадайку. Мне нужны факты, и побыстрее. И я, стало быть, обратился в полицию.

Придя на работу, за несколько минут выяснил, кто вел дознание. В полиции у меня много хороших контактов. Тот факт, что мне самому довелось служить в этом ведомстве, пусть и меньше года, тоже способствует контактам. К моему большому удовлетворению, оказалось, что я лично знаком с дознавателем, который занимался делом Сары. Комиссар Дидрик Стиль. Классный мужик.

– Мартин Беннер, сколько лет, сколько зим, – сказал он, услышав по телефону мой голос.

Да уж, что правда, то правда. Последний раз мы виделись как минимум год назад, быстро подсчитал я.

Для начала мы обменялись обычными мужскими любезностями. Я по-прежнему с Люси? Да. А он все еще с прежней женщиной, в смысле с женой? Да.

– Ты в самом деле звонишь после такого перерыва, чтобы потолковать о моей личной жизни? – в конце концов сказал Дидрик.

Захохотал. И тут же закашлялся. Дидрик из тех, кто успел выкурить слишком много “Мальборо лайтс”, прежде чем взялся за ум.

– Нет, – сказал я. – Я звоню по совершенно другому поводу. Сара Техас. Дознание вел ты, верно?

Некоторое время Дидрик молчал, потом сказал:

– Да, верно. Почему тебя это интересует?

Я помедлил. Сказать все начистоту? Что ко мне приходил ее чудной братец? Что он готов заплатить мне за то, чтобы я доказал невиновность его покойной сестры. Жизнь научила меня кой-каким важным правилам. Одно из них гласит: в принципе правда всегда предпочтительнее вранья. Пусть даже она причиняет боль, коробит или смущает.

В общем, я рассказал, что произошло и чем я занимался последнюю неделю.

Когда я закончил, Дидрик вздохнул:

– Мартин, послушай доброго совета. Пошли все это к чертовой матери.

– Почему?

– Потому что все это быльем поросло. Потому что дело закрыто. Потому что история была столь же уникальная, сколь и скверная. Сары Телль нет в живых. Следствие прекращено. Начнешь копать – выставишь себя полным идиотом. Тебе это надо?

Долгие годы Дидрик принадлежал к числу немногих людей, к кому я прислушивался. Но не на этот раз. Он полицейский, у него своя задача, а у меня, адвоката, – другая. Я подвинул портрет Рональда Рейгана, который держу на столе. Надо тщательно выбирать, с кого берешь пример. И мой пример – парень, разоруживший русских.

– Увы, бросить не могу, – сказал я. – Потому что обещал Бобби попытаться. А вдобавок мне чертовски любопытно.

Дидрик аж застонал:

– Ты себя-то послушай! “Обещал Бобби”. Что это значит? С каких пор тебя заботит, что́ ты обещаешь или не обещаешь? Ну так вот: продолжай, если хочешь, но только без меня. А Бобби этот гроша ломаного не стоит. Родная сестра и та не желала иметь с ним дела.

Без меня, так он сказал. Н-да, не обнадеживает.

– Кружка пива, – сказал я.

– Прости?

– Приглашаю на пивко. И ты спокойно, без утайки расскажешь все, что помнишь, и ответишь на несколько вопросов. Дальше я справлюсь сам.

Дидрик пробурчал что-то невразумительное.

– Что ты там говоришь? – переспросил я.

– Говорю, что ты идиот, – уже громче бросил Дидрик. – Но против кружечки пива я, конечно, не возражаю.

– Спасибо. Бо-ольшущее спасибо. Сегодня вечером в “Пресс-клубе”? Часиков в шесть?

“Пресс-клуб” я назвал по одной-единственной причине: у них там просто невероятный выбор разных сортов пива.

– “Пресс-клуб”, в шесть, годится. До встречи.

Отложив телефон, я попытался сориентироваться в распорядке дня. Надо сосредоточиться на настоящих делах. Прежде всего, снова съездить в СИЗО, к парню, которому грозила тюрьма за тяжкие телесные. На сей раз я рассчитывал его расколоть. По-настоящему.

Но сначала я позвонил Сигне и убедился, что она не возражает, если я вернусь чуть позже. Мне вспомнилось время, когда я был свободен. Когда приходил домой и уходил по собственному усмотрению, когда полностью располагал собой. Дети все это меняют. Я понимаю, что, наняв няню, купил себе определенную свободу, но на самом-то деле мои нынешние будни в корне отличаются от тех, какими я жил всего несколько лет назад.

Сигне, как всегда, с готовностью пошла мне навстречу. Задержаться на два часа для нее не проблема. Да и скажи она “нет”, тоже никакой катастрофы. Белла просто отправилась бы со мной в “Пресс-клуб”.

Кучи документов у меня на столе были невелики. Как обычно в эту пору года. Все тихо-спокойно. Я вытащил досье парня, сидящего в каталажке. И с некоторым удивлением обнаружил, что оно меня раздражает. Нет у меня времени на такую чепуху. Лучше бы направить всю энергию на дело Сары Техас.

В дверь постучали, вошла Люси. Все, что слишком хорошо, чтобы быть правдой, зачастую именно таково и есть: слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сперва мне показалось, что в руках у нее пять бутылочек со спиртным. Потом я разглядел, что это солнцезащитный крем. Она поставила бутылочки на мой письменный стол и села на край стола.

– Скажи-ка, ты представляешь себе, какое летом солнце в Ницце?

Я не сводил глаз с кремов.

– Откуда мне знать?

Люси перебирала бутылочки. Под широким кожаным браслетом, украшавшим левое запястье, ее рука светилась белизной. Вот что я обожаю в Люси. Что ее белая веснушчатая кожа и рыжие волосы так великолепно сочетаются с моей темной внешностью. – Ты ведь хочешь туда поехать? – спросила она.

Она ничуть не тревожилась, задала вопрос нейтральным тоном.

– Конечно, хочу, – ответил я.

– Ты какой-то рассеянный.

Она погладила меня по щеке, скользнула пальцами по груди. Осторожно поцеловала меня.

– Ты чем-то огорчен?

– Нет, – сказал я. – Вовсе нет.

Она отодвинулась, но положила руку мне на плечо. – Ты ведь не допустишь, чтобы история Сары Техас заняла слишком много места?

Люси желала мне добра, но меня все равно покоробило. Одна мама у меня уже есть, во второй я не нуждаюсь.

– Разумеется, – коротко ответил я и встал. – Извини, мне пора в СИЗО. Крем мы обсудим попозже.

Люси так и сидела на столе, пока я складывал бумаги в сумку, которую всегда носил с собой. – Вечером увидимся? – спросила она.

– Я договорился выпить пивка со старым приятелем из полиции.

– По поводу Сары Техас?

– Просто выпить пивка.

Она встала, когда я направился к двери.

– Уже несколько дней прошло с тех пор, как мы встречались.

– Мы виделись вчера.

– Ты знаешь, о чем я, Мартин.

Я был уже у входной двери.

– Ты имеешь в виду, что мы давно не спали вместе.

Когда я обернулся и посмотрел на нее, она улыбнулась:

– Примерно так.

Я криво усмехнулся.

– Мне просто хочется зарядиться перед Ниццей. Увидимся позже.

– Пока.

Без всякой необходимости я громко хлопнул дверью. Возмущение обернулось разочарованием. Люси сделала свой выбор и теперь, хочешь не хочешь, должна с этим жить. Сама сказала, что нам не стоит быть вместе, что она не может жить с таким ненадежным человеком, как я.

Каждый делает свой выбор, подумал я. А потом живет с последствиями.

12

Парнишке, с которым я второй раз встретился в крунубергском СИЗО, явно, как и Люси, трудно справиться с последствиями своего жизненного выбора. Чувствовал он себя определенно плохо. Так происходит со всеми, кто сидит под строгим арестом. Шведские законы об аресте ужасны и не идут ни в какое сравнение с существующими в мировых демократиях. Это известно всем юристам и всем полицейским. К сожалению, политики наши тоже об этом знают, но предпочитают ничего не предпринимать. Для меня это загадка.

Выглядел парнишка хреново, весь какой-то замызганный. Интересно, чем он занимался. Отирался о стены камеры то передом, то задом?

– Питаешься нормально? – спросил я.

Он осунулся, под глазами залегли темные круги.

– Ну да, – ответил он.

Черт побери, людям, которые не умеют врать, лучше к вранью не прибегать.

– Тебе надо есть, и не ради меня, а ради себя самого, – заметил я. Бросил сумку на стол. Открыл ее, достал принесенные бумаги. – Давай-ка еще разок обсудим случившееся. Видишь ли, кое-что в твоей истории не сходится.

В ответ он опять напыжился. Что выглядело глупо, поскольку ему недоставало сил держать фасон.

– Я ведь уже рассказал, как все было. И вы, черт побери, должны мне верить. Вы же мой адвокат.

Я подавил вздох:

– Ну да. Это я и без тебя знаю. И пришел сюда исключительно как твой адвокат. Я в самом деле стараюсь сделать свою работу хорошо. Но мне будет легче, если ты поможешь сделать ее еще лучше.

Парень опустил глаза и сосредоточенно поскреб плечо. Стал таким же, как раньше. Испуганным и слабым. Вот этим и надо воспользоваться, ежу ясно.

– Ну, начнем. Я прочитал свидетельские показания твоих дружков. Тех, что якобы ничего не запомнили. Глупости они болтают. Ни один из них не был настолько пьян, чтобы в памяти возникли провалы. Твои родители тоже удивлены. Не понимают, почему твои закадычные кореша не желают тебе помочь и не рассказывают, как все было. Ты же не бил того парня.

Я видел, что он слушает, но на меня по-прежнему не глядит.

– У меня такое впечатление, что они боятся, – спокойно сказал я. – В точности как ты.

Он перестал судорожно скрести плечо, но все еще молчал.

– Ты загремишь в тюрьму, – сказал я. – Тебе понятно, что это значит? Понятно, что происходит с человеком, сидящим под замком? Когда нельзя ни выйти наружу, ни делать, что хочется?

Он посмотрел на меня, в глазах стояли слезы.

Я покачал головой.

– Зачем тебе такое? Ты ведь можешь этого избежать.

Вот теперь он наконец-то заговорил:

– Не могу я.

– Чего не можешь?

Парнишка молча плакал, повесив голову.

– Не могу рассказать, что произошло.

– Почему?

– Потому что будет еще хуже.

– Извини, как-как? Хуже? Хуже, чем загреметь в тюрьму? Хуже, чем вылететь из учеников?

Клиент кивнул, слезы ручьем катились по худым щекам.

– Рассказывай, – сказал я. – Рассказывай, что может быть хуже того, о чем говорил я.

Я терпеливо ждал, когда парень по другую сторону стола заговорит.

– Майя, – наконец прошептал он.

– Кто?

– Майя. Моя сестра. Ей пятнадцать, и у нее синдром Дауна.

Я пытался понять. Может, он хочет сказать, что побои тому парню нанесла его умственно отсталая сестра?

– Значит, Майя. Она была с вами в кабаке?

Он покачал головой:

– Да нет, не в этом дело. – Полные ужаса глаза смотрели на меня. – Он ее продаст.

Я почувствовал, что цепенею.

– Кто ее продаст?

– Расмус. Если я не возьму вину на себя, он продаст Майю своим корешам. Теперь понимаете? Понимаете, почему мне пришлось сказать, что бил я?

Я понял. Единственный из свидетелей, этот Расмус якобы прекрасно помнил тот вечер, когда произошло избиение.

Сердце у меня в груди екнуло.

Я понял куда больше, чем он мог себе представить. Клиент смотрел на меня, а я погрузился в размышления.

– Вы не должны никому об этом говорить, – сказал он, словно стараясь привлечь мое внимание. – Не должны, если не можете спасти и Майю тоже.

Я на секунду зажмурился, принуждая себя вернуться к реальности.

– Это мы решим, – сказал я, надеясь, что не слишком рассеянно.

Увы.

– Я же знал, нельзя ничего говорить. – Тыльной стороной руки мой клиент с силой потер лоб. – Черт, ну какой же я дурак!

Его злость и тревога заставили меня собраться.

– А ну кончай, – прицыкнул я. – Клянусь, я помогу тебе найти самое лучшее решение во всех смыслах. Поверь, когда твой кореш угодит в СИЗО, навредить твоей сестре он не сможет.

Клиент отчаянно тряхнул головой:

– Так ведь он рано или поздно выйдет из тюрьмы. Вдвое злее, чем сейчас. И примется и за меня, и за Майю. Вдобавок у него есть друзья. Уйма друзей, которые будут действовать по его указке, пока он кукует за решеткой.

Я вздохнул:

– Да брось ты. Поверь, в конечном счете очень мало кто из мафиозных типов ведет себя таким манером. Неужели ты на полном серьезе думаешь, что у него “уйма друзей”, которым ничего не стоит похитить пятнадцатилетнюю девчонку, к тому же умственно ущербную, и продать ее наркоторговцам? Забудь об этом.

Я видел, что продвигаюсь вперед. Клиент успокоился, хотя выглядел по-прежнему испуганным.

– Мы вот как поступим. Я информирую полицию, а они примут меры. Как считаешь, твои дружки, у которых на допросе начисто отшибло память, вспомнят твою версию, если мы их попросим? Или твой так называемый друган Расмус и их крепко держит в лапах?

– Не знаю, – сказал клиент.

Я так не думал. В таком случае они бы тоже лжесвидетельствовали, как и сам преступник.

– Вы не забудете про Майю? Главное – уберечь ее. Понятно, да?

– Вполне, – кивнул я.

Что ж, можно уходить. Все хорошо, что хорошо кончается. Быть не может, чтобы полиция не сумела защитить его сестренку. Это их работа и их обязанность. Хотя вообще-то я не был с ним согласен. Главное здесь – вовсе не его сестра Майя. А молодой парень, которого черт знает из-за чего избили и который из-за травмы стал эпилептиком.

Когда я встал, мой клиент, повесив голову, так и сидел на своем стуле. Чем-то он напоминал Бобби. Такая же тощая фигура, такой же загнанный вид.

И все же они разительно отличались друг от друга. У этого парня были все предпосылки для нормальной жизни. А у Бобби, честно говоря, вряд ли.

Я похлопал его по плечу.

– В ближайшее время все разрешится, – сказал я. – Постарайся поесть и поспать, скоро увидимся.

Он молча проводил меня взглядом, когда я уходил. Я чувствовал что-то вроде облегчения. С этим делом покончено, и я могу полностью посвятить себя Саре Техас.

Штука в том, что клиент помог мне понять кое-что, очень занимавшее меня всю последнюю неделю. Почему некоторые люди в определенных ситуациях берут на себя преступления, которых не совершали.

Они поступают так, чтобы помочь кому-то другому, или потому, что находятся под угрозой.

А иногда по обеим причинам.

Тому, кто намерен защитить Сару Техас, незачем искать другого убийцу. Как я говорил с самого начала, вполне достаточно найти здравое объяснение, почему она созналась в убийствах, которых не совершала. Например, ей угрожали. Или она защищала кого-то еще, потому что не хотела, чтобы он понес наказание.

Если верно последнее, если именно это объясняло ее поступки, то мне, честно говоря, надо бы задуматься. В моей жизни никогда не было человека, которого я бы любил настолько, что помог бы ему избежать наказания за убийства. А уж тем более не взял бы на себя ответственность за преступления.

Заставить клиента рассказать все начистоту оказалось сравнительно просто. Но Сара Техас мертва, она ничего уже не расскажет. Так что придется спросить самого себя: если бы мой клиент сам не рассказал об угрозе его сестре Майе, то как бы я об этом узнал?

13

"Пресс-клуб” и вполовину не так интеллектуален, как кажется по названию. Сам я, как уже говорил, хожу туда только из-за фантастического ассортимента. Почему туда ходит такой полицейский, как Дидрик, я понятия не имею. Наверно, тоже любит пиво.

– Тебе что, делать нечего, раз ты клюнул на такое идиотское предложение? – спросил Дидрик.

– Не знаю, можно ли назвать это предложением, – сказал я и хлебнул прямо из горла.

– Тогда еще хуже.

Дидрик выглядел так, словно родился с коричневой пивной бутылкой в руке. Превосходное добавление к его дорогущим джинсам и сшитому на заказ пиджаку.

– По-прежнему покупаешь всю одежду в Италии? – устало спросил я.

Устало, потому что изнывал от зависти.

– Само собой, – ответил Дидрик. – Где же еще? В “Дрессмане”, что ли?

Мы разом расхохотались.

Довольно юная девица, сидевшая в углу за компанию с жутко скучным на вид кавалером, посмотрела на меня. Я тоже посмотрел на нее и в знак приветствия чуть приподнял бутылку. Девица кивнула и скромно улыбнулась.

– Вот поганец, ты совершенно неисправим, и это прекрасно, – сказал Дидрик, проследив мой взгляд.

– Я просто смотрю.

– Да уж конечно. Как там Люси?

– Спасибо, хорошо. Скоро едем в Ниццу.

– Вдвоем?

– Угу.

– А Белла?

– Побудет у деда с бабушкой.

Дидрик покачал головой.

– Довольно-таки нелепо утверждать, будто вы с Люси не пара, тебе не кажется?

Я пожал плечами и снова поискал взглядом девицу, которой подавал знак бутылкой. Она все еще смотрела на меня. Во мне мгновенно проснулся охотник. Такую добычу даже приманивать не придется. Она уже сдалась и ждала – только не ленись да бери на прицел.

Дидрик хихикнул.

– Ты сущий ребенок, Мартин. Собираешься переспать с этой малюткой, просто чтобы доказать себе самому, что ты сам по себе, а не с Люси.

Я поперхнулся и отставил бутылку. Пора сменить тему, хотя тут он, по сути, прав. Конечно, я пересплю с девчонкой, которую облюбовал. Но Люси тут ни при чем. Нет, трахаться с бабами меня толкала похоть. Если тому были иные, более глубинные причины, то я не стремился их анализировать. В жизни и так хватает сложностей.

– Сара Техас, – сказал я.

– Я бы предпочел потолковать о твоей сексуальной жизни, – сказал Дидрик. – Очень она вдохновляет.

– Тебе никогда не приходило в голову, что фактически она может быть невиновна?

Дидрик посерьезнел.

– Да брось ты. Честно говоря, в глубине души я надеялся, что мы просто встретимся и выпьем пивка, оттого что ты устал и заскучал.

Я приподнял бровь, и он уступил:

– О'кей, будь по-твоему. Нет, я никогда не думал, что она невиновна. Ведь, как ты наверняка понял, она весьма охотно пошла на сотрудничество.

– Вот именно, – сказал я. – А с каких пор убийцы так поступают?

Почему-то моя горячность вызвала у Дидрика досаду.

– Будь добр, успокойся! – резко бросил он. – Ты болтаешь чепуху, Мартин. Ты плохо информирован, а тебе это не к лицу. Ведь малютка Сара раскололась отнюдь, подчеркиваю: отнюдь не в первую же минуту и не на первом же допросе.

Я сдерживался, ожидая продолжения.

– Началось все с того, что техасская полиция обратилась к нам за помощью в расследовании. Об экстрадиции эти любители смертной казни, понятно, даже не заикались, речь, разумеется, шла только о том, чтобы мы сами допросили ее. Янки предоставили нам материалы, какие имели на нее, и прокурор назначил предварительное расследование. Помнится, мы незамедлительно вызвали ее в управление. И безрезультатно. Техасцы проделали большую работу, чтобы связать ее с убийствами в Галвестоне и в Хьюстоне, но этого оказалось недостаточно. Недоставало технических доказательств.

Подошла официантка, спросила, не желаем ли мы закусок к пиву. Я заказал мисочку орешков, потом снова повернулся к Дидрику:

– Продолжай. Ты сказал, недоставало технических доказательств.

Мой откровенно саркастический тон он оставил без внимания:

– Словом, мы вызвали ее на допрос. Ты видел ее фотографии? На вид лет пятнадцать, не больше. Такая, черт побери… непорочная. Никто из нас не верил в ее виновность. Мне ужасно хотелось сразу же извиниться за беспокойство и закрыть это дрянное дельце. Но это, конечно, было невозможно, и мы начали допрос, как планировали. Знаешь, что она сделала?

– Нет.

– Ушла в оборону. Ничего не признала.

Вот это новость.

– Не взяла на себя ни одно из убийств?

– Ни одно. Что нас, понятно, ничуть не удивило. Причин задерживать ее у нас не было, пришлось отпустить. Один мой коллега, направляясь домой, вышел из управления вместе с ней. Так он после рассказывал, что она плакала, как ребенок.

– По-моему, опять же неудивительно.

– Конечно, – согласился Дидрик. – Но потом янки снова связались с нами. Они получили анонимный мейл, и мы помогли им его отследить. Ай-пи-адрес привел к Саре.

Я ждал продолжения. Что янки получили анонимный мейл, особо меня не взволновало. Девица с унылым кавалером смотрела на меня, широко улыбаясь, меж тем как ее спутник, уронив вилку, нагнулся ее поднять. Я быстро улыбнулся в ответ. Заметано: я хочу ее, а она хочет меня. Остается только осуществить все на практике.

– Значит, мейл, – сказал я, чтобы Дидрик понял: я слушаю.

– Да, мейл, – повторил он. – Отправленный с компа Сары. Догадайся, о чем шла речь!

– Понятия не имею.

– О том, где полиция может найти нож, использованный при убийстве в Галвестоне.

– Дай угадаю, – перебил я. – Он лежал в обувной коробке, которую кто-то спрятал во флоридском болоте.

– Круто, но мимо. Он лежал в пластиковом контейнере.

– Обувная коробка, пластиковый контейнер – не все ли равно?

– На чердаке у Сары Техас.

Итак, существовали веские доказательства вины Сары. Вообще-то я все время знал об этом, и тем не менее подтверждение меня огорчило. Вот так с нами и бывает, с теми, кто вечно гоняется за скорым результатом. Зачастую наш удел – разочарование.

Секунду я невольно анализировал собственные мотивы, побудившие меня заняться возможной причастностью умершей женщины к пяти убийствам. Может, я просто заскучал? Черт меня побери, иной раз, чтобы скрасить свои будни, я совершал странные поступки. И хотя минуло уже несколько лет, я по-прежнему в шоке от того, как изменилась моя жизнь, когда у меня поселилась Белла.

Правда, на сей раз все обстояло иначе, внушал я себе. Черта с два, дело не в том, что я просто заскучал и жаждал адреналина. В истории Сары было множество факторов, которые меня привлекали. Так было еще при ее жизни. Я не лгал, когда говорил по радио, что хотел бы ее защищать. Уже одна только связь с Техасом заставляла мое сердце биться учащенно. Я помнил все запахи и краски, соединенные для меня со временем, проведенным в этом штате. Вспоминал несчетные часы, когда колесил на машине вдоль и поперек по скудному ландшафту, чтобы увидеть как можно больше. Радиоприемник работал на всю катушку, тогда я и полюбил музыку кантри. Это было мое прощальное турне, прощание со Штатами. И с отцом. Бывают родительские предательства, с которыми привыкаешь жить, а бывают другие, с которыми свыкнуться невозможно. Предательство моего отца именно таково.

“Не знаю, как еще я мог поступить”, – сказал он, когда я укладывал вещи в багажник.

Вот тогда я впервые ударил человека. Бац! – прямо в челюсть, так что он рухнул как подкошенный. Я захлопнул багажник и поехал прочь. Оставил его лежать в туче песка и выхлопных газов. В свое время он бросил мою маму с маленьким ребенком. А теперь заявляет, что не знал, как еще мог поступить.

Полгода спустя он умер. Ни Марианна, ни я на похороны не поехали.

– Вижу, мне удалось посеять в тебе сомнение, – сказал Дидрик, прерывая мои размышления.

Я отхлебнул несколько больших глотков пива.

– Вовсе нет. Понятно, что у вас хватало улик против нее. Хотя немного странно, что она взяла с собой в Швецию орудие убийства.

– Не знаю, уместно ли в данном случае слово “странно”. Как-никак речь идет о серийной убийце.

У меня вырвался смешок. Дидрик со своей серьезностью выглядел забавно.

– Мартин, – продолжил он, – она знала всех жертв. Ты можешь объяснить подобную случайность?

– Мне это ни к чему. Давай лучше поговорим о том мейле. Какая у вас версия? Что, Сару замучила нечистая совесть и, побывав на первом допросе, она послала мейл техасской полиции?

– На это мы никогда не получим ответа, и, по правде говоря, мне плевать, – решительно сказал Дидрик. – Мейл был отправлен с ноутбука, который мы конфисковали у нее на квартире. Нож лежал не где-нибудь, а в ее чердачном отсеке, который, кстати, оказался сущим кладезем, когда мы при обыске систематически изучили его содержимое.

– В самом деле?

– В самом деле. Мы нашли ремень, который использовался при третьем убийстве, то есть ее первом здесь, в Швеции. Ты наверняка помнишь, она задушила продавщицу из “ИКА”. Вдобавок мы нашли следы мышьяка.

Я нахмурился.

– Которую из жертв она отравила?

– Пятую.

Я отставил бутылку с пивом.

– Мне хотелось бы ознакомиться со всеми протоколами предварительного расследования.

– Нет проблем, дело в открытом доступе, потому что успели выдвинуть обвинение.

– Эту пачкотню я тоже хочу посмотреть.

Дидрик помрачнел.

– Само собой.

У него зазвонил мобильник, и он быстро достал его из кармана пиджака. Сам я опять встретился взглядом с той девицей. Она встала, виновато улыбаясь своему кавалеру. Улыбка была вежливая, но вымученная. Совсем не такая, какую она послала мне, проходя мимо нашего столика по дороге в дамскую комнату.

Я заметил, как Дидрик фыркнул, когда я мигом вскочил и последовал за ней. Она удивилась, но и обрадовалась, когда я распахнул дверь дамской комнаты и зашел туда.

– Эй, вообще-то вам здесь не место, – сказала другая женщина, которая как раз мыла руки.

Реклама: erid: 2VtzqwH2Yru, OOO "Литрес"
Конец ознакомительного фрагмента. Купить полную версию книги.

Примечания

1

Здесь: Вот что главное (англ.).

2

Все та же старая песня (англ.).

3

Селен – город в шведской провинции Даларна; некогда оттуда стартовала лыжная гонка Васалоппет, сейчас старт проводится в Берге, но Селен по-прежнему остается популярным центром зимних видов спорта.

4

Односолодовый (англ.).

5

Смешанный (англ.).

6

Мурские часы – напольные часы, некогда выпускавшиеся в г. Мура, провинция Даларна.

7

Биркастан – район в центре Стокгольма.

8

Здесь: слушайте внимательно (англ.).

9

Васастан – жилой район в центре Стокгольма.